- У каждого из нас свои источники информации, уклончиво ответил Зверев, - рассказываете же, если вы все расскажете, то возможно, мы не выдвенем против вас никаких новых обвинений. - Ну если так, - Боголепов прищурился, было очевидно, что он не поверил сказанному. Зверев схватил со стола папку, распахнул ее на первой странице и сунул старику под нос фотографию Ромашко: - Это он? Старик дрожащей рукой достал из нагрудного кармана очки и нацепил их на нос: - Вы с ума сошли? Вы ещё скажите, что не знакомы с этим человеком! - старик пренебрежительно фыркнул, - разумеется, я с ним знаком. Имени и фамилии его я не знаю. Зато знаю, что он проходимец, он приходил ко мне пару раз и приносил какую-то никчемную дрянь, этот тип просил меня помочь продать какое-то, никому не нужное барахло, я сказал, что его, так называемые ценности ничего не стоят, им место не в антикварном магазине, а на барахолке. - То есть визит к вам этого человека никак не связан с Дитрихом Фишером из концлагеря в Крестах? - Если этот человек имеет какое-то отношение к нацистам, то мне об этом не известно. - Замечательно! - выкрикнул Зверев, схватил перо, и для вида что-то написал на листе бумаги, - а теперь рассказывайте о Фишере. - Прошу вас, дайте же мне вашего табака, чертовски хочется курить. Видя, что старика и впрям трясёт, Зверев решил это использовать: - Сперва вы рассказываете про Фишера, и я тут же обеспечу вас отменным табаком. - Хорошо хорошо, я расскажу вам историю нашего знакомства. - Одну минуту, - всё так же сдерживая свое волнение сказал Зверев, - пусть ваш рассказ выслушают ещё один человек. После этого Зверев позвонил Корневу и пригласил его к себе. Глава 3, в которой Боголепов рассказывает о том, что ему доводилось переживать в годы оккупации Г. Псков. Ноябрь. 1942 год. Часы настенные показывали половину десятого и комендантский час уже давно начался. За окном посвистывал ветер, ливень закончился, но одинокие капли всё ещё нудно постукивали по выгнутому, заржавевшему карнизу. Тьма окутала город. Боголепов стоял у окна и глядел в полупрозрачную пустоту. От сырости у него всегда обострились боли в суставах, а настойка из шиповника, которую ему бычно готовила сердобольная баба Клава, с первого этажа, как назло кончилось ещё в начале октября. Где-то вдалеке завыла сирена и почти тут же. Умолкла, стуча сапогами, словно стальными подковами по мостовой, под окнами прошел патруль. Грубоватая и пушающая, словно лай сторожевого пса, немецкая речь заставила старика сжаться. Он по плотнее задернул штору, подошёл к столу, и зажег, стоявшую в фарфоровой пиале свечу. После прихода немцев введение комендантского часа, ограничивающего передвижения жителей по городу, и предписывающего обязательное затемнение окон, электричеством Андрей Алексеевич почти не пользовался. Это позволяло уменьшить ненужные траты на электроэнергию, а для того чтобы читать, у Боголепова имелся довольно большой запас церковных свечей. Как-то, ещё незадолго до начала войны, к Боголепову зашел отец Леонтий настоятель Снетогорского монастыря. Он рассказал, что его послушники, копая яму для заготовки и хранения овощей, вблизи Вознесенской церкви, наткнулись на старинное захоронение. Монахи отрыли подземный склеп, в котором оказался облаченный в истлевшие одежды скелет. Судя по сохранившимся останкам одежд и украшений, мертвец принадлежал к не бедному сословию и мог быть каким-нибудь знатным боярином или даже князем. Помимо мертвеца, в склепе нашлись несколько серебряных посудин, светильник с диковинной гравировкой и позолоченный крест, размером с лошадиную подкову. Сообщать о находке городским властям отец Леонтий, разумеется, не хотел, и умолял Боголепова не разглашать сведений о найденных сокровищах. Андрей Алексеевич согласился молчать и заявил, что ни сколько не возражает, чтобы найденные реликвии пошли на нужды храма. Отец Леонтий благословил покладистого антиквара, и в знак благодарности, подарил Боголепову целый короб церковных свечек. Полученный от священнослужителя подарок, Боголепов долгое время хранил в кладовке без