По мере спуска воздух становился холоднее, пахло плесенью и влажной землей, как в пещере. Сара, чувствуя, что кожа на руках покрывается мурашками, осторожно следовала за журналистом. Он сошел с нижней ступеньки, обвел лучом пространство впереди – пятно света легло на выключатель, переместилось на потолок и пробежало по электрической проводке. – Глупо, конечно, но надо попробовать, мы ведь ничего не теряем, – пробормотал он и нажал на пластину выключателя. В ту же секунду раздались один за другим несколько хлопков, что-то затрещало и зазвенело так, что оба вздрогнули, – здесь оказалось много лампочек, некоторые взорвались, с другими ничего не произошло, а третьи загорелись тусклым красноватым светом, явив взорам оштукатуренный коридор, ведущий направо и налево от лестницы. – Как это возможно? – удивилась Сара. – Лампочкам почти пятьдесят лет, а они работают… – Классический пример разоблаченного паранормального феномена, я часто о таком на лекциях говорю. – Кристофер уже двинулся направо, в ту часть коридора, которая была лучше освещена. – Есть какое-то объяснение? – Конечно. В Калифорнии, в старых пожарных казармах города Ливермора одна лампочка непрерывно горит с тысяча девятьсот первого года. Ничего удивительного, что здесь они тоже могли сохраниться в рабочем состоянии. А объяснение вполне научное, чистая физика. Если говорить просто, то при определенных обстоятельствах нить накаливания из углеродного волокна со временем становится прочнее, вместо того чтобы сгореть. Что касается электричества, я думаю, оно здесь есть, потому что эта часть здания связана с авиабазой у подножия вулкана… Черт, это что такое? – Кристофер обошел медицинскую каталку с потертыми ремнями и разводами от высохшей жидкости на матрасе. Сара тоже обогнула ее, стараясь не коснуться, и остановилась рядом с Кристофером, застывшим посреди коридора. – Смотри! Впереди были три двери с откидными окошками, как у тюремных камер. Сара открыла первую – громко застонали металлические петли, и тусклый свет из коридора проник в тесное помещение. Это и правда оказалась тюремная камера без окна, с кроватью, умывальником и унитазом. Место заточения, вполне банальное, за одним исключением: стены здесь были черные от покрывавших всю их поверхность рисунков. Кристофер и Сара мгновенно узнали три повторяющихся символа: дерево, рыба, огонь. – Все началось здесь, – прошептал журналист, поежившись от пробежавшего по спине холодка. Сара сфотографировала стены на случай, если Лазарь потребует доказательства – а он несомненно потребует. В двух других камерах обстановка была такая же, и стены изрисованы с тем же истерическим безумием. – Только бы понять, что это значит… – пробормотал Кристофер, тоже сделав несколько фотографий. Коридор закончился тупиком. Они вернулись к лестнице и приступили к исследованию второй половины подземного этажа. В этой части коридора уцелела всего одна лампочка, и в полутьме Кристофер, шагавший слишком быстро от нетерпения, налетел на какой-то предмет, раздался стук и металлический скрежет. Луч фонарика осветил странное кресло на колесах с привинченным к спинке железным корсетом – видимо, для фиксации торса и шеи. – Смотри, там свет, – сказала Сара, стараясь не задумываться о назначении этой причудливой конструкции. В конце коридора была двустворчатая дверь, за несколько метров до нее из проема в стене действительно падал слабый свет. Они настороженно приблизились и переступили порог помещения площадью примерно пятнадцать квадратных метров. Справа на возвышении находился письменный стол из светлого металла, на нем горела лампа под зеленым абажуром. Света едва хватало, чтобы рассмотреть у противоположной от входа стены небольшой книжный шкаф, пустой на три четверти. По сторонам от шкафа стояли два круглых столика на одной ножке. Один служил подставкой пересохшему аквариуму, другой – человеческому черепу. Кристофер бросился осматривать металлический стол, Сара взяла в руки череп. – Похоже на анатомическое пособие, здесь есть надписи, – сообщила она. Журналист проверил все ящики стола, разочарованно задвинул последний – кроме простого карандаша, ничего не нашлось, – и присоединился к ней. На поверхности черепа были обведены полтора десятка зон мозга, и каждая подписана от руки. – Это почерк моего отца… – пробормотал Кристофер. Он прочитал: «вербальный анализатор (центр Брока)», «угловая извилина», «префронтальная кора»; дальше следовали совсем незнакомые названия участков коры и прочих отделов мозга. Три области были обведены очень жирно – на теменной, височной и затылочной костях. – Я кое-что помню из курса криминалистической психологии, – сказала Сара. – Похоже, твоего отца особенно интересовали три зоны мозга, отвечающие за память. Кристофер поставил череп обратно на столик и взялся за оставленные на полках книги, Сара тем временем заглянула в аквариум. При ближайшем рассмотрении это оказался виварий – на песке и засохших