Еще можно было наплести какую-нибудь чушь, рассказать о Ромкиных долгах и методах их устранения. Типа Демьяновский хочет в новый год войти без долгов… Но не успел он обдумать легкую и обтекаемую фразочку, как в разговор влезла Дана. — Так они же дружат с Михаилом Александровичем, — рассмеялась она. — Друзья детства! Сальный взгляд гостя, каким он задумчиво осматривал Дану, тут же сделался злым. — Я полагаю, — выговаривая каждое слово как приговор, заявил Кармигодян, — наша сделка отменяется. Роман Андреевич — самый нечистоплотный человек в городе. И если вы дружите с ним… — он развел руками и степенно удалился. Агафонов молчал. Лишь проследил взглядом, как, проходя мимо стойки охранника, незадачливый инвестор раздраженно швырнул пропуск. — Сука, — проскрежетал Агафонов и, схватив Дану за руку, впихнул в кабину. — Тебе кто позволил пасть открывать? — рыкнул он, когда закрылись двери. — У тебя башка — только шапку носить, а рот, чтоб отсасывать. Идиотка конченая, — проорал он, вываливаясь из лифта. Прошел к себе, хлопнув дверью. И даже не заметил, как Дана, ревя белугой, бросилась в свой кабинет. Быстро покидала в сумку вещи и уехала домой. Потом, конечно, Ольга доложила и Кислицын донес. — Правильно сделала, — гневно прорычал Агафонов. — Иначе б уволил прямо под елкой, — поморщился он и до конца дня пытался понять, как выпутаться из дебильной переделки. «Без Кармигодяна обойтись можно, но нежелательно, — хмыкнул он про себя, задумчиво глядя в окно. — И с Ромкой ссориться неохота», — тяжело вздохнул он и, поднявшись к себе наверх, взял Зака и отправился с ним в парк. «Морозный воздух приведет меня в чувство и подскажет решение», — подумал он. Но вместо поиска решений всю прогулку представлял Еву в восточном костюме, смеялся, глядя на здорового пса, дурашливо гоняющего голубей на пустой аллейке, и снова, предвкушая ночь в объятиях Евы, корил себя за глупое поведение. Поэтому, едва дождавшись шести часов, сразу заявил безапелляционно: — Сначала подарки, потом спектакль, затем банкет и танцы. Расходимся в двенадцать. Кто решит заночевать в офисе, советую заранее написать заявление об уходе. Мне надоело шугать парочки по этажам. Валите домой или в отель, друзья мои! Народ тут же заметил дурное настроение шефа и исчезновение Даны и счел за благо согласиться. — Ну что, друзья, — громко воскликнул Агафонов, чувствуя себя Дедом Морозом. — В этом году вы все были хорошими девочками и мальчиками, — хохотнул он, — поэтому все получают подарки! — проорал он, раздавая конверты сотрудникам. И внезапно почувствовал, как улучшается настроение. «Да хрен бы с ним, с этим Кармигодяном! Каждая собака в городе знает, что мы с Демой друзья. Разошлись до начала проекта, как в море корабли. Никто никому ничего не должен», — хмыкнул он, заметив, что Евы и других артистов в зале нет. А когда все расселись по местам и в зале потух свет, он ощутил небывалый восторг. Как когда-то трехлетний Егор на первой в жизни елке в городском театре. Сам спектакль ему понравился. Хорошо сложенные Юлькины стихи незаметно переплетались со строками Пушкина. Получилось смешно и злободневно. Агафонов отвлекся лишь на секунду. Прочел покаянное сообщение Ромки: «Прости, брателло!» и его же восторженное сообщение с матом и смайликами: «Все получилось, твою мать!». Это означало только одно: прохвост Дема везет свою пассию в Доломитовы Альпы. А дурень Агафонов остается дома и празднует Новый год в одиночестве. «А может, действительно, рвануть в Красную Поляну?» — задумался он и оторопел, увидев, как