— Вон тот, — ответила она и будто для пущей убедительности небрежно взмахнула узкой белой ручкой, добавив: — Второй. Отсюда. Климов остановил машину. — Я кофе не успела допить, — как бы невзначай бросила Инга, не спешившая покидать салон Сашиной «шестерки». Александр, ощутив тяжесть банок в своих карманах, с некоторыми угрызениями совести подумал о Ушакове и Барбиканыче, которые ждут не дождутся еды. Вспомнив о Старике, Климов с опасением подумал, что не предупредил друга о наличии в своей квартире еще одного обитателя. Как бы Лешка не прибил со злости крысевича. — Мне тоже пить охота, — произнес Саша. — Ну так, добро пожаловать, господин Спаситель, — рассмеялась девушка. * * * Давно уже, стемнело, и большинство сотрудников организации, разместившейся в уютном особнячке в старом, еще дореволюционной постройки центре города, ушли домой или отправились на задания. Однако двое надолго задержались в просторном кабинете, убранство которого как бы погружало любого оказавшегося в нем человека во времена построения развитого социализма. На стене, над головой хозяина кабинета, как и встарь, висел портрет вдохновителя и создателя этой самой организации, сменившей не одно имя за свою без малого восьмидесятилетнюю историю. Человеку за большим столом можно было бы дать лет шестьдесят или больше. Второй же, расположившийся напротив своего седоволосого собеседника, годился тому, как принято говорить, в сыновья. — Давай, Валентин, еще раз все разложим, — сказал хозяин кабинета. — Чтобы не упустить ничего. Почему ты все-таки думаешь, что от него в этом деле может быть толк? Он ведь ничего не знает о делах своего отчима, ты сам говорил, так? — Видите ли, товарищ генерал, — почтительно ответил Богданов. — Я с Климовым служил вместе. Знаю его хорошо. — Майор сделал паузу и продолжил: — И потом, просто чувствую, он не может не оказаться полезным. Генерал неодобрительно поморщился, услышав последнее слово «чувствую», и покачал головой. — Что-то он не шевелится, сослуживец-то твой. Может, тебе подтолкнуть его, а? Он ведь у тебя деньги ищет, так? — Да, — кивнул головой Богданов, — но кое-что пришлось ему рассказать, ввести в курс дела, до определенной степени конечно. Генерал молча внимал своему подчиненному, все глубже и глубже погружаясь в размышления, не теряя при этом нити повествования Богданова. Кому же предназначались эти полмиллиона, как теперь принято называть, баксов? Это-то и хотят знать в Москве. То, что за всем этим стояли Мехметов и Лапотников, говорило о том, что сделка готовилась крупная. На подозрении оказались несколько человек из числа московских знакомых Лапотникова. Позже поступили дополнительные сведения, и круг потенциальных получателей взятки сузился. Затем переговоры директора «Лотоса» с Адылом Мехметовым завершились, последний «отстегнул», или, опять-таки, как сейчас говорят, «отслюнявил» посреднику деньги и отбыл в свои края на похороны отца. И вот тут-то на авансцену неожиданно вышел Носков, решивший «кинуть» своего шефа. Мелкая рыбешка, заплывшая в глубокие воды большой игры, замутила воду и спутала все карты. Чего-чего, но вот такой прыти от заместителя Лапотникова не ожидали предусмотрительные сотрудники организации, коей полагается все знать и все предвидеть. Ее местное отделение и возглавлял засидевшийся в своем кресле, как нередко случалось, допоздна генерал-лейтенант Орехов. Прыти? Именно так… Ведь это по его приказу были уничтожены участники ограбления… А Лапотников? Фокеева? Сам Носков? Милиция просто сбивается с ног. Один вопрос: кто убил? В городе уже поговаривают о неком маньяке вроде Чикотилло. Да уж… И ведь вот что изумительно: погибли множество людей, а ни одного серьезного подозреваемого до сих пор нет. Климов? В это, положа руку на сердце, не верят даже доблестные подчиненные Физкультурникова. Голубенький Саранцев? Еще