- Удивительное совпадение! – Нюсе несказанно шла амазонка цвета морской волны, крою весьма простого, но за этой простотой виделись немалые деньги. И новая шляпка ее с узкими полями да высокой тульей тоже была хороша. – А мы только-только о вас говорили! Аполлон восседал на массивном жеребце фризской породы. Вороной масти, гладкого окраса, тот казался огромным. Он тряс тяжелой головой, грыз удила и лиловые глаза, налитые кровью, глядели зло. - Доброго дня, - Аполлон привстал на стременах. – Тоже прогуляться решили? - Немного. Встреча Василису совершенно не обрадовала. До дома рукой подать, даже если пешком идти, то за час они бы добрались. Она бы предложила чаю. И Демьян Еремеевич, конечно, согласился бы, потому как отказаться в нынешней ситуации было бы крайне невежливо. С чаем же продолжилась бы нынешняя их беседа, пускай пустая, но приятная. И быть может… - А коня где потеряли? – Аполлон окинул Демьяна Еремеевича взглядом, полным собственного превосходства. Тот же, виновато улыбнувшись, ответил: - Сбежал. - Конь? - Конь. - От вас? Демьян Еремеевич развел руками, всецело признавая собственную вину. Фыркнула и отвернулась Нюся, дернула поводья, раздирая губы мелкой кобылке, которая попятилась, затрясла головой. - А этот чей? – Аполлон указал стеком на Хмурого. - Мой, - Василисе не хотелось разговаривать. А хотелось домой. - Хорош… правда, староват. И порода… орловский? - Орлово-ростопчинский. - Для военных сошел бы, но лично я предпочитаю фризов. Сильные, - он похлопал жеребца по шее, правда, поводья не ослабил, верно, зная норов. – Из последней дюжины. Мой агент прислал. Думаю, завод открыть. Россию давно пора знакомить с по-настоящему отличными лошадьми. Он замолчал, верно, ожидая похвалы. И Нюся поспешно захлопала в ладоши. А Демьян Еремеевич тихонько вздохнул, чтобы поинтересоваться: - И давно вы катаетесь? - Я недавно выехал. Терпеть не могу ранние подъемы. А вот Аннушка, кажется, у нас жаворонок. Аннушка слегка зарозовела. - И амазонка! Ничего не боится. Встретил ее одну, в лесу… - Маменька спала, а мне вот… - Аннушка потрепала кобылку по шее. – Сказали, что конюшни здесь имеются, вот и решила покататься. Правда, если маменька узнает, что я одна ездила, то рассердится. А когда она сердитая, то такая занудная становится, сил никаких нет терпеть. Это было сказано с преочаровательнейшей улыбкой. - Возможно, - осторожно заметила Василиса. – Ваша матушка просто о вас беспокоится… здесь все-таки горы, и заблудиться легко… да и мало ли… - Я не заблужусь, - Нюся наморщила носик. – А чтобы мало ли, то у меня вот что есть. Она показала крохотный, как в руке удержать, револьвер. - И будьте уверены, стреляю я преотлично! Аполлон рассмеялся, невесть отчего. И жеребец его, то ли к смеху не привычный, то ли просто решивший показать норов, поднялся вдруг на дыбы. Захрипел Хмурый, не желая терпеть этакой наглости… - Назад, - рявкнул Демьян Еремеевич и повод потянул, и удержал, хотя Хмурый порой бывал весьма упрям. А после, поднырнувши под шею, обхватил ее обеими руками, заговорил что-то тихо и быстро, коня успокаивая. И что удивительно, тот послушал. - Прошу прощения, - в голосе Аполлона не было и тени раскаяния. – Застоялся… сейчас справлюсь. А вы… - Домой, - Василиса оглянулась на Хмурого, который превнимательно слушал человека, еще недавно бывшего чужим. И за фризом следил, то и дело зубы скаля. - Тогда не будем мешать, - сказала Нюся поспешно, словно опасаясь, что и их пригласят в гости. – А мы еще покатаемся, верно? - Конечно, - Аполлон приложил руку со стеком к пробковому шлему. – Были несказанно рады увидеться. А вот цветов вы заслуживаете других. Более изысканных… Он пришпорил жеребца, и тот сорвался с места одним огромным прыжком. - Неприятный человек, - сказала Василиса, отчего-то испытывая смущение. – Простите. - Это вы меня… - Вас за что? - А вас? - Не знаю, но… моя сестра говорит, что лучше лишний раз извиниться, чем вот так… знаете, ни за что бы не подумала, что Нюся умеет верхом ездить, - Василиса сочла за лучшее тему сменить. – И весьма неплохо… - В школах учат. - Учат, но… не так. Практика нужна и немалая. И отнюдь не в парке, где лошадь только рысью и пустишь. - А еще одна, с револьвером, - не в тему заметил Демьян Еремеевич. И, вздохнувши, сказал: - Может, вы все-таки в седло сядете? А то мне, право слово, неловко… - Потерпите, - Василиса перехватила букет поудобнее. – Тут недалеко осталось. Этот дом оседлал скалу, в то же время сроднившись с нею, как хороший наездник сродняется с лошадью. Он врос в камень каменным же основанием, из которого вырастали беловатые стены, и плоская крыша. Черепица давно уж утратила свой блеск, выгорела местами едва ли не до полной потери цвета. Зато на ней, наглый, глянцевый, распластался виноград. Он пустил побеги по северной стене, захвативши ее полностью, попытался обосноваться и на прочих, только был остановлен. - Дом начали приводить в порядок, но… - Василиса остановилась и смахнула пыль со лба. – Здесь давно никто не жил. - Почему? - Да как-то вот… не знаю, даже. Не получилось, что ли? И нет, не подумайте, меня никто не держал взаперти, наоборот… но… повода не было приехать? Когда тетя жила, то ладно, а потом… - она слегка нахмурилась. – Когда вернулась, то… визиты и снова визиты… сезон начался, и уезжать неприлично. Потом… опять визиты. И помолвка. Подготовка к свадьбе… куча всего пустого, как теперь понимаю. А казалось важным. Вот бывает же так, что ничего-то не делаешь, а время уходит. Демьян кивнул: бывает. - Идемте, а то Ляля, верно, изволновалась вся. Да и вам отдохнуть надобно. - Мне бы… - Сперва отдохнете, а после Аким вас и отвезет. Находились вы изрядно. - И вы. - И я, - согласилась она. Ляля и вправду выглядела взволнованной. Нестарая еще женщина, суетливая, шумная, но при всем том какая-то на удивление уютная. Она охала и ахала, и вздыхала, и исчезла, чтобы вернуться с кувшином упоительно ледяного кваса. - Только пейте потихоньку, - она сама разлила квас. – А то горло заболит… обед я Акиму велела с ресторации везти, только… - Мне бы… - тихо произнес Демьян, чувствуя себя до крайности неловко. В нынешнем виде ему за обеденным столом не место, грязный, пропотевший, верно, насквозь, припорошенный пылью, он и в дом-то заходить не должен был. Но зашел. - Чай подай. В малую гостиную. - Чаем нормальный мужик не накормится, - проворчала Ляля себе под нос. - Вы… извините, она довольно своенравна. И вообще… просто… - Василиса определенно смутилась, хотя уж ей-то чего? - Родной человек. - Что? - Матушка моя говорила, что только людям близким мы позволяем быть своенравными или капризными. Или даже грубыми, каким был, несомненно, сам Демьян, хотя совершенно этого за собой не замечал.