Когда я вошла в палату, Анна спала, и я так и не решилась ее разбудить. Врач сказал что-то про «состояние стабильно» и «нельзя волноваться» и упорхнул по каким-то своим безумно важным делам. Я поправила Анне подушку, посидела рядом и тихонько вышла. В десять утра прилетал папа. Я очень хотела встретить его и надеялась, что мы успеем вернуться до того, как Анна проснется. * * * – Как это произошло? – пробормотал папа, целуя меня в висок. Мы сели в такси. Я мучительно собиралась с силами, чтобы рассказать все по порядку. – Пап, я не сказала по телефону и теперь не знаю, как начать… В общем, Феликс вернулся. Анна увидела его – и сердце подвело. Его брови взлетели вверх, а глаза округлились от изумления. – Феликс вернулся?! Когда? Где он? – засыпал меня вопросами отец. – Он… уехал. – Правильно сделал. И лучше бы ему не попадаться мне на глаза, когда вернется. С ума сойти… Я взяла отца за руку. Кажется, у меня с ним еще никогда не было такого тяжелого разговора. – Пап… Он… Он, может быть, и не вернется больше. – Это как? – папины брови подпрыгнули еще чуточку выше. Я сжала его ладонь и медленно, со скрипом, начала рассказывать о том, как мы случайно встретились в Киеве, что он изменился, что потерял память, что, судя по всему, он нашел свое место в жизни. А вдобавок к этому еще и Анну спас. – Где же твой герой сейчас и почему он не вернется? На словах «мой герой» меня бросило в жар. – Я н-не знаю. Но, мне кажется, у него была очень важная причина. – Более важная, чем его мать. Мне нечего было возразить, мысли путались и скакали вразлад. – А еще он зашил мне руку, – добавила я, надеясь хоть чуть-чуть сдвинуть его отношение к Феликсу в положительную сторону. – Что значит «зашил»? – рявкнул отец. – Я порезалась… Глубоко. И он… Я оттянула рукав свитера и показала ему повязку. Отец сдвинул брови. – Какого размера порез? – Сантиметров пять-семь. И в глубину, кажется, немало… – В больнице отведу тебя к хирургу. – 3-зачем? – Снять все это, вычистить и зашить нормально. – Ты же даже не видел, как оно там зашито! – Лика, ты хочешь обширную гнойную рану? Хочешь потерять руку? Как ты вообще допустила мысль, что дома, в антисанитарии, непонятно какими инструментами – неуч из автотранспортного колледжа мог бы правильно обработать и зашить рану?! – Я уверена, что там все нормально! У него были инструменты, и она уже совсем не болит! Он где-то успел научиться всему этому и… – Это даже не обсуждается. – Но… – Не хочу слушать. Ты мне слишком дорога. Остаток дороги мы ехали в тишине. Папа злился на Феликса, он справедливо считал его источником постоянной головной боли, и я не могла упрекать его в этом. Он слишком любил Анну и меня. Спустя час мы вошли в ее палату, и я тотчас встретилась взглядом с ее беспокойными серыми глазами. Я собиралась с силами перед долгим и сложным объяснением, почему ее сына не будет – ни сегодня, ни завтра, ни потом. – Андрей?! – выдохнула она, обнимая склонившегося к ней отца. – Что случилось? Почему я здесь? – Ш-ш-ш, не волнуйся, – заговорил папа. – Лика позвонила мне вчера, и я сразу прилетел. – Что произошло? Я присела на краешек ее кровати и взяла ее руку. – У тебя был сердечный приступ. Анна перевела взгляд с меня на папу и обратно. Она словно старалась вспомнить что-то. – Ой, как давно я не видела его… Где же он был все это время? – еле слышно спросила Анна. И от этих слов у меня внутри все сжалось. * * * Я не представляла, что это будет так сложно. «Он уехал… Он отлучился… Он временно отсутствует…» Боюсь, мне не хватит нужных слов, чтоб объяснить, почему его сейчас нет рядом. – Я и забыла, какой он красивый… Я сжала ее руку. «Да, красивый, очень! – мгновенно отозвались мои нервы. – Я удивляюсь, как не замечала этого раньше». – Твой отец говорил, что в детстве ты с ним не расставалась. – Ч-что? – изумилась я. – И даже разговаривала с ним, – улыбнулась Анна. – Ты о ком? – О нем, о ком же еще, – сказала Анна и указала мне на серебряного ангела, висящего у меня на шее. – Давно я его не видела. Где же он был? «Ангел, боже мой, ангел! Она говорит об этом несчастном кулоне, а не о Феликсе!» – У меня в столе, – прошептала я, ошарашенно переводя глаза на папу. – Милая вещица, как хорошо, что она не потерялась. – Как ты себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь? – осторожно спросила я, игнорируя протестующие жесты папы. – Побаливает в груди. Помню, что услышала твой голос в гостиной и пошла к тебе. А потом… Как в тумане. «Боже! Да она ничего, совсем ничего не помнит!» – Не думай об этом, – решительно сказал папа и поцеловал ее в макушку. – Лика увидела тебя на полу и сразу вызвала скорую. Я нахмурилась, но оспаривать папину версию не стала. – Надеюсь, я не сильно напугала тебя, – повернулась ко мне Анна. – Сама не понимаю, как это могло случиться. Сердце меня никогда не беспокоило. Я низко опустила голову и пыталась разобраться, было ли мое молчание о Феликсе спасением для нее или гнусным предательством… В коридоре было сумрачно, суетливо и тревожно. Папа остался с Анной – поговорить о том, о чем обычно говорят любящие люди, которые долго не виделись. А потом меня ждал долгий поход по больничному лабиринту в логово хирурга.