— Вот поэтому тебе и следует идти на выборы как независимому кандидату. Это, кстати, кое в чем и в наших интересах тоже. Иначе бы мы тебя не напрягали… Нет, я согласился не сразу. Попытался найти какой-то вариант чтобы в это не лезть. Ну, или, может и залезть, но не первых ролях. — То есть я вам нужен просто потому, что вы считаете, будто мне будет легче избраться? Так может я просто поддержку какого-нибудь вашего кандидата? Вот всеми силами постараюсь… Примаков вздохнул. — Увы, по прикидкам наших аналитиков в том округе, в котором будут происходить довыборы, «проходных» кандидатов кроме тебя у нас нет. Посуди сам — во-первых, у тебя отличная анкета! Олимпийский чемпион, Герой, популярный, известный писатель, успешный предприниматель, да и… ты себя в зеркало видел — просто красавчик, — тут оба Евгения негромко рассмеялись. — Плюс семья у тебя… — Семью трогать не будем, — ощетинился я. — Ну, не будем — так не будем. В конце концов, кому как не тебе решать, как тебе вести твою собственную избирательную компанию? Так что все в твоих руках… — блин, да они даже финансирование моей избирательной компании на меня повесили! Но и плюшки были заметные. Валютный счет нам открыли буквально на следующий день после этого разговора. Более того, когда я попробовал прикупить себе через него некоторую часть валюты на свои собственные деньги — это получилось. Нет, конечно, я не действовал совсем уж внаглую — эти деньги потом реально были отправлены в США для выплаты роялти парочке авторов, книги которых уже ушли в продажу, просто денег за них из торговли мы на тот момент не получили… но я понял, что у меня появился канал практически легальной закупки валюты. Правда по бешеному курсу, потому как даже с рук ее можно было купить куда дешевле. Но это все еще нелегальное и противозаконное действие, уголовную ответственность за которое пока никто не отменил. Причем, «уголовка» грозила не только за покупку, но даже и за сам факт владения валюты… Впрочем, на самом деле, сажать за это уже практически перестали. Но, раз уж я влезал в политику, да еще и, считай, в одиночку, беречься пока следовало капитально. Тут как бы, даже, наоборот, на провокации не нарваться! Валюта же была нужна. А покупка ее через биржу, являлась вполне легальной… Хотя, где-то через пару месяцев после позора с ГКЧП я все равно собирался озаботиться покупкой достаточно крупной суммы в «налике». Ну чтобы хватило на жизнь мне и родным, в течение следующих пары лет. После ГКЧП начнется такой дерибан ресурсов и полномочий, что все правоохранительные органы окажутся напрочь парализованными. Так что тогда это станет уже практически безопасным. Рассчитывать же на рубли в ближайшие два года смысла не было — то, что заработаешь, уже к концу месяца обесценится в полтора-два раза. И так месяц за месяцем… А вот потихоньку продавая «баксы» по ежедневно изменяющемуся курсу и немедленно тратя все выменянное на текущие нужды прожить следующие два года можно было вполне нормально. Если, конечно, действовать с умом и особенно не светиться. Потому как бандитизм в этот период так же расцветет пышным цветом. Вследствие чего просто выйдя из дома поменять немножко долларов на рубли вполне можно в процессе данного действа не только расстаться с первыми так и не получив вторые, но и вообще лишиться жизни. Причем, даже если ты собираешься сделать это в официальном банковском обменнике. Они, почитай, все в это время крышевались какими-то бандами. Далее, мне было обещано сразу же после получении мною мандата депутата поспособствовать в получении дипломатического паспорта. Депутаты и так имеют на него право, но, по правилам, выдавать его должны только на время служебных командировок в составе официальных делегаций. Однако, когда и где в мире депутаты строго следовали правилам? Они ж сами — власть! Ну, может, не все, но самые влиятельные так уж точно… Вот мне и пообещали, что я войду в когорту таких «не всех». Ну так — бочком и на краешке… При этом и обычный заграничный паспорт у меня тоже сохранялся. А еще, нам, наконец-то, удалось решить вопрос с заграничным паспортом для Аленки. А вы как думали? Заграничный паспорт для обычного гражданина все еще был этакой «вещью в себе», и получить его просто по желанию, ну как это было в РФ — написать заявление на «Госуслугах», а потом просто подойти к указанному времени и, выполнив несложные манипуляции, получить в руки красную книжку, было невозможно. Да даже и по-другому — несколько раз выстояв дикую очередь с записью на ладошке химическим карандашом (на фотографирование, на заполнение анкеты, на подачу документов, на