из шатра выплывает восточная дива в полупрозрачной зеленой юбке и коротком топе с глубоким декольте и длинными рукавами. «Царевна-Лебедь, блин, — рыкнул он про себя и еле сдержался, чтобы не набить морды улюлюкающим сотрудникам. — Что ты творишь, Ева? — охнул Михаил. — Что творишь?» Он зачарованно наблюдал, как она плывет по сцене, как в свете огней просвечиваются стройные ножки, как при каждом движении колышется грудь, упакованная в тонкий трикотаж, щедро расшитый магическими узорами. Ева снова прошлась по сцене, вихляя бедрами, и Агафонов понял, что еще чуть-чуть, и не устоит. Ему больше всего хотелось прямо сейчас запрыгнуть на невысокую сцену. Схватить в охапку дразнившую его красавицу и унести наверх. А там самостоятельно раздеть и накрыть собственным телом. «Спокойствие, только спокойствие», — самому себе рыкнул он и с сожалением заметил, что спектакль закончился. — Пять минут перекур, — зычным голосом проорала Юлька. И Агафонов понял, что именно сейчас нуждается в глотке свежего воздуха. Вместе с Антоновым и Неженцевым он вышел на крыльцо. Закурил, глубоко затянувшись… — Как думаешь поступить с Даной? — осторожно поинтересовался Игорь. — Все-таки ценный сотрудник. — Пусть радуется, что сегодня ноги унесла, — процедил Агафонов. — Пока ничего не решил. Буду на праздниках думать, — скривился он, а потом, усмехнувшись, осведомился: — А ты с какой целью интересуешься, Игорь Владиславович? Тот заблеял что-то о прощении и Данкином таланте выбивать скидки, но Агафонов, не дослушав, загасил окурок и резким броском закинул его прямо в урну. А потом, не сказав ни слова, развернулся и ушел. В зале настроение испортилось окончательно. Ева, переодевшись в дурацкое платье, отороченное перьями, в котором проходила весь день, уже сидела за самым дальним столом между маркетологом Тарасовым и Ритой из производственного. И Тарасов, сволочь такая, нашептывал Еве какую-то ерунду, а она улыбалась… Агафонов поморщился. С его места хорошо просматривался весь зал, но он упорно пялился на Еву. И даже свою праздничную речь свел к минимуму, предоставив Юле самой вести корпоратив. «Чем раньше закончится банкет, тем быстрее Ева окажется в моих объятиях, — усмехнулся он. — Нужно сделать вид, что я ей совсем не интересуюсь», — подумал он и тут же понял, что такая линия поведения ошибочная. Сразу трое кавалеров поспешило к Еве, стоило заиграть медленной музыке. «Чтоб вы пропали, — мысленно пожелал он к маркетологу Тарасову, архитектору Севостьянову и прорабу Коле, с интересом наблюдая, кого же выберет Ева. Повезло маркетингу. — Это ненадолго», — фыркнул Агафонов и, дав парочке полминуты покрутиться в танце, решительно поднялся с места. — Минуточку, — прорычал он, оттесняя Костика от Евы. — Потанцевал, дай другим, — заявил он опешившему маркетологу и, взяв девчонку за руку, повел в танце. Ева смотрела на него во все глаза, но смолчала. Умненькая девочка! «А дальше дело техники, — усмехнулся Агафонов. — Главное, не выпускать ее руку из своей. И вести себя как ни в чем не бывало. Пусть все знают, что эта женщина моя», — пронеслось в голове. И Агафонов сам обалдел от такой странной мысли. — Потанцуем немного и свалим, — пробурчал он Еве на ушко. — Незаметно уйти не получится. Ты ведешь себя как дикарь, — тихо попеняла она. — Сама виновата, — огрызнулся он. — Нечего было задницей крутить. Теперь приходится гонять твоих поклонников, — пробурчал он недовольно. «И этот туда же, — тихо вздохнула Ева. — Мне же кроме братьев и отца только Агафонова не хватает!» — Ты сидишь со