* * * Едва мы вылезли из вагона, с восторгом оглядывая столичный вокзал, как небо над головой словно разошлось по шву и город накрыл немилосердный, ледяной, пробирающий до костей ливень. Нам заранее и в голову не пришло, что весна в Киеве может быть совсем не такой, как весна в Крыму! За что мы тут же поплатились, продрогнув на ледяном ветру и набрав полные сандалии воды. А когда наконец добрались до Алькиной тетушки, то из трех цветущих крымских нимф превратились в трех посиневших мокрых куриц. От мейкапа, который мы старательно наводили все утро в поезде, на лицах осталось унылая серая мазня, старательно уложенные волосы превратились во взъерошенные гнезда, одежда вымокла насквозь. Впрочем, никто не расстроился. Мы были настроены решительно. – Девчонки, садитесь пить чай. Кофе тоже есть, кому? – позвала нас Таня. – Да, не повезло вам с погодой. Таня, Алькина тетя, «тетей» значилась чисто формально. Ей было всего около тридцати, а выглядела она максимум на двадцать пять. И, в отличие от Алькиной матери, не вызывала желания поскорее сбежать в другую комнату и спрятаться под кроватью. Наоборот. Вполне сгодилась бы за члена нашей банды. Длинные волосы, дерзкие глаза, легинсы и белая рубашка – этакая «вечная студентка». Одна из тех женщин, которые даже в пятьдесят будут выглядеть точно так же. Я была уверена, что Таня в отличие от сестры-криминалиста – человек искусства. Художница или актриса, поэтому немало удивилась, когда узнала, что ее профессия начисто лишена творчества и романтики: врач в клинической наркологической больнице. – Да черт с ней, с погодой, мы поедем туда, где есть крыша над головой, – пожала плечами Алька, набивая рот печеньем. – «Койот», надеюсь, все еще стоит на том же самом месте? – Не знаю, сто лет там не была, – кивнула Таня. – И вообще в последнее время стало тянуть в места поспокойней, старею, что ли… – Во-во, и работу бы тебе поспокойней. Чесслово, Тань, если бы меня заставили делать то, что делаешь ты… Все эти нарики… – начала было Алька. – Они тоже люди, Александра, – перебила ее Таня. – И если не я, то кто? Впрочем, это уже не актуально. Я уволилась давно. Алька, Ида и я разом перестали жевать. – Мама не говорила тебе? Еще в ноябре прошлого года. После того, как на меня напал пациент… – О боже! Офигеть! Ужас! – хором выдохнули мы. – Все обошлось, но через пару дней я положила заявление на стол. Решила, что с меня хватит. Начала искать работу «поспокойней», как ты сказала. Пару месяцев не складывалось, а потом однажды достаю из ящика письмо. А в письме мое имя, фамилия, отчество, и приглашение пройти собеседование на должность специалиста-нарколога в какой-то швейцарской реабилитационной клинике. – Швейцарской? Ну-ну, – буркнула Алька. – Похоже на развод. – Я тоже так подумала. Но все равно, думаю, позвоню, чем черт не шутит. Объяснилась кое-как на моем хреновом английском. Они попросили выслать резюме, спросили, согласна ли я переехать в Швейцарию в случае положительного ответа. – Вау! – Я отправила им резюме по электронной почте, а через три дня они перезвонили и сказали, что рады взять меня на работу и начнут оформлять официальное трудоустройство. – Ух ты! Вау! Так бывает? – снова загалдели мы. – Не знаю, мне до сих пор не верится. Алька подняла стакан с чаем, словно собираясь сделать тост: – Ладно, раз так – еще один повод хорошенько оттянуться сегодня! Тетя Таня, ты с нами? – Ни за какие коврижки, – усмехнулась та, выглядывая в окно. Дождь не прекращался. День утекал быстро, как песок сквозь пальцы, и когда мы наконец отогрелись, выпили кофе, выгладили одежду и припудрили носы – на дворе начало вечереть. Таня великодушно выдала нам по теплой куртке и благословила на ночное паломничество по столичным клубам. К утру мы планировали вернуться, чтобы поспать несколько часов перед воскресной вылазкой, и я бы не на шутку испугалась, если бы мне тогда сказали, в каком состоянии я вернусь обратно. – Девочки, будьте поосторожней в городе, – очень серьезно сказала Таня, провожая нас на лестничную площадку. – Я понимаю, что опыт работника наркодиспансера – не самый репрезентативный, но все же. Смотрите по сторонам, держитесь вместе и никому не верьте. * * * Мы заблудились. Ида и Алька склонились над телефоном с открытой картой, как какие-нибудь колдуньи над горшком с зельем. Причем колдуньи были не очень смышленые, а горшок вышел из-под контроля и варил непонятно что. – Ну и где же этот «Койот», будь он неладен! – выругалась Алька. – Откуда мы пришли? – Кажется, оттуда. Пока подруги пытались сориентироваться на местности, я подошла поближе к витрине книжного магазина, рассматривая рекламные плакаты. Цветочки и бабочки на плакате Сесилии Ахерн, суповой набор окровавленных конечностей на плакате Кинга, Джоан Роулинг все с тем же мальчиком на метле… И тут мой взгляд остановился на надписи «До встречи с тобой. Джоджо Мойес», я подняла глаза выше и перестала дышать. На