собеседование и так далее) — тоже очень непросто… В прежние времена его вообще выписывали только в том случае, если у тебя на руках имелось железобетонное основание такой необходимости — направление в служебную командировку за границу, имеющаяся на руках турпутевка, одобренное «свыше» приглашение на участие в некоем международном мероприятии типа того же Кошицкого марафона или, там, вручение Нобелевской премии либо заявление о переезде на постоянное место жительство за границей, с будущим непременным отказом от советского гражданства… Это, почитай, и все. Иначе — и не подходи! Причем, ту же турпутевку нельзя было пойти и просто купить. Они «выделялись». Причем, по блату. И после скрупулезного рассмотрения твоей личности на партийном, комсомольском либо профсоюзном собрании, с последующим утверждением его результатов в райкоме или горкоме партии (причем, даже если ты беспартийный), а так же непременной беседой с сотрудниками соответствующих органов. Иначе никак… Это нам удалось… нет, не обойти все эти ступени — мы их тоже все преодолели, но сделать это с минимальным напрягом, потому как все наши поездки за границу были, ни больше, ни меньше как частью некоторых «игр больших дядей», а для всех остальных эта «дорожка» была усыпана массой ухабов… Сейчас, правда, с паспортом, вроде как, должно было стать полегче — сказывался общий развал и некоторое умягчение нравов, но, увы, именно что «вроде как». Потому что закаленные десятилетиями советской действительности сотрудники ОВИР инстинктивно мгновенно дружно смыкали шеренги перед всякими «левыми», желающими прикоснуться к ранее запретному. Нет, отказать они права не имели, но тянули и отфутболивали просто виртуозно. То «бланков нет», то «начальник занят — зайдите на следующей неделе», то «прием документов временно приостановлен поскольку идет пересмотр размеров госпошлин», ну и так далее… А тут буквально через неделю после состоявшегося разговора нам просто позвонили из ОВИР, в котором нас все это время отфутболивали, и очень вежливо пригласили на прием, с которого Аленка вернулась с круглыми глазами, глупой улыбкой и с новеньким паспортом в руках. — Так это что, Ром, мы теперь можем просто взять и поехать в гости к Изабель?_ слегка ошарашенно спросила она меня, когда закончила любоваться выданным документом. — Если напишет нам приглашения — то не вижу проблем, — пожал я плечами. — Иначе те же французы хрен визу дадут… Только, знаешь, пару-тройку месяцев я точно буду сильно загружен. Так что, если думаешь слетать в это время — придется тебе лететь одной. Жена задумалась, а потом решительно мотнула головой. — Нет если лететь — так вместе. И-и-и… я хочу и детей взять. Их мне в паспорт записали. Как думаешь, нас всех вместе выпустят? — Думаю — теперь да, — с некоторым сомнением в голосе ответил я. Ну да, в СССР была практика отправлять в командировки или отпускать в поездки мужа без жены, родителей без детей и так далее. Типа оставляя заложников. Но она, вроде как, за последние несколько лет уже сошла на нет. Ну, или, вот-вот сойдет. Новый «синопсис» я опять написал за месяц. В принципе, от предыдущего он отличался не слишком. Единственным серьезным отличием был большой международный блок. Я написал, что раздрай между КНР и Западом в связи с жестоким подавлением протестов на площади Тяньаньмэнь не затянется надолго, и Китай продолжит движение по пути «мировой фабрики», с каждым годом все больше набирая вес и силу. В связи с чем в ближайшие десятилетия начнет возрастать значимость Транссиба и БАМа. Предупредил о долгом и кровавом распаде Югославии, который непременно закончится бомбежками НАТО. Написал о скором расширении этого блока, и непременном включении в его состав всех бывших стран соцсодружества и бывших союзных республик Прибалтики. Ну и остального по мелочи, что смог вспомнить. Вот только вспомнилось немного. Если честно, за международными событиями я всегда следил весьма небрежно. А уж в девяностые мне вообще было совершенно не до этого. Семью бы прокормить… ГКЧП и оборона Белого дома пролетели мимо меня. Я был сильно занят выборами. Впрочем, я и не планировал никак в этом участвовать — ни на той, ни на другой стороне. Как говорится — чума на оба ваши дома… В отличие от прошлого раза. Тогда я к девяносто первому уже дослужился до капитана и дорос до офицера управления полка. Так вот, девятнадцатого августа нас подняли по тревоге и посадили «на казарму». Мы работали и, краем глаза, пялились в телевизор, в свободную минутку забегая в Ленинскую комнату роты МТО, которая размещалась в другом крыле здания управления, а также прямо