Так прошло около часа; вдруг вестник поднялся наполовину с земли и откинул с головы шкуру бизона, защищавшую его от тумана. Черная Птица сидел все так же неподвижно, устремив глаза на остров. — Молчание ночи нашептывает мне, — проговорил Антилопа, — что такой славный вождь, как Черная Птица, должен еще до восхода овладеть своими врагами и насладиться их предсмертной песней! — Мои воины не могут ходить по воде, как по суше, — возразил предводитель, — а люди севера разят наповал, если видят цель! Они не походят на людей юга, в руках которых ружья трепещут, будто колеблемые ветром тростники! — Черная Птица, верно, потерял много крови, и от этой потери мутится его ум и ясность взгляда. Если он позволит, то я буду действовать за него, и к утру его мщение совершится! — Распоряжайся, — согласился вождь. — Кем бы ни совершилось мщение, оно будет отрадой моему сердцу! — Хорошо, я доставлю сюда трех белых и того пленника, который остался без скальпа! При этих словах Антилопа поднялся и исчез в тумане. Черная Птица продолжал по-прежнему сидеть неподвижно, устремив пристальный взгляд на едва видневшийся вдали островок. Там в сердцах трех охотников, которым угрожала смертельная опасность, происходила такая же тяжелая борьба, и сон бежал от них. Подстерегаемые бдительными врагами, защитники островка не могли надеяться, как накануне, еще раз распалить ярость краснокожих. Розбуа и Хосе слишком хорошо знали неодолимое упорство индейцев и не предавались тщетным надеждам на то, что бесплодная осада наконец наскучит Черной Птице, он прикажет своим воинам возобновить нападение и таким образом подставит апачей под убийственный огонь белых. Что вождь твердо решил непременно захватить всех четверых, или хотя бы троих, живыми, истомленными голодом и сломленными страхом предстоящих пыток, не вызывало ни малейшего сомнения. Под влиянием столь мрачных размышлений все трое молча коротали время и, судя по всему, решились скорее погибнуть, нежели попытаться спастись, постыдно бросив раненого гамбузино на произвол дикарей. Фабиан ожидал смерти так же спокойно, как и его старшие товарищи. Он предпочитал смерть с оружием в руках мучительной гибели, уготованной им всем мстительными краснокожими. Глубокая тишина, в которую погрузились окрестности, служила доказательством в глазах опытных охотников, что враги не отказались от своих намерений, но Фабиану эта тишина казалась добрым знаком, милостью, ниспосланной с неба, которой следовало воспользоваться. — Все уснуло вокруг, — проговорил юноша, — не только индейцы и все живое, но даже сама река, кажется, замедлила свое течение. Костры и те угасают. Может, нам воспользоваться этими минутами, чтобы устроить вылазку на один из берегов? — Это индейцы-то спят? — с горечью проговорил Хосе. — Да они спят, как эта река, которая кажется неподвижной, а тем не менее несет свои воды до самого океана. Вы не успеете проплыть и трех футов, как индейцы бросятся вслед за вами, как койоты за оленем! Не предложишь ли что-либо получше, Розбуа? — Ничего не могу придумать, — развел руками канадец, выразительно взглянув на беспокойно ворочающегося во сне гамбузино. — Что ж, если у нас нет иного выбора, — сказал Фабиан, — умрем с честью друг подле друга, как предписывает христианский долг. Если победим, поможем этому несчастному, если погибнем — то, по крайней мере, перед судом Всевышнего никто не упрекнет нас, что мы покинули христианина, доверенного Господом нашей защите. — Да будет так, — торжественно провозгласил Розбуа. — Доверим свою судьбу Провидению, Фабиан. Оно свело нас после долгой разлуки, оно одно решит нашу дальнейшую участь. И я бесконечно счастлив, что могу еще побыть рядом с тобой, прежде чем наступит вечная разлука… — Собачьи дети! — вдруг крикнул Хосе. — Что это они еще придумали?! Взгляните, — испанец махнул рукой вверх по течению. Там, пока еще вдалеке, возникло большое красноватое пятно света. Оно будто скользило по воде, явно приближаясь к островку. Его свет становился все ярче и легко пронизывал туман, хотя над водой тот был так густ, что его, казалось, можно было хватать руками. Скитальческая жизнь закалила характер канадца; в отличие от темпераментного, склонного предаваться гневу Хосе, в критические минуты он обретал уверенность в собственных силах. Он давно и твердо усвоил, что встреченная со спокойствием опасность считается наполовину преодоленной, какой бы грозной она ни была. Вот и сейчас он хладнокровно сказал Хосе: — Не ты ли недавно толковал о выкуривании лисиц из нор? Так вот апачи решили проделать с нами нечто в этом роде! — Брандер! — догадался Хосе. — Они же изжарят нас заживо! — ярился бывший микелет. — Ты прав, — кивнул Розбуа. — Боюсь, они