– Вы что вытворяете!? Шары опять залили, звезды микрорайона?! Ствол убери, дебил! Наконец булыжник колена окончательно ушёл с лехиной грудной клетки, позволив сделать полноценный вздох и повернуть голову в сторону потока света. Прямо перед лежащим навзничь Малыгиным стоял, судя по сутулой фигуре, Грека. Сквозь арку его широко расставленных ног он увидел, что лежит между машин по диагонали, уперев одну ногу в колесо «Форда». Держась за капот девятки, чуть согнутый Ермаков сплевывает тягучую слюну, а свет щедро расходится от широких лопат «мерседесовской» оптики. – Сергеич… – растерянно кто‑то протянул на другой стороне поля боя. – Я, Ермак, мажор ты сраный, мало тебя от мусарни отмазывал?! – голос Краснова (а это был именно он) загремел уже совсем рядом, – волыну сюда! Грека, смещенный могучей дланью, провалился в сторону и монолит кряжистой фигуры в расстёгнутой дубленке почти полностью перекрыл поток сияния. На фоне светящихся фар было отчетливо видно, как «тэтэшник» провалился в глубокий карман верхней одежды. – Поднимите его! – скомандовал главный тренер области, – д а, аккуратно… Придурки… Кто‑то услужливо кинулся к Лехе, но тот и сам уже вставал на ноги. Без поддержки всё же не обошлось – его качнуло, но подставленные сзади руки упасть не дали. – Как ты, живой? – чуть снизу заглянул в опущенное лицо Малыгина Андрей Сергеевич, – сам до машины дойдешь? Леха кивнул. Его наконец начало бить мелкой дрожью. Холод, отходняк от полученных побоев и пережитого стресса сетью затягивал все тело. Двое ермаковских «молотобойцев» сопроводили его до заднего сиденья красновского мерседеса. И в теплом салоне, на подогреве кожаных сидений Леха отключился. Он не увидел, что на переднем пассажирском сиденье расположилась Таня, нервно и пугливо кусавшая губы. В то же время она, быстрым движением перегнувшись, вытерла кровь и грязь с его лица своим носовым платком. Не видел Малыгин и того, что происходило на парковке. – Вы чего до парня дое…лись!? – обычно очень сдержанный Краснов, гвоздил матом не хуже грузчика ликероводочного завода, – дерзкое новогоднее настроение?! – Сергеич, он в западло Юрца, с локтя рубанул… – длинный Рома робко ответил за всех. Удивительная картина разворачивалась на задней площадке «Универбыта». Плотная невысокая фигура главного вологодского боксёра, казалось, мозжила сознание четырех дерзких и агрессивных парней. Словно радиация, его слова и интонации сутулили их широкие спины, делали ниже ростом и заставляли опускать глаза в истоптанное снежное покрытие. – Где рубанул?! – Краснов резко развернулся в сторону осмелившегося вякнуть, – в подъезде? С десятком быков? Или может он вертухаем работал и, Ермака, когда тот на сутках, дубьем отбуцкал а!? Он студент! Студент, сука, первокурсник! Бойцы молчали. Даже скрипучий и жестокий Грека еле заметно жался, отступая в темноту. Краснов переводил десятипудовый чугунный взгляд с одного на другого, наконец, уткнув в перебитую переносицу, отхрипевшегося, Ермакова. – Андрей Сергеевич, – севшим голосом пробормотал тот, – мы не хотели ничего такого, просто поговорить, а он… – А он не зассал, да!? Ни стволов ваших, ни ксив мастерских!? – Краснов подтянул за ворот кожаной куртки пандуЕрмакова, – Юра, я этого пацана хотел в сборную области взять, на первенство страны готовить, а вы, уроды, на инвалидность его чуть не перевели! Вы бы такие смелые с фаридовскими были или у Макара таксистов отжали вокзальных! И Таньку Владимирову ты на хера в этот блуд втащил! Я же тебе говорил, кто её отец! Идиот! Он из вас всех фарш сделает и у себя на даче собакам скормит! – Так это… Она ж в клубе… – растерянно оглянулся на своих Ермаков. – Это она мне на пейджер скинула, что вы обеими ногами опять в жир залезли! Я только с Москвы в город заехал, хотел в баньке посидеть с братом, а тут… Краснов устало, но уже без агрессивной экспрессии, махнул рукой. – Короче, пацана этого не трогаете и забываете на хер. Ты, Греков, завтра игрушку свою у Вошкадера выкупишь, он тебе и сумму скажет. Это ваш штраф за то, что коллективной собственностью как своей распоряжаетесь. Хочешь, сам плати, хочешь, вон, на мажора повесь или на всех раскиньте… А сейчас ведра забирайте, телок подотрите и по ха‑вирам… Да, Таню я сам увезу. Всё. Широкая морда «Мерседеса, вплыв на освещенную парковку из уличного сумрака, внесла в алкогольно‑клубную монотонность заметное оживление. Одно из отличий небольшого города – все знают принадлежность крутых машин. Поэтому