— Без занозы не можешь, Кость? — ощетинился Уньков. Капитан, выходя из комнаты, бросил: — Жадность порождает бедность, парень. А называть кликухой заслуженного опера тебе рановато. В коридоре Кострецов столкнулся с участковым по его территории, майором Иваном Пахомовичем Балдыкиным. Вот кому на прозвище больше Вали Пустяка не повезло: за глаза кликали Балдой. Но все же вкладывали в это пушкинский смысл. Работник Балда из сказки поэта хитрее всех оказался. Балдыкину скоро было на пенсию. Приземистый, с серебряной шевелюрой под полинявшей, но аккуратной фуражкой, он единственный в отделе мог посоревноваться с Кострецовым в знании Чистяков. — Здорово, Пахомыч, — уважительно, как всегда при встрече с ним, произнес Сергей. Балдыкин кивнул на закрытую опером дверь. — Отвел душу со Славиком? Капитан махнул рукой и закурил. Балдыкин сказал: — С квартирой над Ахпоповым много возни было. Сначала одна риэлтерская — тьфу, слово какое! — фирма ее купила, другой перепродала. Потом те квартиру крутили, с оравой покупателей торговались. Кто только ее ни смотрел. Так дело замутили, что даже из наших, аж из МВД, кто-то приезжал, там разбирался. — А кто? — спросил Сергей. — Извини, Кость, не помню. — Майор смутился. — Старею. — Зря так говоришь, Пахомыч. Слова материальны, хреново себя настраиваешь. Ладно, спасибо. От тебя первого сегодня дельное услышал. Сейчас перекупщики этой хаты зашевелятся, ты на них посмотри внимательно. Они распрощались, Кострецов вышел на улицу под солнце, снова горячо разгоревшееся. Ему надо было вводить в игру своего самого выдающегося стукача — Яшу Тундру. Яшу «подарил» Кострецову его ближайший друг, оперативник Главного управления уголовного розыска (ГУУР) Леша Бунчук. С Лешей Кострецов был однокурсником в Высшей школе милиции. Еще в те годы сошлись они на страсти к рукопашному бою и увлечении рыбалкой. Бунчук был прирожденным опером. Распределившись в один с Кострецовым отдел уголовного розыска (ОУР ОВД), Леша сразу начал хватать звезды с неба и на погоны. В центре Москвы, закипевшем после перестройки боями уголовных группировок, Бунчук ловко выходил то на одну, то на другую банду и лез в группах захвата лично брать главарей за горло. Вскоре он попал в) УУР и оброс могучей сетью негласных информаторов. Кое-кто из них занимался и агентурной работой. Таким был и Яша, хорошо известный в столичных криминальных кругах под кличкой Тундра. Когда Яша открыл зал игровых автоматов около Чистых прудов, Бунчук разрешил Кострецову использовать Тундру в случае крайней необходимости, но в биографию стукача Сергея не посвятил. Выполняя задание ГУУРа, Тундра резидентски создавал по центру Москвы свою информационную сеть. Изображая наркомана, он подкармливал «ходящих по наркоте», получая «для служебного использования» промедол в ампулах. Наркоманы очень болтливы, если их бесплатно угощают. Яша гениально умел обнаруживать сплетников, «раскумаривая» их от всего сердца. Тут главное, чтобы источник информации не догадывался, что его «потрошат». Добытое Тундрой ложилось в золотой фонд ГУУРа для анализа. Леша Бунчук был таким же «идейным ментом», как Кострецов. Его убили год назад Когда Леша, возвращаясь со службы, входил в подъезд своего дома, по нему с двух точек открыли стрельбу. Сразу наповал. Никаких следов не удалось найти. Куратором Яши в ГУУРе стал новый опер, но Тундра продолжал охотно работать и на Кострецова: капитан здорово ему помог при отстаивании его зала игровых автоматов. Чистяковские бандитские крыши наперебой «наезжали» на Яшино лакомое заведение с баром в бойком месте. Кострецов осаживал их, пока те не решили, что Тундра платит «высоким ментам», и не отстали. Таким образом, Яша оказался на золотой середине — и милиции был угоден, и карман набивал. Вес его в блатной среде, благодаря неиссякаемым «стекляшкам» с наркотой, неуклонно рос. Он ими на Чистяках не барыжничал, й «деловые» считали, будто бы «крученый» Тундра «работает на выезде» — достает и продает кайф где-то по России. Кострецов зашел в зал Яши и подмигнул Толянычу, стоявшему с рюмкой у стойки. Молчаливый лобач со шрамом на щеке, правая рука Тундры по уголовным делам, небрежно ему кивнул. Толяныч, подобно всей околокриминаль-ной шатии в районе, уважал за отчаянный нрав опера Кость, но, как и положено при-блатненной «сыроежке», демонстрировал свою гордую независимость. Зная, что опер не раз «отмазывал» его хозяина, он считал, что Кострецов у Яши «на зарплате». Толяныч тут же отправился в заднюю комнату доложить Тундре о приходе капитана. Пробыл он там недолго. Сразу же вышел и кивнул Кострецову: можно, мол, к Яше зайти. Сергей прошел в боковушку, где Тундра принимал посетителей. Яша, развалившись, сидел за столом, отсвечивая розовыми пятнами на квадратной физиономии. Откуда на Яшином лице взялись следы не то ожогов, не то обморожения, никто не знал. Но если новая кожа наросла, то нутро Тундры было явно вымороженным. Словно