изжарят нас прежде, чем иссякнет наша провизия и заряды. Вот если бы можно было пустить навстречу огонь, но мы, увы, не в прерии, и потому все преимущества на стороне краснокожих. — Все же лучше бороться с огнем, — заметил Фабиан, — чем ожидать смерть в полной бездеятельности. — Верно, — согласился Красный Карабин, — но огонь страшный противник, с ним не так-то легко справиться. У осажденных не было никаких средств к борьбе с плавучим костром, который неумолимо приближался к островку. Оставалось броситься в воду, но это значило бы отдать себя во власть индейцев, которые или пристрелили бы их в воде, или, скорее всего, захватили бы живыми. Хитроумный Антилопа, решивший поджечь островок, именно на это и рассчитывал. По его приказанию индейцы срубили большое ветвистое дерево и устроили с помощью перевитых листьев и ветвей нечто вроде плота, на который настлали толстый слой травы, а сверху веток, подожгли эту адскую машину и пустили по течению к островку. Неслышно скользя по воде, неслась она вперед; до слуха наших охотников доносилось уже потрескивание от огня сухих сучьев, и среди черных клубов дыма, подымавшихся ввысь, вырывались длинные языки пламени, свет которого становился все ярче, так что на берегу против островка можно было уже разглядеть темную фигуру индейского часового. При виде его Хосе не смог удержаться от искушения. — Подожди, собака! — воскликнул он. — Хоть ты-то не будешь рассказывать своим родичам о последних минутах христиан! Между тростниками мелькнуло дуло винтовки, и в ту же минуту тишь расколол выстрел, вслед за которым стоявший на берегу индеец тяжело осел на землю. Как ни странно, апачи будто не обратили внимания на выстрел с островка; берега остались по-прежнему погруженными в зловещее спокойствие. Вопреки обычаю, ни одно восклицание не сопроводило последний вздох павшего воина. Пламя своеобразного брандера, неумолимо приближавшегося к острову, уже ярко освещало искаженные бессильной яростью черты бывшего микелета. — Дьяволы! — кричал он, топая ногами. — Чем больше вас я отправлю на тот свет, тем спокойнее сам переселюсь туда! — И, сжимая в руках винтовку, он отыскал глазами на берегу новую жертву для своей мести. Пока Хосе давал выход необузданной ярости, канадец внимательно следил за приближавшимся огненным шаром, который должен был поджечь сухие деревья островка. — Ну, чего ты любуешься на эту индейскую игрушку! — воскликнул Хосе, которому ярость сейчас затемняла рассудок. — Ведь сколько ни смотри, все равно не найдешь способа отогнать от нас этот плавучий костер, который сейчас врежется в остров! — Возможно, что и так! — последовал лаконичный ответ спокойно продолжавшего свои наблюдения Розбуа. Бывший микелет принялся насвистывать с беззаботным видом, стараясь скрыть свою ярость. — Однако краснокожие дьяволы могут запросто просчитаться, — пробормотал Красный Карабин, — и не будь я уверен в том, что на нас сейчас обрушится град пуль и стрел, то преспокойно оттолкнул бы от нас этот плавучий костер, как докучливую муху! Мы уже упомянули о том, что для поддержания груды сосновых веток — основного горючего материала — индейцы выстлали свой импровизированный брандер слоем свежей травы, толщину которого рассчитали так, что, когда брандер подплывет к островку, трава высохнет и тоже загорится, усилив пламя. Случилось, однако же, так, что плывущее дерево покачивалось, и травяной настил несколько раз окунался в воду то одним, то другим боком и не загорелся в нужное время. Смолистый же хворост почти наполовину прогорел, сгорели листья и тонкие ветки, толстые же ветви едва тлели. Это обстоятельство не ускользнуло от внимательного взора старого охотника, который, схватив длинный шест, хотел разбросать сырую траву, чтобы наверняка не дать ей вспыхнуть, но произошло как раз то, что он предвидел. Не успел канадец высунуться из камыша, как на него посыпался град пуль и стрел. Впрочем, выстрелы эти имели целью скорее испугать охотников, нежели причинить им вред. — Видно, черти твердо решили захватить нас живыми, — проговорил Розбуа, — что ж, пора рискнуть! Все еще опасный огненный плот почти приблизился к острову; еще несколько мгновений, и последний исчез бы в пламени пожара. Охотников обдало палящим жаром готового поглотить их огня, как вдруг канадец нырнул в воду. С обоих берегов раздался оглушительный рев, и глазам индейцев и оставшихся на островке охотников представилось изумительное зрелище. Плавучий костер неожиданно сильно закачался, резко наклонился вправо под напором могучих рук канадца, пламя вспыхнуло еще ярче и осветило окрестность; затем послышалось шипение, огненная масса перевернулась и исчезла в пенящихся волнах. Яркий свет мгновенно