на рабочих местах слушали радио… ох как мне тогда хотелось бросить все и рвануть в Москву «защищать демократию» и «бороться за свободу». И, по-моему, наш начпо, это дело просек. Вследствие чего, когда управление разбили на ночь на две смены, одна из которых должна была постоянно находиться на рабочих местах отрабатывая документы и в полной готовности к действиям, а второй было разрешено отдыхать, но прямо здесь, в расположении, и не раздеваясь, он заткнул меня именно в первую смену, вместе с собой, и загрузил по полной — той самой отработкой документов, ночными проверками караулов, всякими личными поручениями и так далее. Так что всю свою смену я мотался по всему расположению и караулам как сраный рэкс, вследствие чего по ее окончанию у меня не осталось никаких сил куда-то ехать. А когда я проснулся на следующий день — стало ясно, что все уже, можно сказать, закончилось. Белый дом защитили без меня. Нет, время на «примазаться» еще было, но именно и только на это. И я посчитал что так будет уже нечестно. Типа, если бы я поехал, когда еще ничего было не ясно — тогда да, а вот так, изображать из себя защитника недостойно… А ровно через год я благодарил бога, судьбу и, наверное, начпо за то, что в августе девяносто первого у меня не получилось поехать в Москву. И потому я могу честно, и с немалым облегчением, заявить, что я лично к установлению этого чудовищного режима, который уничтожает мою страну и грабит и убивает людей, не имею никакого отношения… — Ну, спасибо, бабушки — просветили. В какой, говорите, квартире они живут? — В осьмнадцатой. На третьем этаже вон в том подъезде… совсем житья от них нет! — Да-да, я понял, — я поднялся и, вежливо попрощавшись с бабушками, двинулся дальше по своему будущему округу. А как вы думали? Политическая борьба и выборы на альтернативной основе во всей своей красе. Как потопаешь — так и полопаешь… Нет, все остальные методы так же присутствовали — от листовок в почтовые ящики и раздачи календариков с моим портретом, до предвыборных митингов и иных «встреч с избирателями». Причем, это там, в моем будущем все это выглядело если не «кустарщиной», то «деревенскими играми», здесь же к подобному еще совершенно не привыкли. Так что всех моих конкурентов мои методы ведения предвыборной компании приводили в настоящий шок. Ну как же — не просто морду будущего депутата где-то вывесили на плакате, а — ты гляди, сам пришел с людьми поговорить, газету выпускает, листовки активисты раскладывают по почтовым ящикам, да еще и палатки установили с крупно сделанной надписью «общественная приемная»… До квартиры я дополз только к одиннадцати часам. Мои еще не спали. Так что не успел я войти, как доча повисла на шее, а сын, солидно сидевший на руках у жены, по-дружески похлопал меня ручкой по щеке и сделал движение телом, намекавшее, что «Его Высочество принц-наследник» не против перебраться на руки к бате. Аленка рассмеялась и, передав мне «продолжателя фамилии», сообщила: — Через пять минут иди на кухню — я как раз все разогрею. — Папа, а пойдем в лошадку поиграем! — тут же восторженно завопила доча и потянула меня в гостиную. Я вздохнул и, перехватив поудобнее «солидного мужичка» двинулся за ней… Выборы я выиграл легко. В первом же туре. Ну да изо всех кандидатов, коих оказалось аж двадцать семь человек, у меня, во-первых, оказался самый солидный «иконостас» из личных достижений и, во-вторых, за время избирательной компании я лично умудрился пообщаться почти с тремя тысячами человек — представился, руку пожал, выслушал, пообещал помочь… Да и помог. Далеко не всем и не во всем, конечно, но ливневку на Советской почистили. Да и притон в восемнадцатой квартире, о котором мне сообщили бабушки, тоже удалось ликвидировать. Причем, еще и с неожиданной пользой для милиции. Потому что на этой квартире прихватили какого-то вора, который находился в розыске, а также обнаружили доказательства причастности других там пребывающих к одному значимому «висяку», за которой местный отдел регулярно взгревало вышестоящее начальство. Так что милиционеры в настоящий момент довольно потирали ручки, ожидая каких-нибудь плюшек… А вот водоочистные, увы, починить не удалось. На все мои попытки ответ был прямо «по Медведеву»: Денег нет, держитесь и всего вам хорошего… Так что, не смотря на то, что один из конкурентов вовсю обзывал меня «богатеньким буржуем-жуликом, ограбившим простых людей», правда обосновывая это весьма скудным примером завышенных цен на мои книги и книги, издающиеся нашим кооперативным издательством, а второй — «коммунистическим наймитом, руки которого по локоть в