хуже. А что мальчишка скрывается, так ведь причин тому может быть сколько угодно. Женщина? Загадочная незнакомка с рыжими волосами, приезжавшая на дачу Лапотникова в день его смерти? Ищите женщину. Ищут, конечно. Остается еще Нина Саранцева. Для чего она прибыла на дачу в такое позднее время? Хотела отвести от себя подозрения? К тому же она, по всей вероятности, оказалась последней, кто видел живым господина Носкова. Основания для убийства своей соперницы, Галины Фокеевой, тоже могли найтись у жены покойного Юрия Николаевича. К тому же у Нины есть машина, на которой ночью она за какие-нибудь полчаса, ну, минут сорок, могла бы покрыть расстояние, отделяющее жилища двух последних погибших. Иными словами, времени, чтобы рассчитаться с обоими, ей вполне могло бы хватить. И все-таки… Вздор! Никому из всех вышеперечисленных лиц не под силу такая задача. Кто-то один мог убить из мести кого-то одного, и все. А что, если нанятые Носковым люди начали свою собственную игру, устранив своего нанимателя и принявшись за всех, кто оказался или мог оказаться (к примеру, Фокеева) на даче в тот вечер, когда погиб Лапотников? Пожалуй, скоро настанет и очередь Климова… Значит, они… или он (она?) ищут деньги. Значит, попытки их, до сих пор неудачные, неизбежно войдут в противоречие с интересами Мехметова. Значит, Богданов прав… А Климов, что ж, это он верно подметил… Размышления генерала прервал звонок. «Кто бы это мог быть?» — подумал Всеволод Иванович и, жестом попросив майора замолчать, снял трубку. Разговор длился недолго. Поблагодарив звонившего, генерал повесил трубку и, внимательно посмотрев на Богданова, произнес: — Как ты говорил он сказал? — Кто? — с удивлением переспросил майор. — Сослуживец твой, Климов, — произнес Всеволод Иванович. — Крокодила на живца? — Богданов смущенно пожал плечами. Генерал продолжил свою мысль: — Количество подозреваемых уменьшается. Убили еще одного. Вернее двоих, но второй, видимо, случайно попал… Почерк тот же. — Помолчав некоторое время, Орехов задумчиво произнес: — Стало быть, ищутся денежки. Но вот — кто? * * * Виктор Лаврентьевич Цасно, актер театра оперы и балета, солидный пятидесятилетний мужчина, вскочил со своего места заламывая руки, точно персонаж греческой трагедии. Справедливости ради следует заметить, что выглядел оперный тенор, несмотря на некоторую излишнюю полноту, моложе своих лет, так как придавал внешности большое значение и уделял много времени уходу за кожей лица и волосами, а также неустанно следя за ногтями на своих белых пухлых пальцах. — Это ужасно, Ленечка! — неожиданно высоким для человека столь солидных габаритов голосом вскричал Цасно. — О Боже, как это ужасно! У меня просто из головы не идет то, что ты мне рассказал. Я просто работать не могу. Рябинин спрашивает, что со мной, ну а я… Как мне отвечать ему? Леню Саранцева, подобравшего под себя ноги и съежившегося в комок в просторном велюровом кресле в гостиной Виктора Лаврентьевича, весь этот шквал эмоций последнего оставил практически безучастным. — Нинка еще, — скулил он, — она же мне сестра, только и делает, что пугает. Прячься, мол, говорит. А куда, куда я спрячусь? Меня везде найдут… Не те, так другие! Хоть бы денег дала долг вернуть, по крайней мере, от этих бы не бегал! А она… Сидит на своих миллионах, как кощей, говорит не вступила еще в права наследования. — Леня поднял голову и безумными глазами уставился на вскинувшего руку в жесте римского оратора на Форуме Цасно. — Знаешь, что она сказала? — Это ужасно… — начал было Цасно, глубоко погрузившийся в образ, но Леня перебил его. — Это кошмарно! — закричал он. — Нинка издевается надо мной. Она сказала, что из-за того, что у Юрия Николаевича пропали деньги, теперь убивают всех, кто был в тот вечер на даче, и вообще всех, кто имеет отношение к ее мужу. А ведь я даже не видел его в