мной, — постановил он, когда танец закончился, и на глазах у всего коллектива усадил Еву рядом с собой, благо Данкины тарелка и фужеры все еще стояли нетронутыми. — Цезарь с семгой будешь? — участливо предложил он, и Ева, обведя стол руководства туманным взглядом, вдруг поняла, что блюда и выпивка разительно отличаются. «Средневековье какое-то, — мысленно скривилась она. — Высокий стол для господ, где подавали масло и яйца, и жидкая похлебка для рядовых. Противно», — подумала она, но говорить Агафонову ничего не стала. И так все ясно. Музыка в одночасье смолкла, и начались поздравления от коллектива. Но все сладкоречивые разглагольствования сводились к одному: как же всем нам повезло работать под руководством солнцеликого Агафонова. — Что не так? — поинтересовался он, увидев на ее лице легкую гримаску. — Такое впечатление, что ты сегодня именинник? — прошептала она и тут же заметила ошарашенный взгляд Неженцева, сидевшего напротив. Потом улыбнулась Надежде Сергеевне, расположившейся рядом с ним. — А что такого? — хмыкнул Агафонов. — У нас всегда так. Вон сейчас Надя всем добра пожелает. У нас люди простые. Знают, как отблагодарить, а вот сформулировать желания не умеют, — пояснил он и попросил Юлю предоставить слово главному бухгалтеру. Надежда глянула на него с укоризной. Видимо решила в этом году не обращаться к народу с поздравлениями, но микрофон взяла. Душевно пожелала всем радости и здоровья, а самому холдингу — процветания, и довольно уселась обратно за стол. А когда через час засобиралась домой, попросила Еву проводить ее до двери. — Ты Мишке особо не верь, — прошептала она, обнимая Еву. — Это еще тот ходок. Моя сестра с ним намучилась… — Я знаю, — охнула Ева. — Только вы ничего пока не говорите, Надежда Сергеевна. А то меня папа на все праздники под замок посадит. А потом я уволюсь… — Это ни к чему, девочка, — вздохнула Надежда Сергеевна. — Работа хорошая. Зарплата тоже. Работай, но особо на Михаила Александровича не надейся. Он женат на холдинге… — О чем вы с Надей так задушевно болтали? — поинтересовался Агафонов, стоило Еве вернуться обратно. — Она спрашивала, где я купила это платье, — кивнула Ева. — Ей тоже такое надо, — заметила с улыбочкой. — Ну конечно, — громко вздохнул Агафонов, силясь представить толстую Надежду Сергеевну в вязаном убожестве с перьями, и аж вздрогнул от увиденной картины. — Пойдем танцевать, — добродушно предложил он и, взяв Еву за руку, повел на танцпол. — Я думаю, — прошептал ей на ухо. — Народ и так все понял. Может, нет смысла шифроваться. Уйдем вместе. Мы же свободные люди. Ева кивнула. Больше всего на свете ей хотелось именно этого. Не украдкой проскользнуть в пентхаус Агафонова, а, держась за руки, уйти с банкета вместе с ним. Начать целоваться в лифте, а потом… — Тогда пойдем, — улыбнулся он. — Где твои вещи? — Там, — махнула она в сторону стола, где сидела поначалу. — Хорошо, — кивнул он и, когда танец кончился, вместе с ней подошел к столу, где выпивала и травила байки молодежь. — С наступающим, народ, — улыбнулся он, забирая знакомый пакет с нарядом Шамаханской царицы, и, сунув его себе под мышку, взял Еву за руку. — Не балуйтесь тут, — предупредил шутливо и уже более строго заметил Кислицыну: — Николаич, присмотри. Тот важно кивнул, провожая шефа и юристочку шалым взглядом. — Похоже, у нас получилось, — пьяно хохотнул Неженцев, все еще рассматривая широкую фигуру Агафонова, ведущего за руку маленькую бойкую юристочку. — Что такое? — встрепенулась немного захмелевшая Юлька. — Расскажите и