крови», в подтверждении чего приводил мои награды и сам факт участия в войне в Афганистане — я обошел обоих. Как и остальных двадцать четыре человека. Получив официальный «мандат», я попытался позвонить Примакову, чтобы спросить что мне делать дальше, но за три дня дозвониться до него так и не смог. Поэтому плюнул и отправился напрямую в Белый дом, в котором в настоящий момент располагалось не только правительство РСФСР, но и Верховный совет и почти сразу же попал, так сказать, с корабля на бал. Потому что буквально через несколько дней начинал работу V съезд народных депутатов РСФСР. Причем, как выяснилось, это был не новый съезд, а как бы продолжение старого, первая часть которого состоялась еще в середине июля. Ко всему прочему он, как оказалось, еще и являлся внеочередным. Причем, далеко не первым таковым. Ибо первые депутаты обновленной и свободной России сразу же по избранию завели привычку к авралам. Так что все, что творилось в стране в следующие годы, похоже, было вполне закономерным. С такой-то организацией работы высшего органа власти… С трудом отбившись от «зазывал», пытавшихся затянуть меня в какую-нибудь из фракций, каковых насчитывалось под десяток, я некоторое время болтался как… м-м-м… некоторая субстанция в проруби, кляня себя за то, что поддался на провокацию, пока наконец, меня, как писателя, не приписали-таки к комитету по образованию. Потому как комитет по культуре был полностью сформирован. Дела в комитете у меня, увы, как-то не пошли. Дело в том, что в настоящий момент прогрессивная общественность и передовой отряд педагогов-новаторов, собравшиеся в этом комитете, категорично заявляли, что советская школа — есть ничто иное как убогое, забюрократизированное и давящее любую инициативу говно, которое требуется немедленно и всеобъемлюще реформировать! Вот прям бегом-бегом, а то все буквально завтра рухнет, и мы навсегда и напрочь отстанем от передовых, цивилизованных стран. А когда я, памятуя, как в грядущем веке не менее энергичные депутаты, писатели и педагоги-новаторы, наоборот, превозносили советское образование, улучив момент, робко поинтересовался — нет ли здесь преувеличения, и не выплеснем ли мы в реформаторском раже, так сказать, вместе с грязной водой и ребенка, то был тут же заклеймен как полный мракобес и ретроград. Так что отношения с коллегами по комитету у меня так же не сложились. Однако, несмотря на это, в конце работы Съезда я, неожиданно для себя, оказался кооптирован в Верховный совет РСФСР. Что было мной расценено как весьма многообещающий знак. Типа, наконец-то обо мне вспомнили и теперь мне хоть что-нибудь объяснят! Но, увы, мои ожидания так и не оправдались. Ибо, когда я, наконец, сумел дозвониться до Примакова и, так сказать, запросил у него хоть какие-то инструкции, мне было велено расслабиться и не надоедать. После чего я разозлился и прямо из депутатского кабинета созвонился с Изабель, попросив ее прислать нам приглашения и предложив ей один авантюрный план. Который она, по-быстрому в него вникнув, горячо поддержала. Так что семьдесят четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы встретили аккурат в Aéroport de Paris-Charles-de-Gaulle, стоя в очереди на паспортный контроль. Ну здравствуй, Париж, давно не виделись… Глава 16 — Давай-давай заноси… Стоп! Повело, блин… Да держи ты крепче! — я замер, восстанавливая равновесие, так что парни успели перехватить мешок и аккуратно сняли его с моей спины. Я выпрямился и утер рукой пот. — Блин, это ж сколько же он весит? — Да килограмм сто, не меньше! Вон какой здоровый! — Да уж… — я потянулся и завел руки за спину сцепив их в замок. Мне почему-то казалось, что мешки должны иметь максимальный вес не более пятидесяти килограмм. Иначе замучаешься их ворочать. Но этот мешок муки размерами был с обычный картофельный, который как раз и должен весить те самые пятьдесят килограмм. Увы, никаких «сеток» под картошку здесь пока еще не существовало, и буквально все товары — от той же картошки до муки и макарон, расфасовывались в мешки стандартного типоразмера. А, поскольку мука куда тяжелее картошки — весил подобный мешок намного больше. Поэтому я его еле доволок. И то мужики помогли… — Фух, я думал — спину потянул. — Да ладно, Ром — ты вон какой лось, — ехидно начал Пыря. — Так что тебе чтобы спину потянуть — нужно бетонную плиту загрузить! — народ заржал. Я беззлобно ругнулся после чего махнул рукой. — Ладно — айда пьянствовать! — и народ, все так же гомоня, плавно переместился из кладовки, в которую мы и волокли мешок с мукой, в гостиную. Я, напоследок, окинул взглядом полки, заставленные