– А, все хорошо, – не было смысла ей рассказывать. – То ли стресс, то ли что-то такое. – Том же с тобой ходил? – Нет, он уехал в Питерборо, еще в воскресенье вечером. Мы с тех пор не виделись и не разговаривали. – Да ладно? – взвизгнула Дарси. – Может, на пару ночей приедешь к нам с Саймоном? У тебя живот все еще болит? Мы можем о тебе позаботиться. – Нет, все нормально, – сказала я. Мне больше не было больно, но теперь вместо боли появилось что-то другое, что-то тяжелое, что я никак не могла идентифицировать. Возвращаться в квартиру, к напоминаниям о моих разваливающихся отношениях, не хотелось и по пути домой я заехала в Брикстон[1] купить ямайского хлеба. Надеялась, что смогу запустить аппетит любимой успокаивающей едой. Я выползла по ступеням из подземки и, поднявшись наверх, остановилась отдышаться. От уличных торговцев пахло травой, и я, чихая, свернула к рынку. Перепрыгнув через подозрительную лужу, я пошла дальше, сливаясь с толпой, как мне всегда здесь казалось, из тысяч людей. Я дошла до Брикстон-Виллидж и направилась к карибской пекарне, которую помнила еще со времен воскресных походов с бабушкой по магазинам. Я свернула за угол и двинулась к пекарне, но вместо нее уперлась в пафосную бургерную, полную юных парочек. На парнях были яркие футболки слишком больших размеров, а на их спутницах – яркие и слишком дорогие плащи. Я сникла и зашагала в другую сторону, поворачивая туда и сюда и убеждая себя, что пекарня мне приснилась, а потом снова вернулась к бургерной. Еще минуту я стояла на месте, пытаясь вспомнить, как когда-то туда заходила. * * * – Привет-привет, как дела твои, Сьюзи? – бабушка улыбнулась пухлой ямайской женщине за стойкой. В пекарне стоял сладкий аромат. Не приторно-сладкий, а сахарный, теплый и знакомый. Я встала на цыпочки и увидела ее кипенно-белый фартук, покрывавший мягкий круглый живот. – Хорошо, дорогуша, спасибо, сама как? – ответила женщина, сверкнув золотым зубом. – А малышка-то растет! – Уж растет так растет! – хихикнула бабушка в ответ. Я подняла на нее взгляд и нахмурилась. – Да что ж ты так кривишься? Она просто сказала, что ты выросла, – подбодрил меня показавшийся из рабочего помещения пожилой ямаец. – Она у нас очень чувствительная, Питер, – бабушка отмахнулась от меня. – Так, давай я возьму хлеб – не этот, а вот тот большой. Нет, нет, самый большой. И еще один белый, одну булочку и масенький кексик для мужа, пусть хоть улыбнется, а то кислый совсем. Женщина подала мне гигантский коричневый пакет с выпечкой и расплылась в улыбке. – Уж ты помогай бабуле, она-то не вечная. – Что ж Сьюзи во все лезет-то? – спросила меня бабушка сдавленным шепотом, когда мы вышли из пекарни. – Иногда ямайцы чересчур уж фамильярничают. * * * Воспоминания подтвердили, что я ничего не путаю, так что я собралась с мыслями и подошла к рыбной лавке напротив. – Извините, – обратилась я к продавцу рыбы, швырявшему осьминогов из аквариума в корыто. – Там напротив когда-то ведь была пекарня? – я указала на бургерную и ее сиявшую над лавками и магазинами неоновую вывеску. Я заметила, что на дверях многих из них висят таблички «ЗАКРЫТО» или «МЫ ПЕРЕЕХАЛИ». Продавец не отвечал. – Темно-зеленый фасад, хлеб в витрине? Не помню, как называлась, – продолжала я, стараясь во время разговора о любимой еде не смотреть на осьминожью возню. – Закрылись, – ответил, наконец, рыботорговец, ставя корыто на прилавок. – Аренду не потянули, – продолжал он на