ветках лежал скелет рептилии; судя по отсутствию конечностей, змеи. Журналист наскоро прочитал названия книг. Там были две биографии – Марии-Антуанетты и Томаса Мора («Интересно, – подумалось ему, – они тут для развлечения или имеют какое-то отношение к экспериментам отца?»), рядом стояла «Голая обезьяна» Десмонда Морриса – знакомое Кристоферу исследование, в котором автор рассуждал о биологическом виде homo sapiens, используя те же приемы и ту же терминологию, что и для описания поведения животных. На нижней полке валялись монография о викингах и сборник документальных свидетельств о Первой мировой войне. В последней книге, между обложкой и титульным листом, лежал лист бумаги, закатанный в прозрачный пластик, – схема человеческого мозга в поперечном разрезе, озаглавленная «Триединый мозг по Полу Маклину». – К полуночи мы должны понять, что изучал твой отец, – напомнила Сара. – Почитай книги, а я осмотрю остальные помещения. – Согласен, – кивнул Кристофер. Сара вышла из библиотеки и направилась к двустворчатой двери в конце коридора. Единственная лампочка, помаргивая над дверным проемом, позволяла рассмотреть то, что когда-то, вероятно, служило операционной. В центре потолка была укреплена круглая осветительная установка с плафонами; под ней стоял металлический стол с ремнями, вокруг него – три медицинские каталки; на одной у бортика валялись пустой шприц и разбитая ампула. Сара подняла стекляшку и положила обратно. Последние сомнения насчет того, что они с Кристофером нашли верное место, рассеялись: на ампуле была наклейка с надписью «ЛС-34». Продолжив осмотр помещения, Сара обнаружила два пустых застекленных шкафа, раковину и точно такой же аппарат, как тот, что она успела заметить на подземном этаже «Гёустада», перед тем как профессор Грунд привел в действие взрывной механизм. Устройство было похоже на радиопередатчик; передняя панель несла два диска с делениями под круглыми стеклами, два разъема для штекеров и кнопку включения, подписанную «ON». Сара рукавом стерла со стекол пыль. Первая шкала предназначалась для измерения какого-то HR и содержала деления от «0» до «220». Сара вдруг вспомнила, что уже видела эту аббревиатуру на медицинском оборудовании в больничных палатах, когда посещала там жертв преступлений во время расследований. HR означало по-английски heart rate – «сердечный ритм». А вот для чего использовалась вторая шкала, так быстро догадаться не получилось. Она была шире первой, над крайним делением слева стояла буква «X», над последним справа – «P», и стрелка измеряла нечто, обозначенное буквой «T». Сара осветила фонариком верхнюю крышку аппарата – там была узкая щель сантиметров двадцати длиной, из нее торчал край бумаги, по бокам которой шли полосы перфорации, как на старых матричных принтерах. Сара нажала на кнопку «ON» – под круглыми стеклами зажглись лампочки, стрелка у первой шкалы дернулась на «0», у второй завибрировала и переместилась в центр. Поскольку больше ничего не произошло, Сара осмотрела боковые стенки аппарата, затем заднюю панель. Кабель питания был подключен к розетке в стене, еще два провода свисали со стола, на котором стоял прибор. С одного конца у каждого провода был штекер, с другого – круглая тонкая пластинка, предназначенная, судя по всему, для закрепления на коже подопытного. Вытаскивая провода, зажатые днищем устройства, Сара краем глаза заметила на полу какой-то предмет. Глава 37 Кристофер тем временем пролистывал книги, брошенные учеными в библиотеке. Он надеялся, что таким образом удастся прояснить суть экспериментов, которые отец со своей исследовательской командой проводил над Лазарем и его собратьями по несчастью. Начал с того, что казалось самым простым, – со схемы человеческого головного мозга в поперечном разрезе. На схеме были обозначены три зоны. Внешняя часть, примыкающая к костям, несла название «неокортекс», внутри ее находился «лимбический мозг», а в глубине черепной коробки самый маленький участок у начала спинного мозга был подписан так: «рептильный мозг». Кристофер перевернул закатанный в пластик лист – на обратной стороне была вкратце изложена теория Пола Маклина, опубликованная в 1969 году. Американский нейробиолог утверждал, что в процессе эволюции головной мозг человека сформировался не единовременно, а поэтапно и стал результатом наложения одного на другой трех слоев, произошедшего за миллионы лет. Глубинный слой, то есть ствол головного мозга, – самый древний. Он появился у рептилий и отвечает за рефлексы и примитивные эмоции, в том числе за дыхание, сердцебиение, размножение, боль, страх и так далее – за все, что обеспечивает функционирование и выживание организма. Этот фрагмент текста был обведен такой же очень жирной линией, что и слова «рептильный мозг» на лицевой стороне листа. Далее Маклин описывал лимбический мозг, ответственный в первую очередь за память, и, наконец, неокортекс, обеспечивший человеку речь, логическое