тушенкой, рыбными консервами, мешками с макаронами, сахаром, сухофруктами, а так же связками и берестяными туесками с сушеными грибами, которые мы накупили у бабок, торгующих дарами леса вдоль трассы Москва-Ленинград (то есть, с сентября этого года уже снова Санкт-Петербург), и трехлитровыми банками с маринованными помидорами, огурцами, кабачками, патиссонами и всем остальным. Ну и мою гордость — кадушку с квашеной капустой. Ну что же, можно сказать — семья Марковых к наступлению эры свободы и демократии вполне готова… Во Франции мы провели больше трех недель. Причем, на этот раз, Парижем отнюдь не ограничились. Через неделю после приезда мы с Изабель и ее новым бойфрендом (несостоявшийся поэт уже исчез с горизонта), как это и предусматривалось тем самым авантюрным планом, сели на машины и дунули напрямую в Довиль. Самый аристократичный курорт на побережье Ла-Манша. Затем был Мон-сен-Мишель, средневековый городок с шикарнейшим монастырем, расположенный на полуострове в том же проливе Ла-Манш, который в прилив становится островом. Потом Бордо, в котором пока еще не было его знаменитейшего «водяного зеркала» на Биржевой площади и моста Жака Шабана-Дельмаса, зато собор святого Андрея и башня Гросс Клош пребывали на своем месте. Следующим — Биарриц, еще один аристократический курорт, в честь которого «Cadillac» даже назвал одно из своих купе. Затем средневековый город-крепость с сохранившимися двумя рядами стен — Каркасон. Потом княжество Монако, в котором мы провели два дня и, даже, заскочили на вечерок в его знаменитое казино, которое не принесло нам с Аленкой никакой прибыли, а лишь облегчило наши карманы где-то на три сотни франков. Увы, ни в картах, ни на рулетке, ни в лотерее мне никогда не везло. Так что я особенно ни на что и не надеялся, расценив проигранные триста франков как стоимость «билета», позволившего увидеть роскошный мир самого знаменитого казино планеты. И, знаете что — одного посещения мне вполне хватило. Впрочем, я так и предполагал. В казино «Монте-Карло» мне в прошлой жизни побывать не удалось, а вот в Лас-Вегас как-то занесла судьба. Так что о том, что я не игрок, мне уже было известно… Впрочем, сами интерьеры впечатлили. Но в первую очередь не роскошью — и пороскошнее видали, а этаким привкусом старины и респектабельности. Ну а последним пунктом нашего путешествия была маленькая, но очень уютная и вся такая кукольно-пряничная эльзасская деревенька Эгисхайм, в которой со времен средневековья практически ничего не поменялось. Ибо, если верить путеводителю, последний новый дом в ней был построен еще в XVIII веке… После чего мы вернулись в Париж, намотав за эти две недели около четырех тысяч километров. Для нас с Аленкой это было в порядке вещей, а вот Изабель никогда на подобные расстояния на автомобиле не ездила. Так что ее это путешествие привело в полный восторг. И она тут же начала требовать от нас на следующий год снова устроить что-то подобное. Пришлось пообещать… Добравшись до Парижа, мы, как обычно, разместились в особняке матери Изабель и два дня отходили от вояжа. Не то, чтобы он был таким уж напряженным, но то, что мы путешествовали с детьми — изрядно добавило трудностей. Впрочем, на мелких было грех жаловаться. Они дорогу перенесли отлично. У сынчика под конец даже выработалась забавная привычка. Как только мы сажали его в машину — он мгновенно засыпал. Даже если мы еще какое-то время не трогались с места, и машина просто стояла неподвижно. Вечером после возвращения, когда мы с любимой, уложив детей, завалились на наше «супружеское ложе», Аленка прижалась ко мне и прошептала на ухо: — Знаешь, а меня отпустило. — В смысле? — не понял я. — Ну-у-у, понимаешь, Прага надолго съела у меня всю эмоцию. После нее я думала, что меня теперь ничем не удивить и не очаровать. А вот это путешествие… оно… короче я опять была в восторге! — Ну, надеюсь, ты его хорошо запомнила, — довольно улыбнулся я. Потому что это наше путешествие для меня лично было вторым. В прошлой жизни мы с ней проехали приблизительно тем же маршрутом, только произошло это на тридцать с лишним лет позже. Ну да в той жизни я в это время еще даже и не думал идти в писатели, хотя кое-что уже, потихоньку, кропал. Но, по большей части, малую форму — рассказы, повестушки. Они выходили в журнале «На боевом посту» и о том, чтобы попытаться отдать их куда-то еще, у меня в тот момент и мыслей не было… — Еще бы! Ну а если что и забуду — так есть как вспомнить, — и жена, шаловливо улыбаясь ткнула пальчиком в сторону торжественно водруженного на туалетный столик дорогущего фотоаппарата «Nikon F4». На