Привет, Том. Ты не мог бы мне позвонить? Это важно. Я вернулась на работу в оцепенении от страха перед курсом антибиотиков и оставшуюся часть дня улыбалась коллегам и перебирала в уме причины, по которым Тому следовало бы узнать о выкидыше. Твидовые Очки заметил меня в курилке и, проходя мимо, на мгновение притормозил, будто собирался что-то сказать, но пошел дальше. Может, хотел припомнить, как я несколько недель назад прошлась по его туфлям; они и правда были очень пижонскими. Я убрала телефон в ящик стола, пытаясь завершить хотя бы самые простые дела, и когда достала его спустя четыре часа, ни одного пропущенного вызова от Тома не обнаружила. И ни одного сообщения. Вот и ответ на мой вопрос. Он не заслуживает того, чтобы узнать о выкидыше, – злобно подумала я. Все еще не в состоянии сконцентрироваться на работе, но уже с меньшим стыдом по поводу Ади, я проверила OkCupid. Я кое-что дописала в профайл и в раздел «Обо мне», чтобы напомнить мужчинам, что я еще и личность, а не только объект, с которым можно заняться сексом. Оказалось, что печаль, вызванную молчанием любимого человека, можно на время заглушить уныло будоражащим вниманием незнакомых мужчин. Хороший профайл. Как дела? Я просто скажу, что знаю, как правильно обращаться с девушкой твоей комплекции. Может, я и не черный, но поверь, мой член ничуть не хуже. …Пусть даже и не самым приятным. Глава 4 Я написала Чески. Она моя самая давняя подруга, с самого первого дня в школе, когда мы нашли друг друга в море белых лиц. Мы все носили бейджи, и она просто взорвала мой маленький и пришибленный Западом мозг, сообщив, что имя «Kyazike» читается как «Чески». Так по сей день и продолжает взрывать. Квини: Чески, чем занята? Чески: Ничем. Бездельничаю. А ты? Квини: Валяюсь, грущу Чески: Приезжай По пути к ней телефон начал жужжать под наплывом просьб. Она не изменилась со школы. Чески: Можешь купить бутылку лимонада? Чески: И чипсы с курицей, у меня загрузочный день Чески: И Твикс Чески: НЕ лимонад, я передумала. Лучше сок. Я дошла до дома Чески, типовой высотки среди таких же домов, с голубым пластиковым пакетом в руках. Зайдя в лифт, я приблизила лицо к грязному зеркалу и потрогала мешки под глазами. Откуда они у меня? Я поднялась на девятнадцатый этаж и постучала в дверь Чески. Потом снова постучала. Не открывает. Я протянула руку через железную решетку перед дверью и снова трижды стукнула. Чески так стремительно распахнула дверь, что порыв пахнувшего едой воздуха растрепал мои волосы. – Женщина, что ты грохочешь, как полицейский? Я закатила глаза, а она отперла решетку и отошла, пропуская меня. – Как твое ничего? – спросила она, обнимая меня. Кажется, я слишком долго держалась. – Ох, детка. Страдаешь? – Страдания слишком реальны, как говорит моя кузина Диана, – я разулась и тихонько побрела в гостиную. – Я уже это говорила, да? Я слышала, как Чески смеется, закрывая решетку. – Что ты крадешься? Мамы дома нет, она на этой неделе в ночную смену, – Чески приближалась ко мне, все так же смеясь. – Привычка. Как она? – я тем же манером добралась до бирюзовой гостиной и улеглась ничком на кремовый диван, зарывшись лицом в того же цвета подушки в разводах темного тонального крема. – Устала, детка. Ее поставили в ночные смены в доме престарелых в Камбервелле, а потом она едет на дневную в Модсли. – Когда же она спит? – я повернула голову, чтобы взглянуть на Чески, и уперлась взглядом в огромный телевизор, занимавший всю стену. – Она вроде бы отдыхает, когда старики спят, но это не тот сон, который сон, если ты меня понимаешь. Она же на дежурстве. Но она так работает не первый год, так что привыкла. А как твоя… – Чески заколебалась. – Моя что? – Прости, хотела спросить, как дела у твоей матери. – Наверняка нормально. Видимо, все еще пытается показать характер, – проворчала я, чувствуя, как у меня портится настроение. – Она… э… все еще в том хостеле? – когда беседа касалась моей мамы, Чески включала осторожность. – Не знаю, – жестко ответила я, желая закончить разговор. – Я слышала, поговаривали о судебном иске, и это все. – С ума сойти. Ладно, давай я тебе лучше расскажу, как сходила на свидание, – сказала Чески, готовая на все, чтобы меня развеселить. – Ты принесла? – В смысле – «принесла»? Перекусить? – сказала я, швыряя ей пакет. – Тоже мне, нашла себе дилера. Чески достала чипсы и принялась ими хрустеть. – Я тебе ща расскажу. Короче, я сидела на работе и… Ой, слушай, будь другом, сделай доброе дело! – она вскочила и выбежала из комнаты. Я взяла пульт и включила шестидесятидюймовый телек. От яркости экрана у меня чуть глаза не вытекли. – Не маловат телевизор? – крикнула я ей. Чески вернулась в гостиную. – Мы вряд ли когда-нибудь сможем купить собственный дом в Лондоне, так? Мы всю жизнь будем торчать в этой муниципальной квартире, детка. Ты думаешь, моей маме дадут ипотеку? А по законам африканской семьи, я не могу съехать, пока мне не дадут ипотеку, и мы все знаем, что этому не бывать. Так что будем тратить деньги на вещи, которые приносят нам радость. – Да, или на вещи, которые лишают вас зрения, – сказала я. – Он же всю комнату занимает. – Умоляю, помоги расплести наращивание, – Чески подала мне лезвие. – Волосы отросли, а парикмахер с меня три шкуры сдерет за снятие. – У тебя есть изолента? – спросила я, аккуратно зажимая лезвие ногтями большого и указательного пальцев.