мышление – в общем, то, что входит в понятие «интеллект». Кристофер уже взялся за книгу по нейробиологии, когда в библиотеку ворвалась Сара: – Дальше по коридору – операционная, и я нашла там две вещи, которые могут нас заинтересовать: какой-то измерительный аппарат, но мне не удалось с ним разобраться, и вот это… – Она показала старый диктофон. – Валялся на полу. – Скажи мне, что внутри есть кассета и он еще работает! – взмолился Кристофер. – Кассета есть, но я не пробовала включать – подумала, мы должны сделать это вместе. Готов? Она нажала на кнопку «play» – и, как можно было ожидать, ничего не произошло. Тогда Сара достала из диктофона батарейки, отвинтила крышку с фонарика и сравнила новые батарейки со старыми по размеру – они оказались одинаковыми. Кристофер подошел ближе, чтобы ничего не упустить. Сара вставила новые батарейки в диктофон и опять нажала на «play». Как только раздались шелест и треск, она быстро выключила воспроизведение. – Что ты делаешь?! – возмутился Кристофер. – Слышал треск? Это значит, что пленка замялась и может порваться. – Дай мне! Сара опустила руку с диктофоном. – Нет. Нужно разгладить пленку и перемотать ее вручную. Судя по всему, кассета рассчитана на много часов записи – значит, магнитная лента длинная и придется повозиться. Действовать надо осторожно, а ты сейчас, я думаю, не в состоянии проявить терпение… – Ты права. Сара поднялась наверх, на первый этаж барака, отыскала в ящике с инструментами отвертку и вернулась в библиотеку. Там, усевшись за стол, она вскрыла корпус кассеты и сняла верхнюю крышку. Кристофер, расположившись на полу и разложив вокруг себя книги, с интересом листал учебник по нейробиологии. Текст оказался сложным, узкоспециальным, изобилующим научной терминологией, и вскоре журналист со вздохом отложил книгу, решив вернуться к ней позже, а пока взяться за «Викингов». К счастью, в этой монографии оказались подчеркнутыми отдельные абзацы, и все они имели отношение к особенностям подготовки скандинавских воинов. По словам автора, викинги с самого раннего детства внушали мальчикам, что страх – это слабость, причем опасная, а вовсе не естественная для человека реакция, помогающая сохранить жизнь. Подобные наставления, а также изматывающие тренировки и побои превращали юных викингов в настоящие боевые машины. Закрывая эту книгу, Кристофер уже начинал понимать, в какой области лежали исследовательские интересы отца. Сара тем временем, сидя за столом, медленно и кропотливо, с хирургической точностью совершала операцию по восстановлению пленки, которая оказалась запутанной и измятой сильнее, чем ожидалось, – видимо, поэтому диктофон и бросили здесь, решив, что он сломан. Она нашла в ящике стола карандаш и расправляла магнитную ленту с его помощью, чтобы не заляпать поверхность пальцами. Когда с этим будет покончено, настанет пора второго этапа операции – нужно будет надеть бобину на карандаш и смотать пленку. Вздохнув, Кристофер помассировал затылок и взглянул на циферблат: Лазарь должен был позвонить через четыре часа тридцать минут. – Сара, как там у тебя дела? Она подняла голову, тоже позволив себе минутный отдых. Дела были хуже некуда – Сара боялась, что все-таки не удастся намотать магнитную ленту обратно на бобину без разрывов. – Мне нужно еще немного времени, – ограничилась она ответом. – А ты что-нибудь нашел? – Ну, кое-что уже вырисовывается, но надо еще почитать. Кристофер открыл «Голую обезьяну» зоолога Десмонда Морриса и удивился, обнаружив, что в этой книге подчеркнут всего один фрагмент текста. В нем говорилось, что некоторые человеческие фобии – например, боязнь пауков или змей – берут начало на ранних этапах эволюции, потому что универсальны для всего человечества. Иными словами, эти фобии – наследие наших древнейших предков, которые еще не были людьми. Подозрения Кристофера о целях и задачах отца пока что лишь подтверждались. Он отложил «Голую обезьяну» и взялся за очередную книгу – сборник документальных свидетельств о самых страшных моментах, пережитых солдатами, участвовавшими в войне 1914–1918 годов. Здесь не было никаких подчеркиваний, и пришлось прочитать томик по диагонали от начала до конца. На это у Кристофера ушел почти час, но, когда он закрыл книгу, его сердце билось быстрее обычного. Прежде чем поделиться своими выводами с Сарой, он решил убедиться, что ничего не упустил, и все-таки пролистал на всякий случай две биографии – Марии-Антуанетты и Томаса Мора. Итогом был победный возглас. В каждой из двух книг отец или кто-то из его коллег отметил страницы, на которых рассказывалось, какой ужас испытывали эти исторические личности перед казнью – сохранились свидетельства, что и низложенная королева Франции, и английский философ сделались седыми за одну ночь в тюрьме. Кристофер захлопнул последнюю книжку и повернулся к Саре: – Кажется, я понял… Она медленно подняла голову от магнитной ленты и вопросительно взглянула на него.