корявом английском. – А потом эти явились, – указал он на бургерную. – Как? – воскликнула я? – Сколько же стоит аренда? Как можно было настолько задрать цену, что люди, которых вынудили осесть именно в Брикстоне, которые устраивались здесь, создавали свою общину, в итоге сдались и уступили свое место корпоративным бургерным? Он пожал плечами и ушел, хлюпая резиновыми сапогами по мокрому полу. * * * Квини: Том, ты сегодня будешь дома? Дай знать Я стояла на автобусной остановке, и у меня опять начинал болеть живот. Я снова скрючилась, сделала глубокий вдох, а когда выпрямилась, передо мной остановился черный BMW, и доносившиеся из него басы выстукивали ритм и во мне. Окно со стороны пассажирского сиденья открылось, и из него вырвался ароматный дым. Я сделала шаг назад. – Эй, жопастик! – послышался знакомый смех. Это был мой старинный сосед, Ади, невысокий и красивый пакистанец с такими идеальными усами и бородой, будто их подстригали лазером. – Как поживает твоя жопка с тех пор, как ты от нас уехала? Уже ждет меня? – он снова рассмеялся. – Ади! Прекрати! – сказала я, смущаясь и подходя к машине. – Тебя люди услышат! Ровно с той минуты, как я поселилась в доме отца, Ади не мог от меня отцепиться – он не давал мне проходу и до его пышной индийской свадьбы с девушкой, с которой он встречался восемь лет, и после нее. Каждый раз при встрече он как бы невзначай заводил бесконечные разговоры о том, что черные женщины – запретный плод для мужчин-мусульман, но в основном его болтовня вертелась вокруг больших черных задниц. – Может, тебя подвезти? – он улыбнулся. – Только если тебя тошнить не будет. Я видел, как ты там сгибалась. – Спасибо, не стоит, – сказала я, поднимая вверх большие пальцы. – Давай садись в машину, за мной там автобус, – он потянулся со своего сидения и открыл пассажирскую дверь. Я открыла рот, чтобы снова отказаться, но от острой боли у меня подкосились ноги. Я влезла в BMW. – Аккуратнее с обивкой! – сказал он громче, чем когда-либо. – Я на заказ сиденья делал. Не успела я закрыть дверь, как Ади рванул с места на такой скорости, будто я сидела в центрифуге для тренировки космонавтов. – Дай-ка пристегнусь, – сказала я, неуклюже дотягиваясь до ремня безопасности. – Со мной тебе ничего не грозит, – он опять улыбнулся и положил руку мне на бедро. Блеснуло толстое серебряное обручальное кольцо. – Ади, – сказала я, убирая ее. – Обе руки на руль. – Так вот, о чем же я говорил-то, – начал он. – Эта жопка уже ждет меня? Она вроде стала побольше. – Она того же размера, Ади. Зачем я села в машину? Лучше бы я просто скончалась на автобусной остановке. В кармане зажужжал телефон. Я достала его, прочла сообщение от Тома, и у меня упало сердце. Том: Только увидел сообщение. Сегодня не вернусь. – Я могу изменить твою жизнь, Квини, – Ади снова положил руку мне на бедро. – Представь: такая, как ты, и такой, как я. Отвечаю, у тебя никогда не было настолько классного секса. Руку я не убирала. * * * Ади довез меня до дома и унесся, взвизгнув шинами, а я стояла перед дверью с ключом в руке, надеясь, что Том передумал и ждет меня внутри. Его не было. Снова холодная квартира. Я забралась в постель и попыталась поплакать, чтобы стало легче, но это не помогло. Никак. Звонила Чески. Я сбросила звонок. Позвонила и Мэгги, но я знала – она скажет, что ответ мне даст Иисус, так что тоже сбросила. Теперь звонила бабушка, а ее звонки сбрасывать нельзя, так что я ответила.