- Это какая же? – Ефимия Гавриловна достала из рукава кружевной платочек, которым аккуратно вытерла и без того чистые пальцы. - Прядильная, я же сказал, - с некоторым раздражением произнес блондинчик. – От батюшки осталась… столько забот, столько забот… позвольте представиться, сраженный вашею красотой… Нюся фыркнула и отвернулась к окну, явно обиженная, что сразила типа не ее красота, которая куда как красивей и моложе Василисиной. - …Бухастов Аполлон Иннокентьевич. - А Иннокентий Марьянович вам не батюшкой часом доводился? – взгляд Ефимии Гавриловны сделался колюч. - Батюшкой. - Достойный был человек, - она покачала головой и поджала узкие бледные губы. – Многое сумел, многого добился собственным трудом… Ефимия Гавриловна вздохнула. - Мне его тоже не хватает, - взгляд Аполлона все же обратился к Нюсе. – А вы… - Мы с ним, случалось, партнерствовали. Думали даже обчество собственное открыть, да… не случилось. Слыхала, вы мануфактуру на продажу выставить собираетесь? - Подумываю, - блеску у блондина как-то вдруг да поубавилось. – Одни заботы от нее… то что-то там с оборудованием, то с налогами, то рабочие бастуют… - Платить достойно не пробовали? – голос у девицы оказался сухим надтреснутым. А во взгляде полыхнула такая ярость, что рука Демьяна сама к револьверу поползла. И остановилось. Не хватало еще в купе револьверами махать. - Им платят, - блондинчик пожал плечиками, а на девицу даже не глянул. - Я говорю о достойной плате. О такой, которая позволяет прожить, не выматывая себя до крайности, - она закашлялась и поспешно приложила к губам платок. – Извините… не стоит опасаться, я уже не заразна. Лечение прошло… успешно… надо только восстановиться. - На море самое оно после чахотки восстанавливаться, - согласился писатель и плед свой протянул. – Укройтесь, вас знобит. - Это нервическое. Целители говорят, что я чересчур близко все к сердцу принимаю, - но плед она приняла, укуталась в него, что в кокон. А ведь не из богатых. Платье простое и по крою, и по ткани. Руки, пусть и без мозолей, но не сказать, чтобы сильно ухоженные. Ногти острижены неровно. Волосы тусклые, то ли от болезни, то ли сами по себе. Ни колечка. Ни цепочки. И странно не отсутствие украшений, случается и такое, но само несоответствие роскоши вагона и скромности этой вот конкретной пассажирки. Пусть третьим и четвертым классом больному человеку ехать тяжело, оно понятно, но ведь оставался и второй, почти столь же комфортный, но куда более дешевый. Или билетов не нашлось? Или причина в ином? И эта причина заставляет девицу отводить взгляд, будто стесняется она смотреть на спутников. - Так не надо нервничать, - Аполлон улыбнулся, демонстрируя зубы столь ровные и белые, что становилось очевидно – сияющая улыбка эта стоила немалых сил и денег. – Девушка должна быть спокойна и весела. - Почему? – девица повернулась к нему. - Слабый пол украшает мир! И не стоит забивать прелестные ваши головки всякими глупостями. - То есть, думать женщине не нужно? - К чему женщине думать? - Действительно, - мрачно произнесла девица, подтягивая повыше плед. – К чему… пусть думают мужчины. Они ведь умнее, сильнее и во всем лучше. Аполлон кивал, соглашаясь с каждым словом, явно не замечая скрытого в них сарказма. - Именно! – воскликнул он. – А когда женщины начинают лезть, туда, куда не следует, начинается всякое… Он махнул рукой. А девица поинтересовалась: - Что именно? - Все! - Вот так сразу и все? А вы… - она обратилась к Василисе. – Тоже думаете, что женщинам следует удовлетвориться малым? Молчание, повисшее в купе, было… пожалуй, неприятным. Колючим. Раздраженным. И разговор этот следовало бы прекратить, предотвращая назревшую почти ссору, но вот Демьян понятия не имел, как это сделать. - Я думаю, что каждый выбирает для себя, - тихо произнесла Василиса. – Каждый проживает собственную жизнь. И лишь ему решать, какой она будет… так, мне кажется. И улыбнувшись виновато, продолжила: - Вам стоит заглянуть в «Талассу». Слышала, там лечат грязями с малой концентрацией силы. И это весьма способствует восстановлению… - Да, я тоже слышала, - разом оживилась Нюся. – И для кожи хорошо! Она коснулась пухлых своих щечек. - Говорят, что кожа прямо-таки фарфоровой становится… Девица, имени которой Демьян так и не услышал, поджала губы. Кажется, меньше всего ее волновала красота кожи. А вот Аполлон приободрился. - Да, эффект и вправду поразительный. Я специально в Гезлёв езжу, чтобы грязевые ванны принимать. Весьма бодрят… а вы, стало быть, где остановиться решили? И разговор завертелся вокруг грязей. И отелей. Санаториев. Здравницы имени Ее императорского Величества Анны Николаевны, построенной для военных, но открытой и для прочего люду, коль места свободные будут. О том, что места эти как раз-то были, если знать, у кого спрашивать. О ресторациях. И площадках для танцев, которые опять же только-только построили. Синематографическом салоне, не посетить который было просто-таки преступлением, хотя и стоил билет целых полтора рубля, но за подобное диво – не жалко. Музыках. И пляжах. Купальных костюмах, в которых Аполлон показал себя невероятнейшим знатоком, и они с Нюсей, найдя, наконец, общую и преувлекательнейшую тему, заспорили, выясняя, допустимо ли женщине использовать в купальной кабинке укороченный наряд или же надлежит оставаться в полном, даже если никто-то там ее не видит. И спор их жаркий заставлял Ефимию Гавриловну хмуриться, а толстого писателя – зевать. И если первое время он приличий ради прикрывал рот ладонью с платочком, то после вовсе расслабился, разомлел. Хмурилась чахоточная девица. А Василиса смотрела куда-то в окно, думая о своем. О чем? Демьян мысленно хмыкнул. Вот ведь… до курорту еще не доехал, а настроения уже специфические, того и гляди и вправду роману закрутит. Не хватало… …и протелефоновать бы. Поинтересоваться у Павлуши, как дела обстоят. А после и в столицу, благо, имелся номерок, использовать который было велено в самом крайнем случае. А подозрительные спутники им не являются. И надо расслабиться. Успокоиться. Вспомнить, что Марк Львович говорил. Исцеление во многом зависит от того, сколь старательно будет Демьян рекомендации соблюдать. Меньше беспокойства. Больше отдыха. И никаких мыслей о работе. А что до девицы… то ныне их, пылких и революционно настроенных, развелось превеликое множество. Глава 8 Глава 8