дела. Теперь же эти свечи очень даже пригодились. Помимо коптящей свечки, на столе стояла тарелка с двумя сваренными в мундире картофелинами, рядом с тарелкой лежала почерствевавшая краюха хлеба, соль кончилась еще на прошлой недели, поэтому Андрей Алексеевич достал из своих старых запасов несколько черных груздей, пряного посола, которые хранились у него в погребе в большой деревянной кадке. Старик ел не спеша, тщательно пережевывая, оставшимися зубами, каждый кусочек, стараясь не обронить на стол ни единой крошки. Не смотря на то, что в грибах попадался песок, а подмороженная картошка была сладковатый на вкус, Андрей Алексеевич получил настоящее удовольствие от такого замечательного ужина. Он убрал со стола, уселся кресло-качалку и накрыл ноги пледом из собачьей шерсти, чтобы хоть как-то утихомирить, мучивший его, артроз. Плотно набив трубку, старик закурил. Сейчас Боголепов не страдала от нехватки курева и продуктов, однако в первые дни оккупации ему пришлось нелегко. Когда немецкая командование объявило всеобщую трудовую повинность, в городе открылись биржи труда. Все взрослые мужчины моложе шестидесяти пяти должны были явиться для обязательной регистрации и получения рабочих паспортов. Так как Боголепову к этому моменту уже перевалило за семьдесят, он избежал всеобщей трудовой повинности, но при этом напрочь лишился всех своих средств к существованию. До революции Андрей Алексеевич имел собственную антикварную лавку и считался одним из лучших знатоков своего дела городе. После прихода к власти большевиков, большая часть, нажитых Андреем Алексеевичем, ценностей была конфискована. И Боголепов был вынужден прекратить торговую ценностями, долгое время он работал в городском музее, жил скромно, и в положенный срок вышел на пенси. С приходом немцев, все денежные выплаты пенсионерам прекратились, и Андрей Алексеевич попытался вернуться в музее, но уже на должность сторожа. Его не взяли, так как место уже было занято, когда все мало мальски ценное было распродано Боголепов понял ,что ему грозит самая обычная голодная смерть. Но тут пришло долгожданное спасение - городская администрация дала добро на восстановление работы Ольгинского рынка. Большую часть продуктов: спирт, бензин и дрова, продавать на рынке запрещалось, зато прилавки были буквально завалены предметами быта. Тут то о Боголепове и вспомнили. Андрей Алексеевич жил на Плаунерштрассе - так называлась теперь бывшая улица Ленина, как раз неподалеку от рынка, поэтому его квартирка теперь стала частым местом посещения как торговцев, так и покупателей с Ольгинского рынка. Кто-то пустил слух, о том что Андрей Алексеевич неплохо ориентируется старинных вещах и теперь народ повалил к нему толпами, люди несли утюги, самовары, фарфор, столовое серебро, мешками тащили одежду и книги, картины и даже мебель. Андрей Алексеевич давал оценку любым старинным вещам, указывал их примерную стоимость, за что получил свои комиссионные деньги, продукты, табак и мыло. Старый антиквар больше не голодал, однако, вместе с благополучием и сытостью, появился страх. Он общался с разными людьми и любой мог на него донести. Андрей Алексеевич понятия не имел, как отнесутся к его деятельности новые немецкие власти, поэтому сегодня, в этот промозглый, ноябрьский день, Андрей Алексеевич затрясся, насмерть перепугался, когда в его дверь громко постучали. Боголепов наспех загасил трубку и поспешил к двери. На пороге стоял худощавый унтерофицер в фуражке и плаще. Увидев черную форму и сдвоенные зик в петлицах, Боголепов еле устоял на ногах. - Бо-го-ле-пов?, - с растяжкой поинтересовался эсэсовец. - Так точно! Боголепов, он самый. Чем могу? - затараторил Андрей Алексеевич. - Kommt zusammen, ihr isst mit mir! (Собираетесь, вы едете со мной). - Что? - Komm schon, - немец поманил рукой. На сборы ушло не больше трёх минут. Собираясь, Андрей Алексеевич рассыпал, стоявшую на столике коробочку с табаком, и дважды ронял на пол трость. Они спустились по лестнице, у подъезда их ждал автомобиль. Водитель, пожилой ефрейтор, за всю дорогу не проронил ни слова, он ехал