вечная мерзлота стыла в его узких глазах. — Здоровенько! — весело кивнул Кострецов, садясь в кресло у стола и так же, как хозяин, разваливаясь. — Здорово, коль не шутишь, — пробасил Яша, закуривая сигарету. — Какие шутки, Яша? Банк Ахлопова на десять «лимонов» двинули. Тундра хитро взглянул на него сквозь щели век. Сергей понял его взгляд и проговорил: — Я к тебе за советом, а ты уж со сведениями! Золотой ты человек. — Золотой, а на хлеб с икрой с напрягом наскребаю. — Грех прибедняться, Яша. Бизнес у тебя нормально идет. И я бы тебя озолотил, если б у нас бюджет нормальный был, но сам знаешь… Яшин взгляд стал строгим. — Ништяк! Ты-то не за бабки стараешься. А я что ж? Считаю себя тоже идейным человеком. Капитан поверил, что Тундра сказал искренне. Из всей команды своих стукачей Кострецов всегда выделял этого похожего на чугунный утюг человека. Он занимался разведкой больше не за блага, которые с его нахрапом и так бы добыл. Яше нравилось это как итроку, охотнику. Кто Тундре был ближе: блатные или милицейские? Сейчас Яше казалось, что капитан ему братан. А завтра что в его бедовую голову взбредет? Он, пожалуй, и сам того не знал… — Так что по Ахлопову? — поторопил Сергей. — Надыбал банк Ашот со Сретенки, а брал Витя Молот, у него целая бригада таких специалистов. — Ашот? Это у которого закусочная около Сухаревки? — Во-во! А Молот — его «крыша», ну и действуют сообща время от времени. — Так-так, — соображал оперативник, не гася всегдашней белозубой улыбки. — Как это ты моментально их рассек? — А так. Опытный ты опер, Кость, а лишнее спрашиваешь. Тебе, может, всю мою информаторскую сеть на бумажке изобразить? — Да ладно, Яша. Просто восхищаюсь твоими способностями. Брали банк, имея коды сейфов, заметь. — И это знаю, — самодовольно сказал Тундра, потирая свою розово-пятнистую физиономию. — Те коды Ашот через каких-то отдельных людей вынюхал. — Ашот да Молот, — произнес опер задумчиво. — Никаких улик не оставили. Тяжело будет раскручивать. Взяли долларовую наличность. Ее, когда и тратить начнут, по номерам не зацепишь. — Кто ж говорит, что легко? Профессора работали. Теперь уйдут в тину, новое дело не скоро замыслят. А «лимоны» те уже и шпиону не найти. — Спасибо, Яша, — сказал капитан, вставая и одергивая куртку, взбугрившуюся над кобурой с пистолетом. — Бывай здоров! Кострецов вышел из зала, зашагал переулками к черной вязи еще не распустившихся деревьев над Чистыми прудами. Шел и размышлял. Армянина Ашота, хозяина закусочной на Сретенке, он более-менее знал. Худой, высокий Ашот был любителем поболтать с посетителями, часто становясь за стойку бара для обслуживания. Вечерами у него выпивала темная сретенская «бражка». По своим делам Кострецов время от времени обращался за информацией к сретенским оперативникам, но никогда от них об Ашоте ничего плохого не слышал. Витя Молот был капитану вовсе неизвестен. Требовалось пойти к Ашоту на Сретенку и посмотреть на него повнимательнее. У памятника Грибоедову напротив метро «Чистые пруды» Кострецов заметил Черча. Тот страдал с похмелья, нервно куря и безостановочно моргая. — Привет, земляк, — сказал Сергей, подходя к нему. — О, Кость! — обрадованно воскликнул Кеша. — Вчера с твоего пива я раскрутился! Потом водочки мне поднесли — и пошло. Еле жив, уши пухнут. Выручай опять. — Ну ты и крутой! — Кострецов рассмеялся. — Сначала тебя напои, а потом и по-хмеляй. — А так на Руси всегда было принято. — Вон как заговорил. А Британия, а свершения лорда Черчилля? — Да ну их, — отмахнулся Кеша рукой с окурком без фильтра, догоревшим почти до пальцев. — Русь-то святая. — Но святым духом и туг не проживешь. Что это за Витя Молот на Сретенке объявился? — Почему объявился9 Давно там шмонается. — «Деловой»? — Есть такое, — сплевывая, прошепелявил Черч. — Ныне в силу вошел. Отстежку с торгашей у «Сухаревского» метро собирает. — А с Ашотом из закусочной он как? — Да выпивает у него. — Ладно, — сказал Кострецов, протягивая Кеше деньги, — похмелись. Тот схватил, радостно заозирался. — Спасибочки, тут на стакан! Кострецов шел по Сретенке к заведению Ашота. Время приближалось уже к обеду, как раз уместно было заправиться. Открыв дверь закусочной, обрадовался, увидев за стойкой самого длинноносого, усатого Ашота. То, что Кострецов из милиции, Ашот вряд ли знал, и капитан решил пообщаться с ним, прикинувшись таким же, как Черч, мучающимся с похмелья. Сергей ринулся к бару, расталкивая посетителей. — Хозяин, — крикнул он Ашоту отрывисто, — сто грамм немедленно! Душа горит! Ашот моментально, с ловкостью фокусника плеснул водки в стакан и пододвинул Кострецову блюдечко с селедочным бутербродом. Сергей залпом выпил, стал закусывать. — Теперь жить можно, — выдохнул он. — Давай вдогон пивка, хозяин. Ашот открыл бутылку и поставил перед Сергеем, осведомился: — А ты, дорогой, откуда знаешь, что я тут хозяин? — По тебе видно, — почтительно произнес Кострецов, жуя.