плакате была изображена женская фигурка, тянущая руки к улетающей птице. Я чувствовала странное головокружение. Как будто в меня только что залили огромный бокал вина. Я не могла оторвать взгляд от фигурки, казалось, еще чуть-чуть – и она подпрыгнет высоко-высоко, чтобы наконец поймать эту птицу. – О боже, – я прикоснулась к картинке, положив руку на холодное стекло. Я отчетливо ощущала близость чего-то неизбежного или кого-то неизбежного. И этот кто-то неумолимо приближался. – Лика, что случилось?! Я повернулась к подругам. – У меня такое чувство, что он рядом. – Кто он? – нахмурилась Алька. – Тот, кто ловит птиц! – я ткнула пальцем в плакат. – Он ищет меня! – Это конечно прекрасно, что тебя плющит и без валидола, но… Ида схватила меня за руку: – Но ты не птица, – строго сказала она. – Но я могу помочь ему! Я тоже умею ловить птиц! У меня не было ни минуты на лишние разговоры, я выдернула руку из Идиной ладони и пустилась бежать. Меня словно вела невидимая, натянутая в воздухе нить. Я не выбирала дорогу, дорога выбирала меня. И чем быстрее я бежала, тем отчетливей становилось предчувствие этой неизбежной встречи с тем, кто держал второй конец нити. Я нырнула в какой-то переулок, добежала до безлюдного перекрестка, на секунду остановилась перед дорогой и тут же рванула вперед. Мои ноги оторвались от земли в рывке, и тут кто-то крепко схватил меня сзади за куртку. Я дернулась, пытаясь вырваться, рука выпустила мою одежду, и я потеряла равновесие. Мои вытянутые, хватающие воздух руки, молниеносно приближающийся асфальт, оглушающий визг тормозов и крики моих подруг – вот то последнее, что я запомнила. Одновременно с этим меня выбросило. * * * «Щелк-щелк», – в голове клацнули выключателем. Я распахнула глаза. – Сумасшедшая! – я с размаху ударила себя по лицу. – Ты только что угодила под машину! Вполне вероятно, что тебя уже нет! Тебя НЕТ! Странное наваждение, приказывающее мне на автопилоте перемещаться в пространстве, вдруг оставило меня. Я рухнула на колени, обхватив руками свою… бритую голову! Осторожно ощупала взглядом тело, в котором была заперта: щуплые, сбитые мальчишечьи руки, рваные штаны, майка, синтетическая куртка… Все ясно. Городская шпана. Я стояла посреди какой-то незнакомой улочки, придавленной с двух сторон многоэтажками. В отдалении мерцал синеватым светом фонарь. Где-то кто-то бренчал на гитаре. Я не могла выпрыгнуть далеко! Обычно меня выбрасывало в кого-то неподалеку. Хотя никто не давал мне гарантию, что так будет всегда… Я вертелась вокруг своей оси, в поисках каких-то ориентиров. Где я вообще и как далеко то место, где мое тело сейчас подпирает колесо какой-нибудь… Не думать, не думать, не думать об этом! Я увидела впереди силуэт и рванула к нему навстречу: – Книжный магазин! Подскажите! Тетка с авоськой, шагавшая мне навстречу, вытянула в сторону руку: – Туда, а потом направо. Молодец, мальчик, читай книжки. Мои ноги едва касались земли. * * * Я притормозила всего один раз: когда увидела собственное тело на тротуаре темного безлюдного переулка. Видимо, меня уже убрали с дороги и сложили по кусочкам, как мозаику. На дороге стоял внедорожник с мигающими аварийками, видимо, тот самый, которому не повезло наехать на меня. Надо мной склонились Ида и Алька, рядом с ними присели на корточки двое неизвестных: крохотная блондинка и бородатый мужик, – очевидно, пассажиры той самой машины. Они пытаются привести меня в чувство! И на тротуаре нет крови! Я бросилась к участливой четверке и присела с ними рядом, не без страха оглядывая свое тело с головы до ног… – Как она? – спросила я, едва заметно дернувшись от тембра чужого голоса, вырвавшегося из горла. Ида окинула меня изучающим взглядом, все остальные даже головы не повернули. Какой-то небезразличный паренек шел мимо, решил помочь, подумаешь. – Ей сказочно повезло, что у крошки Изабеллы такая реакция. Еще несколько дюймов, и я бы раздавила ей голову, как орех, – сказала блондинка, тыча пальчиком в ссадину на моей щеке. Я повернула голову и опешила. Рядом со мной сидела девочка, лет двенадцати-тринадцати на вид, и если бы не кроваво-красная помада и глаза, щедро подведенные дымчато-черным, я бы не дала ей больше десяти. Но она говорит, что… за рулем была она? Но она же ребенок! Нет, я наверно что-то не так поняла. И как этот идиот (я украдкой взглянула на бородатого мужика) разрешил ребенку сесть за руль?! Впрочем, стоит отдать этой крошке должное… – Значит, машину вела ты? – как можно ровнее спросила я. Девочка направила на меня огромные пронзительно-голубые глаза-прожекторы и ответила глубоким, низким, совершенно не детским голосом: – Да. А что? Мне шестнадцать. Хотя все говорят, что я выгляжу… моложе. А вожу уж точно лучше, чем некоторые ходят. Она, эта ваша подружка, – больная, что ли? – Изабелла, – одернул ее бородатый и снова наклонился к моему телу. Его руки старательно проверяли мой череп на предмет повреждений.