него ушла добрая часть тех денег, которые успели накопиться на моем французском счету после того, как были закрыты все долги, образовавшиеся из-за ремонта нашей квартиры. Это был мой ей подарок, который привел Аленку в шок. Ну не было у нее до этого никаких поползновений в сторону фотографии. Но для меня это было вполне осознанным решением. Причем на перспективу. Дело в том, что я не хотел, чтобы она после декрета снова выходила на работу. На хрен то кубло, которое подзуживало мою любимую к измене с «творческой личностью»! Да и смысла особенного не было. Денег нам хватит и тех, что я сам заработаю, а нервы у человека не железные. Работа же в школе — дело очень нервное. А если учесть какой скоро начнется раздрай и развал — то и вообще говорить не о чем… Ну а пенсию, я надеюсь, мы даже оформлять не будем. Пусть наши налоги пойдут тем, у кого пенсия — единственный источник дохода, а мы и так проживем. Так что стаж нам тоже не интересен… Но и просто сидеть дома ей, с ее характером, было бы скучно. Поэтому в нашей прошлой жизни она у меня, в конце концов, увлеклась фотографией, а потом и написанием картин. У нее, даже, выработалась ее собственная вполне узнаваемая творческая манера, которая многим нравилась. Так что и ее фотографии, и написанные ею миниатюры среди знакомых разлетались как горячие пирожки… Вот я и подумал — почему бы ей не заняться этим лет на двадцать-тридцать пораньше? Именно из-за этого мы, кстати, сразу по приезду и задержались в Париже, хотя по плану должны были выехать в спланированное мной с Изабель путешествие уже на четвертый день после прилета. Оно должно было подарком ей к уже скорому Дню рождения… Я вообще любил делать любимой подарки. Она была очень благодарным человеком и всегда так искренне радовалась всему, чего бы я ей не дарил — от какой-нибудь мелкой финтифлюшки до чего-то дорогого и серьезного, что просто подсадила меня на эту ее радость. Ее хотелось видеть и ощущать еще и еще… То есть реально организовала все как раз-таки Изабель — прозвонила и забронировала отели, прошерстила справочник «Мишлен» по поводу самых известных таверн и ресторанов на запланированном нами маршруте, выяснила насчет возможности взять нам машину в прокат. С этим, кстати, возникли самые большие трудности. Увы, не смотря на развитость этого сервиса в Европе взять напрокат машину с советскими правами на руках оказалось невозможно. Несмотря на то, что ездить с ними по Европе было вполне разрешено… Но Изабель и тут придумала как нам выйти из ситуации. Она предложила вариант, при котором прокатную машину она возьмет на себя, а мы воспользуемся ее собственной. Потому что, как выяснилось, для того чтобы ездить на чужой машине во Франции не требовалось никаких доверенностей и иных документов — достаточно было просто иметь при себе права и техпаспорт… У нее был компактный «Renault 19» в версии — кабриолет. Но нам с нашей пока еще не слишком большой семьей этого должно было вполне хватить. Правда, чтобы наши чемоданы влезли в багажник, на перегонах между городами ехать приходилось с поднятым верхом. А покататься «как Люба Успенская» у нас получилось лишь тогда, когда мы останавливались в каком-то месте на несколько ночей, и чемоданы выгружались из багажника… Так вот, в Париже пришлось задержаться из-за того, что мсье Жубер оказался настолько любезен, что, узнав о моих планах насчет фотографии, созвонился с каким-то своим приятелем, который был весьма известным во Франции мэтром фотографии и договорился с ним о трех днях индивидуальных уроков для Аленки. Тот уже давно проживал в Нью-Йорке, но, на нашу удачу, как раз сейчас ненадолго прилетел в Париж. Так что все сложилось наилучшим образом… База у Аленки, благодаря «художке», была — как строить композицию и сочетать цвета она представляла, так что на первый раз трех дней должно было хватить. Тем более, что «техническим вопросам» — ну там, как проявлять пленку, как печатать фотографии, мэтр уделил минимум внимания. Мол, играть с проявочными растворами и всем таким прочим — это уже потом, после, на более высоком уровне мастерства, а пока сдадите в ближайшую лабораторию «Eastman Kodak», там вам все проявят и напечатают в лучшем виде. Эх, где только их взять-то в России… Ну а по нашему возвращению мэтр, уже собиравшийся улетать обратно в свой Нью-Йорк, отсмотрел снятые ей фотографии и высказал запунцовевшей Аленке свое ценное мнение. После чего, неожиданно предложил опубликовать парочку ее фотографий в местном журнале «PHOTO», завив, что «у вас, мадмуазель, очень неплохо получаются природные панорамы». Отчего Изабель пришла в полный