Смех. — Я… я посадил растения весной. Вы гоняли по полям на мотоциклах! Все вытоптали. — Да есть у нас еда, мудак ты! — крикнул Курт. — Чего нам пахать, как рабам, если у нас все есть, что надо? Все согласились. Боксер сплюнул: — Запусти генератор по новой. — Я не знаю, смогу ли. Я… — А что с ним такое? — Могло кончиться горючее, может, он… не знаю… просто износился. Я… — Кому положено за ним смотреть? Дэйву пришлось потереть натруженную голову, чтобы вспомнить имя. — Энтони… да, Энтони. Боксер сжал кулаки — у него явно портилось настроение. — Где Энтони? — Это один из этих дурацких Призраков, — сказал Курт. — Которые торчат у компьютеров и энергию жрут. — Ты! — ткнул Боксер в какого-то двенадцатилетнего пацана. — Приведи Энтони. Быстро! Пацан побежал в гостиницу. Мы ждали, охваченные неловкостью. В последние дни молчание стало для нас слишком громким. Его надо было глушить музыкой. Пацан прибежал обратно. — Боксер… Энтони говорит, что слишком занят, и еще хочет знать, почему снова отключили ток. — А, блин! — Я думал. Боксер сейчас взорвется. — Пойди и приведи его! Курт, ты пойдешь с ним. Тащите его за волосы, если надо. Я посмотрел на Сару, а она приподняла бровь. Мы еще не видали Боксера в таком бешенстве. Через несколько минут пацан и Курт вернулись в сопровождении десятка угрюмых Призраков. Для них даже закатное солнце было слишком ярким, и они терли покрасневшие глаза. — Кто тут Энтони? — рявкнул Боксер. — Я, — сказал тощий серолицый подросток. — Чего генератор не работает? — Вот это мы и хотим узнать. — А я тут при чем? За ним смотрит Миддлтон. — По графику сейчас твое дежурство. Ты за него отвечаешь, Призрак. Дэйв внимательно наблюдал: его усталые глаза отметили, что сейчас что-то намечается. То же дошло и до толпы возле бассейна. Никто не говорил ни слова. Энтони перешел в контрнападение: — Я к нему уже неделями не подходил. Какого черта я должен с ним возиться? Остальные Призраки закивали. Они были на стороне Энтони. — Но тебя же учили за ним следить, — тихо сказал Дэйв. — Ты должен был его разбирать каждые три недели и чистить свечи. — А чего это именно я? Ты все делаешь. Боксер, — вот и это сделай. Я понял, что сейчас будет. А Энтони — нет. Кулак Боксера мелькнул в сумерках белой молнией. Удар пришелся точно в середину лица Призрака. Он свалился плашмя. Минуту я думал, что он и в самом деле умер. Он лежал, глядя в небо невидящими глазами. Потом заморгал и простонал. Кровь текла по футболке водопадом. Призраки попятились. — Стоять, зомби говенные! Стоять, я сказал! К Боксеру вернулись армейские привычки. Призраки не обратили внимания и стали отступать к гостинице. Одним движением Боксер выхватил из джинсов тяжелый кожаный ремень и обрушил его на Призраков, как бич. Они с воплями бросились обратно с красными следами на лицах и руках. Один попытался удрать. Боксер умело сделал ему подсечку и вздернул вверх за волосы. Призрак взвыл. Когда они построились. Боксер рявкнул: — Мне это надоело! Никакой дисциплины! Каждый творит, что ему в голову взбредет. И это каждый, а не только эти Призраки. Теперь каждый будет слушать Дэйва Миддлтона и делать, что он скажет. Или… — Боксер вздернул Энтони на ноги и показал его разбитый нос. — Или тут еще много кто будет ходить в таком виде. Совершенно неожиданно у нас снова восстановился порядок. И продержался четырнадцать дней. А Дэйву Миддлтону, опустошенному усталостью и шокированному подобным нехристианским поведением, оставалось еще двадцать два дня жизни. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ Если мы хотим выжить, нам надо узнать побольше На следующее утро стало ясно, что король теперь Боксер. Он говорил, что это не так и что главный все равно Дэйв Миддлтон. Но за веревочки дергал Боксер. После завтрака народ расставили по «работам», и все опять начали трудиться. Пикник закончился. Когда я шел к бензовозу, который мне было приказано обслужить, передо мной на землю упал, подпрыгнув, окурок сигареты. Я посмотрел, прищуриваясь против солнца. В десяти футах у меня над головой, развалясь на плоской крыше конюшни, как сам Дьявол, сидел Таг Слэттер. Первое, что я заметил, были его тяжелые сапоги. Обычно они были чистые. А сейчас были так заляпаны засохшей кровью, будто он прошелся по бойне. — Чего это тут творится, Атен? Я изложил ему как можно короче. Меньше всего мне хотелось стоять и болтать с этой татуированной обезьяной. Слэттер сплюнул, не попав в меня примерно на ярд. — Самое время было кому-то взять власть. Миддлтон — говно. Я не стал отрицать. — А ты, Слэттер? Тебя недели две не было видно. Далеко был? — Прилично. Мой старик меня подловил. Он следил за мной с самой фермы, где эта сука Кин копыта откинула. — А где он теперь? — Я его убрал. Я снова посмотрел на его окровавленные сапоги, и мне нетрудно было представить себе, что случилось. — Атен! Тебе придется сделать то же со своими. — С моими? Я их не видел с тех пор, как мы съезжали с Селби-роуд по дороге сюда. — Потому что ходишь, как пидор, с закрытыми глазами. С этими словами Слэттер резко повернулся и исчез, оставив на крыше ржавые следы от сапог.