красновский «мерс» срисовали сразу же. Легкий, почти видимый, шелест прокатился по кучкам курящих и тусующихся и, вполне осязаемо, юркнул в тоннель входной группы. Краснов не был частым гостем ночных клубов, предпочитая русскую баню, поэтому появление его автомобиля перед увеселительным заведением можно было назвать событием городского масштаба. Малыгин, пришедший в себя, удивленно, изредка морщась от болезненных ощущений, осматривался в, бликующем кожей, салоне немецкого автомобиля. Девушку он не видел за широченной спинкой переднего сиденья и, лишь когда в салоне на секунду вспыхнул свет – Краснов, открыв дверцу, сел за руль – Леха понял, что в машине он не один. – Как себя чувствуешь, боксёр? – грузно повернулся в его сторону Андрей Сергеевич, – ч то, где болит? – Везде, – улыбнулся Малыгин, – но не смертельно… – Это хорошо, – удовлетворенно хмыкнул Краснов, – сам понимаешь, в больничку не поедем… Ты где обитаешь? – В общаге, на Горького… – Сам из Ярославля, вроде бы? – под этот вопрос машина зарулила ко входу в клуб. Да… На истфаке учусь… – превозмогая астеническое состояние, Леха чуть подался к передним сиденьям. И замер. Тот самый – сандаловое – фруктовый запах, которым он бредил, сидя на стуле в вонючей кухонной подсобке «Джема», едва уловимой кистью прошелестел по обонянию. – А здесь чего забыл? – Краснов кивнул через лобовое стекло на появившийся в зоне видимости клуб, – потанцевать? – А он здесь в охране работает, – Таня, развернувшись, наконец показала себя Малыгину, – но только в непутевой какой‑то… Ни украсть, ни покараулить. Она весело, явно скрывая испуг, посмотрела Лехе прямо в глаза. Смешинка её взгляда подействовала как обезболивающее – потерпевший просиял ответной улыбкой, но тут же схватился за ссадину от пистолетного ствола, пробороздившую шею. – Ты с Травой, что ли, шагаешь? – несколько озадаченно спросил Краснов, – к огда успел‑то под него нырнуть? – Нет, я первый день, – Леха не отрывал взгляда от спинки и подголовника, за которыми вновь скрылась Татьяна, – сосед по общаге попросил подменить кого‑то… – Харлам? – скорее с утвердительной, нежели вопросительной интонацией произнес Краснов. – Да, а вы откуда… – Понятно… – протянул, чуть отпуская напор диалога, Андрей Сергеевич, – Харлам давно мог бы уже нормальные бабки зарабатывать, а всё билетики на входе проверяет… Чего ж ты его с пацанами не позвал, когда тебя Ермаков на рамс поволок? – Не успел, да и я ж без претензий… – Он не захотел, я просила уйти, а он уперся, – снова вмешалась девушка в мужской разговор. – Третий раз за сегодня ты меня удивил, пацан… Вон, кстати, и Харли собственной персоной. Краснов кивнул на лобовое стекло. По ступенькам, без верхней одежды спускался Харламов. Леха удивился – никакой озабоченности на лице товарища не было. Он был спокоен, некоторым образом даже доброжелателен. Лехин взгляд упал на приборную панель, и он увидел время на циферблате. 00.28. А выходил он подышать свежим воздухом в начале первого. То есть все эти, пожалуй, на сегодня самые драматичные, события в его жизни случились в отрезке минут пятнадцатидвадцати. Естественно, неведение Харламова было абсолютно объяснимо. – Посидите, – коротко бросил Краснов и вышел из машины. Пока Харламов почтительно здоровался с Андреем Сергеевичем, перекидываясь фразами обязательной программы приветствия, Леха засмотрелся на профиль Татьяны. Та, почувствовав его взгляд, обернулась. – Я не знаю, зачем я это сделала. – Что? – не понял Малыгин, начинавший терять нить мыслей, когда девушка обращалась к нему столь непосредственно. – Зачем в раздевалке спрятала, зачем Андрею Сергеевичу на пейджер скинула, что Юра тебя избить хочет, зачем платок свой испачкала…, – рассмеявшись, уже на выдохе, она бросила бежевый комочек Малыгину на колени. Леха автоматически поймал подачу, но ответить ничего не успел. – Малыга, е!.. – резко распахнувший заднюю дверцу, Харламов осек, вылетевшую было, матерную тираду, при виде девушки и истерзанного состояния младшего товарища. – Нормально всё, – пробурчал, вновь выбираясь на холод, Малыгин, – отогреться надо бы… Видóк у него был ещё тот. Оторванный рукав олимпийки, пятна от растаявшего грязного снега на джинсах, ссадина в пол‑лица и распухшие губы с запекшейся кровью. – Ты за каким хером поперся с ними!? – зашипел в ухо Харламов, стараясь, чтобы его не услышали находившиеся рядом посетители клуба, – меня не мог позвать? – Не мог, – вписался Краснов и похлопал