восторг, сообщив нам, что это несомненный успех, потому что пробиться на страницы этого журнала страстно мечтают тысячи современных фотографов. Причем, не только французских. Ибо это самый крутой журнал по фотографии в мире! Я скептически хмыкнул — вряд ли американцы или англичане с этим согласятся, а потом, улучив момент, поинтересовался у нее насчет того, а с какого хрена тогда там захотят публиковать фотографии вполне себе начинающего фотографа. На что Изабель безапелляционно заявила мне, что фотографии, рекомендованные «дядей Патриком», они опубликуют непременно… Вот так и закончился наш первый заграничный вояж, который я впервые полностью спланировал сам, и по шаблону, которого я собирался выстраивать и другие наши путешествия. Ну дык этот шаблон я в своей прошлой жизни вырабатывал десятилетия — пока не получилось то, что нас с моей любимой устраивало наилучшим образом. Ну а по возвращении в Москву пришло время плотно заняться подготовкой к предстоящим катаклизмам. Так что я занялся скупкой максимального числа долго хранящихся продуктов и всего, что могло пригодиться для жизни — от трусов и носков и до запасов зубных щеток и бритвенных лезвий. Увы, с одноразовыми «Gillette» или, хотя бы «Bic» в стране пока были большие трудности. Нет, кое-что я попутно прикупил во Франции, но существенную часть привезенного пришлось раздать в качестве подарков… Кроме того, батя, по моему совету, заказал на работе сварить полутонный бак из нержавейки. Мы установили его в деревенском гараже у дедуси, который вышел-таки на пенсию и практически переселился вместе с бабусей в деревню, в ее родительский дом, и постепенно заполняли бензином… Хоть женщины не верили до конца моим апокалиптическим прогнозам, совсем уж пренебрегать моими советами никто не рискнул. Потому как от того, чего я в жизни сумел достичь к настоящему моменту — так же было не отвертеться. А раз я этого достиг — значит не такой уж и дурак. Недаром же американцы говорят: «Если ты такой умный, то почему ты еще не богатый?». Вот совсем не универсальная формула, но какая-то сермяжная правда за ней есть. Кроме того, я смотался на самолете в Таллин, где пробежался по знакомым и рекомендованными знакомыми местным валютным «маклерам», скупив у них около двадцати тысяч долларов. Если бы кто-то успел узнать суммарный объем моих покупок — живым бы я оттуда не выбрался. Но я поставил на то, что «валютчики» в принципе не болтливы. Ибо болтливых уже давно «зачистил» КГБ. Ну и на скорость. В Таллине я все сделал за один день, прилетев в столицу уже не совсем советской Эстонии (или, скорее, теперь уже совсем не советской), рано утром, и убыв из нее ночным поездом, на который, кстати, я сел совсем не в Таллине, а в Нарве, добравшись до нее на каком-то левом «бомбиле». Авантюра, конечно… но, слава богу, она удалась. Пьянку под девизом «Прощай СССР» я придумал устроить еще до отъезда во Францию. То есть, «официально» все собрались послушать наши рассказы о путешествии, посмотреть фотки… но я знал, что именно сегодня, восьмого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года, в белорусских Вискулях подпишут те самые Беловежские соглашения, поставившие крест на нашей большой стране. Жалел ли я об этом? Да. Мог ли я либо кто-то другой это предотвратить? Нет. В этом я был совершенно уверен. Даже если убить Горбачева, Ельцина, Яковлева, Шеварнадзе, Бурбулиса и еще десяток человек, наиболее сильно в этом «замазанных» — это все равно бы произошло. Нашлись бы те, которые продолжил бы дело покойных до полного успеха. Так уж, как это говориться, сошлись звезды… То есть пороки социалистической экономики: когда мест в гостиницах никогда не было, даже если они стояли полупустыми, когда все — от продуктов до одежды и мебели приходилось не покупать, а «доставать», когда урожай убирали всем миром — от солдат до студентов и рабочих оборонных предприятий, а перебирать гнилую картошку и капусту на овощебазах регулярно, по разнарядке, отправляли ученых, рабочих и школьников, и этого все равно не хватало для того чтобы накормить страну, вследствие чего очень многое — от зерна до колбасы (предметы главного вожделения советских людей еще с конца 60-х — венгерский сервелат и финское салями) приходилось закупать за рубежом, наложилось на падение цен на нефть и усугубились крайним раздражением людей от слишком большой разницы между благостной телевизионной картинкой, а так же речами, возглашаемыми с трибун, и реальной действительностью, в которой все боле-менее качественное — от одежды и обуви и до автомобилей было представлено исключительно импортом