мне. Ну, Николаич, пожалуйста! Глава 10 Торжественный выход из столовки холдинга напомнил Еве свадьбу Ильи. Когда молодожены, взявшись за руки, вошли в кабину гостиничного лифта. Только гостям помахали на прощание. Дорогой ресторан при самой лучшей гостинице в городе и номер-люкс в подарок. Сейчас, шагая рядом с Агафоновым, Ева ощущала тепло его сильной ладони, обволакивающее не только ее пальцы, а разливающееся по всему телу мягкой и сладкой дрожью. Будто б в крови красные тельца наэлектризовались от соприкосновения ладоней и, разгоряченные, понеслись вперед, даря восторг и эйфорию. Ева, пытаясь взять себя в руки, повела по пустынному холлу рассеянным взглядом, заметила ухмылки и любопытство на лицах попавшихся навстречу людей и, потупившись, стала смотреть себе под ноги, словно боялась споткнуться или упасть на глазах изумленных сотрудников. «Мне здесь не работать, не работать», — будто мантру повторяла она, стараясь не коситься на Агафонова, который как ни в чем не бывало проследовал к своему персональному лифту. — Я думал, хреновы самки богомола тебе голову откусят, — усмехнулся он и, как только двери лифта закрылись, наклонился над Евой. — Но ты молодец, стойко держалась. Теперь народ знает, что ты со мной, — пророкотал он, накрывая ее губы своими. Его пальцы смяли ее волосы. Одна рука осталась на Евином затылке, а другая, скользнув по спине, легла на ягодицу, и тут же Агафонов, поморщившись, отстранился. — Проклятые перья, — проворчал он недовольно. — С самого утра мечтаю содрать с тебя это платье. — Да ну? — слабо усмехнулась Ева. — Утром ты мечтал о пирожках, — тихо рассмеялась она и внезапно умолкла, поняв, что лифт доставил их в пентхаус. — Пирожки скрасили мне ожидание, — пробурчал Агафонов и, чмокнув ее в висок, за руку вывел в просторный светлый холл. — Сейчас познакомлю тебя кое с кем… Ева опалила его возмущенным взглядом и попыталась вернуться в лифт, но Агафонов крепко держал ее за плечи. — Я не извращенец, Ева, — рыкнул он, прижимая ее к себе. — И делить тебя ни с кем не намерен, поняла? — Тогда о чем речь? — попробовала вырваться она и даже локоток протиснула, стараясь отодвинуть от себя большого и сильного мужчину, нависшего над ней. И тут же услышала, как по паркету зацокали когти. Огромный черный пес выжидательно остановился поодаль и напряженно всматривался в лица людей, нарушивших его одиночество. — Свои, Зак, — спокойно предостерег пса Агафонов. — Это Ева, — улыбнулся он перепуганной девушке, — а это Зак — кабан доморощенный! — Какой он породы? — бойко поинтересовалась Ева. И Агафонову показалось, что она ничуть не испугалась. — Помесь кабана с медведем, — хохотнул Михаил, оглаживая ее по спине. — А если серьезно, то метис московской сторожевой и кавказца. Очень умный пес. Это папа мой по делам уехал, — сообщил он. — Вот и пришлось на время взять. — Зак, — позвала Ева и наклонилась к собаке. Провела ладонью по широкому лбу. — Собачка моя дорогая, — проворковала она, оглаживая большую, как у телка, голову. — Ничего себе собачка! Это серьезный пес, Ева, — улыбнулся Агафонов, целуя ее в висок, а потом в шею. — А ты чем занимался, Зак? — серьезно осведомился он у собаки, и пес, оглянувшись на хозяина, лениво потрусил к террасе. Михаил, неохотно выпустив Еву из своих объятий, вслед за собакой прошел на кухню, а там в открытую дверь вышел на террасу и недовольно присвистнул. — Оголодал, что ли? — поинтересовался изумленно, увидев пару придушенных голубей. Пес посмотрел на него серьезно и будто бы укорил: «Ну ты даешь, Мишаня? Это же добыча!»