тот день, он выгнал меня, когда рыжая девка приехала. — Нина так сказала? — спросил Виктор Лаврентьевич с некоторым удивлением, при этом неожиданно оставляя свой патетический тон. — А почему же тогда ее не трогают? — Не знаю… — пробормотал Леня и вопросительно уставился на своего нежного друга. — И правда, почему? Виктор Лаврентьевич задумался, нахмурив густые брови, отчего массивное лицо его приобрело очень уж угрюмое выражение. Из-за этого Лене стало еще страшнее. Он уронил лицо в ладони и заскулил. — Ты отсюда ей звонил? — строго спросил Цасно. — Нет, что ты, Витя, — соврал Саранцев. — Я же… — Не ври мне, не ври! — рассердился Виктор Лаврентьевич. — Откуда иначе ты мог ей звонить? — Из автомата… — неуверенно пробормотал Леня. — Не ври! Ты что же, оставлял квартиру открытой? У тебя же нет ключа! Саранцев поднял узкие плечи, словно желая спрятать в них свою голову, и ничего не ответил. А что тут скажешь. Разве можно выдержать такую муку? Конечно, Витя очень добрый, приютил его, и, как может, старается утешить. Таким нежным он раньше никогда не был. Вот и костюмчик купил, светлый, из фирменного магазина и с размером не напутал. Вечером и ночью, когда друг дома, еще ничего, а посиди-ка несколько дней в одиночестве и полном недоумении. Что с ним, Леней, сделают эти черные, когда разыщут? Будут страшно пытать, потом убьют. Сдаться милиции? А если они обвинят его в убийстве Юрия Николаевича? Сколько времени придется просидеть в ужасной грязной камере с кошмарными типами, пока следствие разберется, что он ни при чем? А если не разберется? О Боже, а тут еще и кредиторы. Нина сказала, что и ей уже звонили, и родителям… Долго ли еще ему удастся пользоваться гостеприимством Виктора? Тот уже намекал, что может появится Регина, его жена, которая отдыхает на даче. На самом деле никакой дачи у супругов Цасно нет. Просто Регина Альфредовна проводит время со своей подружкой, с которой у нее приблизительно такие же отношения, что и у Виктора с Леней. Когда женщины ссорятся, Регина возвращается домой, тогда (Саранцеву это превосходно известно) она может быть опасной, как разъяренная тигрица. И сегодня она как раз звонила мужу, а Леня сдуру снял трубку. Наплел что-то про то, что зашел к Виктору Лаврентьевичу порепетировать. Так она и поверила! — Ты понимаешь, что ты наделал? — спрашивает любовника Цасно. — Если ваш разговор подслушивали? У них ведь есть техника, способная засечь номер телефона, с которого произведен звонок. Я сам читал про это. — Ты имеешь в виду милицию? — испуганно посмотрев на Виктора Лаврентьевича, пробормотал Леня. — И не только, — многозначительно заключил Цасно. — Бандиты, к твоему сведению, вооружены и технически оснащены ничуть не хуже, и даже гораздо лучше, чем правоохранительные органы. Они могут выследить тебя и схватить раньше милиции. Знаешь, что они могут с тобой сделать? — Зачем ты запугиваешь меня?! — взмолился Леня. — Перестань, мне и так страшно и одиноко. Тебя все время нет и нет… Я целый день один. — Плаксивым тоном закончил он, совершенно сникая. — Как ты можешь, Леня! — распираемый благородным гневом, вскричал Цасно. — Я не могу бросить репетиции, Рябинин и так уже спрашивает, что со мной происходит. Он встревожен. И понятно, скоро нам ехать на гастроли, там состоится премьера. У меня главная роль. А я… — В голосе Виктора Лаврентьевича зазвучали скорбные нотки. — Я все время только о тебе и думаю. Какой ты неблагодарный, Ленечка! Нельзя, нельзя тебе никуда звонить, пойми, я забочусь только о тебе, что станется с тобой, если тебя схватят? А ты… Зачем ты взял трубку, когда звонила Регина? Не перебивай! Теперь она только скорее сюда заявится. Представляешь, что она может учинить, найдя тебя здесь? Она разнесет всю квартиру. А если бы звонили они? — Я брошусь из окна, — пропищал Леня. — Я не могу так жить. Я никого не