Малыгина по спине, – забирай его быстрее. Водки полтинник внутрь и сотку снаружи, а то простынет. Всё, пока, после Нового года увидимся… Леха проводил взглядом тяжелую корму «Мерседеса», выбравшегося на проезжую часть и прощально моргнувшего стоп‑сигналами. Харламов тянул его в здание, пьяные зеваки бурно обсуждали визит авторитетного предпринимателя, где‑то вдалеке бахнул предновогодний фейерверк. Харламов, наконец, сдернул Малыгина со стоп‑крана и тот, понуро пошагал по ступеням входа. И только поднявшись к дверям, он увидел, что в кулаке зажат кусок бежевой ткани. Платок Тани Владимировой. Глава 10 Купание в снегу, многочисленные телесные повреждения и нервное истощение всё же подорвали лехино здоровье. Воспаление легких, как следствие самого насыщенного в жизни дня, почти на месяц выключило Малыгина из активной фазы существования. Утром следующего дня боль в груди, изначально списываемая на полученные удары, сплелась с тяжелым кашлем и перетекла в горячечное состояние. Уже к вечеру стало совсем нехорошо, и Харламов вызвал «скорую». Врач «скорой помощи» быстро поставил диагноз. От госпитализации Малыгин отказался и, в связи с тем, что в праздничную неделю он остался в комнате один, соответственно заразить никого не мог, доктор прописал постельный режим и амбулаторное лечение. Всё это время по‑новогоднему полупьяный Бобиков, как он сам выражался «в предоргазменном состоянии», пытался поддержать, лежавшего пластом, Малыгина. Отпускал шутки из разряда «черного КВН», выдавал миниатюры и порывался привести сиделку. «Лет восемнадцати, с наличием вагинальной короны», – юморил Артемий. В связи с миновавшей угрозой, Леха хворал уже в своей комнате, а Бобиков, по просьбе Харламова, контролировал течение болезни. При этом принципиально маску не надевал, поясняя, что уже принял дезинфицирующее средство, и шутя, не к месту, о том, что «во рту всегда на два микроба больше, чем в жопе». Кроме этого, слухи о драматичном спарринге и последующей разборке за «Джемом» распространились практически во всех молодежных кругах города. Фигура Малыгина начала обрастать романтическим ореолом, а трубадуры Бобикова усиливали скорость и эффект распространения внесением пазлов несуществующих подробностей. В частности, одной из былин было повествование о дуэли Ермакова и Малыгина на пистолетах. Имел место сказ об «одним махом троих побивахом». Сабельный бой в перекрестье прожекторов… Ну, а самой раскрученной версией событий был эпизод с появлением великого Артемия с автоматической винтовкой М‐16 под конец разборки. «Очередь над бритыми головами и боксёры разбежались…» – тараща глаза вещали в народе бобиковские тролли. Все эти нелепицы, посмеиваясь, рассказывал Харламов, забегая проведать больного, в перерывах между тренировками и работой. Леха натянуто улыбался, борясь с искушением узнать что‑нибудь о Татьяне. Появляется ли она в клубе?.. Что с Ермаковым?.. Вместе ли они?.. И прочие вопросы рефлексирующего поклонника. Но молчал. Из последних новостей, уже близкой для Лехи бандитской темы, стало официальное назначение «смотрящим» по городу Макара, до этого имевшего статус и. о., и, соответственно, увеличившееся число присягнувших сторонников воровского хода. Что, в первую очередь, вылилось в резко скакнувший показатель ресторанных дебошей. – Щеглы лет по семнадцать‑восемнадцать на прорыв идут, прикинь, – рассказывал Харламов во время одного из посещений, – прямо в толпу сбиваются, херню какую‑то орут про порядочных арестантов и ломятся сквозь охрану… Без оплаты, чисто по‑баклански. А нас трое на входе, кого смогли выкинули… Бульдог челюсть кому‑то сломал… Короче, веселого мало. Человек пять в зал прорвалось, изловили их потом… – И что, в детскую комнату милиции сдали? – с мокрым кашлем перебил Леха. – Да нет, вытащили на задний двор, ноги ментовскими палками отсушили, – мрачно ответил Харламов, – у них глаза стеклянные, верещат, мол, им смотряга разрешил с барыг получать. Типа, наш город и всё такое… Самое херовое, в этой толпе я пару малолеток из «Труда» опознал. По ходу, подсадили на блатную романтику… – А раньше, как было? – Леха удивился смене настроения товарища. – А раньше, в основном, из колоний воспитательных молодежь была… Или уже нормальные сидельцы, – хмыкнул Дмитрий, – им на дискотеки наплевать. Чифирят, на рынке пятаки сшибают, да шмар колхозных по притонам трепят. Тут какой‑то непонятный замес начинается. В «Севере» такая же была буча, в «Планете обезъян», на Пакле…