сменился тьмой, островок вновь окутали тишина, ночной мрак и все выше поднимавшийся туман. Сбитое с первоначального пути дерево проплыло мимо, даже не зацепив края островка обгорелыми ветвями. Под яростные завывания разочарованных индейцев и одобрительные возгласы друзей Красный Карабин вскарабкался на островок, весь закачавшийся от его усилий. — Ревите, сколько вашей душе угодно, ревите, пока у вас глотки не пересохнут! — проговорил Розбуа, стряхивая воду и переводя дух. — Все-таки мы еще не попали в ваши лапы; но, — добавил он тихо, — долго ли счастье будет сопутствовать нам? Действительно, избавившись от одной опасности, охотники не были гарантированы от множества других. Кто мог предвидеть все хитрости, на которые способны индейцы? Эти соображения вновь омрачили радость победы, которая вскоре снова сменилась грустным настроением духа и молчанием. Внезапно Хосе вскочил со своего места с таким радостным возгласом, что оба его товарища удивленно переглянулись. — Красный Карабин, дон Фабиан! — воскликнул он с жаром. — Мы спасены, ей-Богу, спасены! Ручаюсь вам! — Спасены?! — повторил канадец дрогнувшим голосом. — Говори же скорей, что надумал? — Вы, вероятно, заметили, как несколько часов тому назад вздрагивал островок, когда мы вытаскивали из него сучья? Да еще за несколько минут перед этим он также закачался от напора твоих рук, Красный Карабин? Так вот, мне пришла сперва мысль устроить небольшой плот из стволов деревьев, но я придумал теперь нечто получше: нас трое, и мы, соединив свои силы, отлично можем сорвать островок с основания и пустить его по течению, туман все сгущается, ночь темная, и завтра, когда рассветет… — Мы будем далеко отсюда! — подхватил обрадованно канадец. — За работу, за работу! Ветерок свежеет, следовательно, утро недалеко, и нам остается немного времени впереди. Как подсказывает мне мой мореходный опыт, вряд ли при таком течении мы сможем продвигаться со скоростью большей, чем два узла в час, а то и меньше! — Тем лучше, — заметил Хосе, — наше передвижение будет менее заметно! Неожиданно резкий крик как будто кем-то испуганной птицы внезапно нарушил ночную тишь. Он раздался в момент, когда у островитян вновь появилась надежда на спасение, и потому показался несколько суеверному испанцу зловещим предупреждением. — Крик совы! — встревожился Хосе. — Он предвещает недоброе! Розбуа усмехнулся: — Стыдись, Хосе! С твоим-то опытом и так легко поддаться на обман! Индеец и впрямь искусно подражает сове и, видимо, подает условный сигнал другим караульным. Слышишь? Ему отвечают! Действительно, ответный крик донесся издалека справа и почти одновременно слева, а затем и с противоположного берега послышались такие же тоскливые крики. — Уж не замышляют ли апачи какую-нибудь новую каверзу? — озабоченно спросил Фабиан. — От них всего следует ждать! — угрюмо буркнул Хосе. — Так и подмывает крикнуть, чтобы замолчали, а то слушать противно! — Ради Создателя, помолчи! — воскликнул Розбуа. — Чем больше они кричат, тем меньше сами слышат! Нам это лишь на руку, — добавил он, подходя к краю островка. — Что вы намереваетесь делать? — спросил Фабиан. — Может, мы втроем попытаемся сдвинуть остров, как предлагает Хосе? — Сдвинуть-то его мы, конечно, можем, Фабиан, но при этом рискуем разорвать его, как вязанку прутьев, а наше спасение зависит от того, чтобы сохранить его в том виде, в каком он создан природой. Его удерживают на месте один или несколько вросших в дно корней или какой-нибудь древесный ствол. Вероятно, прошло много времени с тех пор, как течением нанесло сюда эти деревья, судя по толщине почвы, которая образовалась над ними. Ствол или корень, служащий основанием этому острову, возможно, даже подгнил от действия воды. Вот в этом-то я и постараюсь убедиться! И Красный Карабин с величайшей осторожностью погрузился в воду. Оставшиеся на острове охотники напряженно ожидали результатов действий канадца, который временами исчезал под водой, напоминая водолаза, осматривающего днище поврежденного судна. Островок то и дело вздрагивал и качался. Время от времени голова охотника показывалась на поверхности: он быстро переводил дыхание и снова нырял. — Ну, что там? — с живостью спросил Хосе, когда Розбуа вынырнул в очередной раз. — На скольких якорях мы держимся? — Теперь уже всего на одном! Корень довольно толстый и глубоко врос в дно. Подай мне твой кинжал, Хосе, он побольше моего. — Может, тебе помочь? — предложил испанец. — Сам справлюсь! — Смотрите, не запутайтесь в корнях! — предупредил волновавшийся за охотника Фабиан. — Не беспокойся, дитя мое, — успокоил тот. — Скорее кит попадет на удочку, чем я останусь под этим островом, который могу разметать одним ударом плеча!