убивал, я не брал никаких денег! Я ничего не знаю! Ничего. Он обхватил голову руками, сотрясаясь в рыданиях. Виктор Лаврентьевич кинулся утешать своего приятеля. Примерно через полчаса актеру это удалось, и Ленечка, напоенный коньяком, задремал все в том же кресле. Однако долго поспать несчастному не удалось. Кто-то позвонил в дверь. — Кто?! Что?! — закричал, вскакивая точно ошпаренный, Саранцев, которого Цасно будил, тряся за плечо. — Что случилось? — Тише ты, пока ничего, — прошептал актер, прижимая палец к губам. — В дверь звонили, наверное, это Регина, садись за инструмент. — Цасно указал на маленький кабинетный рояль, расположенный возле книжного шкафа. — Открой крышку и делай вид, что играешь. — Я не умею, — прошептал в ответ Леня. — Я да… В дверь вновь позвонили. — Не надо ничего уметь, — замахал на друга руками Виктор Лаврентьевич. — Просто садись и делай вид. Даст Бог — пронесет. С этими словами хозяин на цыпочках кинулся к двери. — Что вы говорите? Сейчас, сейчас, подождите минуточку, — донеслось из коридора, и в гостиной появился актер. Лицо его сияло от радости и искреннего облегчения. — Это не она, Леньчик, не она, это слесарь, говорит, что мы протекаем на соседей. Ты что, забыл вылить воду из баночки под трубой? — Не открывай, Витя! — взмолился Саранцев. — Вдруг это они? — Какой ты глупенький в самом-то деле, — произнес Цасно с нежностью и покачал головой. — Там старичок какой-то с сумкой и больше никого нет. Я все видел в глазок. У нас же дежурят внизу, кого угодно не пропустили бы. Я пойду открою, — добавил он, возвращаясь обратно в коридор. Леня с тоской посмотрел на клавиши рояля и, осторожно опустив черную блестящую крышку, облокотился на нее, подперев голову руками. Услышав шаги и удивленный возглас актера, Леня повернул голову и увидел светловолосого старичка в олимпийке и мятом болоньевом плаще. В левой руке у незнакомца была большая потертая хозяйственная сумка, а в правой… в правой он сжимал пистолет, его ствол заканчивался небольшим набалдашником. Леня много раз видел подобные штуковины в кино. И сейчас все происходившее вокруг казалось Саранцеву сценой из какого-то фильма, столь удивительным и нереальным оно выглядело. Своим оружием пришелец подталкивал в бок хозяина квартиры, который нес какую-то чушь насчет того, что он будет жаловаться, что он лауреат и заслуженный артист республики и что никто не имеет права так с ним обращаться. Мнимый слесарь, больно ткнув Цасно пистолетом в бок, не повышая своего, лишенного отличительных черт голоса, приказал актеру замолчать, и тот умолк, поперхнувшись фразой, словно громкоговоритель, отключенный от сети. — Встань, — приказал «слесарь» Саранцеву, и тот мгновенно повиновался. Цасно же незнакомец велел опуститься на колени и, когда актер выполнил это указание, несильно ударил его рукоятью пистолета по затылку. Грузное тело оперного тенора сползло на ковер. Леня с ужасом посмотрел на слесаря, а тот, неожиданно улыбнувшись, произнес с какой-то даже теплотой: — Да не бойся, Леня, с ним ничего не случилось… и не случится, если ты мне все расскажешь. — Поскольку Саранцев не мог в ответ вымолвить не единого слова, «слесарь» продолжал: — Все, что знаешь о деньгах, которые ты взял у Лапотникова. — Я не брал никаких денег, — пролепетал, едва ворочая ссохшимся языком, Леня. — Я никого не убивал, я ничего не знаю, кто вы такой? — Иван Иваныч я, — представился незнакомец. — Что… что… вы… хотите? — спотыкаясь на каждом слове, выдавливал из себя Саранцев. — Я ничего не знаю, я… — Ну вот заладил ты, — не зло, точно дед непослушного внука, пожурил Иван Иванович. — Не брал, не брал… А кто же брал-то? — Не знаю! Не знаю! — воскликнул Саранцев со всей искренностью, на которую только был способен. — Может, Сашка Климов, может, та рыжая, я с ней нос к носу столкнулся, а может, и Нинка… Я не знаю!