или, максимум, «импортным вариантом», то есть товарами специально сделанными для иностранцев, обрушение стало практически неизбежным. А уж когда поверх всего этого ракетой взлетел ввысь национализм — все закончилось вполне закономерно. Страну разорвало аккурат по тем границам, которые были проведены советской властью… Так что для меня это было именно «прощание с СССР». Когда я вошел в столовую, все уже расселись за столом. — Ну где ты там застрял? — возмущенно завопил Бурбаш. — Водка стынет! Похоже, они с Земой, пока мы таскали мешки, успели принять по маленькой. Я усмехнулся и сел на свое место во главе стола, после чего оглядел всех присутствующих. Их было девять человек… то есть нет, всего нас вместе со мной и Аленкой за столом было пятнадцать. Так как половина пришли с женами или подругами… Но те девять человек, о которых я упоминал, были людьми, на которых, как я надеялся — я могу положиться. Из более чем восьми десятков тех, с кем я или мы с Аленкой учились, кто бегал в овраг, по которому протекала речка Репинка, колотить кулаками по газетным подшивкам, с кем сдружились в Ленинградском рок-клубе или сошлись во время нашей жизни в Таллине, «выкристаллизовались» вот эти девять человек. Нет, возможно, мои надежды на кого-то них окажутся неоправданными. Увы, впереди очень сложное и подлое время… Время, когда станет возможно многое, сейчас еще просто немыслимое. Когда дети начнут предавать родителей, жены мужей, а братья и сестры друг друга. И не только предавать, но и убивать, причем как нанимая киллеров, так и лично. Но других у меня не было. — Народ, прежде чем мы начнем, я хочу кое-что сказать, — начал я негромко. — Так — тихо! Ромик тост говорит… — заорал Бурбаш, но я покачал головой. — Нет, это не тост. И вообще — сядь и немного помолчи. Потому что я собираюсь сказать кое-что серьезное. — Да я ж и… — начал было возмущаться подвыпивший Бурбаш, но его тут же перехватил Пыря и одним движением опустил на стул, негромко повторив за мной: — Тебе ж сказали — помолчи, — после чего повернулся и внимательно уставился на меня. Я благодарно кивнул и начал: — Народ, грядут очень непростые времена. — Ну, я бы не сказал, что сейчас они такие уж простые… — хмыкнул Зема, но на него только неодобрительно покосились. Тем более, что, по общему мнению, уж кому-кому, а ему подобное стоило говорить в последнюю очередь. Он в нашей компании был вторым по, так сказать, суммарным доходам после меня. И, по моим прикидкам, должен был очень скоро меня обойти. В том числе и потому, что это клятое «депутатство» сильно отвлекало меня от творчества. Бухгалтеры же с каждым годом становились все более и более востребованными. А уж когда вокруг вовсю развернется «дикий рынок» — быть ему банкиром! Так что я продолжил: — Так вот, времена будут очень сложные. Во-первых, вверх полетят цены. Потому что принято решение с января полностью прекратить их государственное регулирование. А к чему это приведет можно наглядно увидеть на примере Польши. У них цены в конце восьмидесятых взлетели в несколько раз, а у нас взлетят в десятки. Потому что мы и больше, и ситуация в экономике у нас гораздо хуже… — я кратко изложил все, что помнил по девяносто первому году, не слишком заморачиваясь доказательствами. Всем было известно, что я депутат и, следовательно, вращаюсь в таких «верхах», что остальным и не снилось. Так что точно должен знать многое из того, что другим неизвестно. Поэтому слушали меня предельно внимательно. — Так вот… — начал я потихоньку закруглять я свой спитч, — я рекомендую всем, если у вас есть хоть какие-то деньги — как можно быстрее их потратить. Видели же, что творится у меня в кладовке, а ведь, сами понимаете — я из-за депутатства по любому буду иметь больше возможностей чем многие другие. Но я озаботился созданием запасов. И это должно вам сказать о многом… Так что — немедленно тратьте. Если кто-то копил на машину — покупайте сразу. Что можете. На что хватит. Иначе все накопленное сгорит. Короче, тратить немедленно — сейчас самая разумная политика, — я замолчал. Народ несколько мгновений ошеломленно молчал, переваривая все, что я сказал, после чего за столом поднялся гул. Я же схватил стакан с приготовленным Аленкой морсом и сделал большой глоток. В горле пересохло — сначала мешки таскал, а потом такую речугу задвинул. Когда я поставил стакан меня тут же забросали вопросами: — А когда об этом объявят? — А что компенсации никакой не будет? — А как же… нам же только в этом году зарплаты подняли. Ну после павловской конфискации… — я некоторое время молча слушал всех после чего поднял ладонь, останавливая поток.