довольно быстро, благо улицы были абсолютно свободны. Дождь закончился, оставив на асфальте здоровенные лужи, ветер немного разогнал тучи, и бледно жёлтая луна, циклопьем глазом, взирала на то, что происходило внизу. Прибывший за Боголеповым унтер, по дороге несколько раз посмотрел на часы. Он что-то говорил водителю по немецки, тот в ответ лишь кивал. Андрей Алексеевич ничего не понял из сказанного, спустя какое-то время, немного придя в себя, он хотел было уточнить, куда же все таки его везут. Однако, когда автомобиль, миновав стены окольного города, выехал на пролетарский бульвар, и устремился в сторону Крестов, желание задавать вопросы Боголепова пропало. Увидев табличку с надписью Столаг (общее название лагерей германских вооруженных сил времен Второй Мировой войны), старик напрочь потерял дар речи, он судорожно бубнил себе под нос молитвы, которые давно уже подзабыл. Он убеждал себя в том, что прожил хорошую жизнь, но умирать всё равно не хотелось. Лагерь, окружённый двумя рядами колючей проволоки, выглядел мрачной, серой громадиной, которая освещалась несколькими десятками прожекторов, установленных на вышках, по всему периметру. Когда машина остановилась у ворот, те со скрипом отворились и они въехали внутрь. Выйдя из автомобиля, Андрей Алексеевич почувствовал ударивший внос смрадный запах паленого мяса и человеческих испражнений. Их осветило светом, Боголепов поднял голову и увидел пулеметчика на вышке, который направил на них прожектор, но тут же отвел его в сторону. Сопровождавший Андрея Алексеевича, унтер выругался, ухватил старика за рукав и потащил к какому-то зданию. Проходя мимо заграждения, Боголепов увидел с пол сотни узников, которые шли в направлении бараков с лопатами и кирками в руках, находясь в оцеплении солдат. У каждого третьего из которых в руке был зажат собачий поводок. С десяток здоровенных псов, то и дело срывались с мест и гавкали не переставая, но уже привычных к этому хриплому лаю узников. Люди шли медленно, точно одурманенные черепахи. Из репродуктора доносилось грубая немецкая речь. Унтер подтащил Боголепова к дверям какого-то здания и они вошли внутрь. Мерзкий запах, который Андрей Алексеевич ощутил выйдя из машины, тут же куда-то исчез. Внутри здания пахло хлоркой и не дорогим парфюмом. Они поднялись на второй этаж, офицер постучал в первую же попавшуюся двер,ь они вошли и Боголепову показалось, что из ада, он в одночасье попал в рай. Комната была чистой и светлой, на подоконнике, в горшках, стояли блестящие легкой влагой цветы, столы кресла стоявшие возле окна, прикрытого бордовыми бархатными шторами, были отделаны резьбой, изящные торшеры, стоящий по углам комнаты, словно, гладили вошедшего своим, чуть тусклым, до боли мягким, светом. Хозяин апартаментов оказался среднего роста, чернявый мужчина, лет тридцати, с пристальным взглядом, и густыми тёмными бровями. Он сидел за столом и читал какую-то толстую книгу. Мужчина был облачён в форму оберштурмфюрера СС. Когда он посмотрел на Боголепова, взгляд его показался Андрею Алексеевичу несколько усталым, но на губах просматривалась величественная, и слегка надменная, улыбка. - Это и есть тот самый антиквар, о котором вы мне прожужжали все уши? - сказал офицер, сопровождавшему Боголепова унтеру. - Это он. Оберштурмфюрер, можете не сомневаться! – рявкнул тот в ответ. - Хорошо, унтершарфюрер, ступайте. Ваша миссия на сегодня закончена. Сопровождающий вскинул руку вверх, и щелкнув при этом каблуками, удалился. Боголепов чувствовал как по его спине катится пот. Чернявый оберштурмфюрер окинул взглядом старика и пригласил его сесть. Когда Боголепов устроился на стоявшем возле стола табурете, по привычке положив на колени трость, оберштурмфюрер спросил на чистом русском языке: - Вы пьёте водку уважаемый Андрей Алексеевич? Боголепов едва не поперхнулся собственной слюной, и часто часто закивал. Офицер поднялся, подошёл к стене, и нажав какой-то рычаг, продемонстрировал гостю скрытый в стене потайной бар. Он достал бутылку, стакан, наполнил его, и подойдя к столику, сказал: - Первое, то мне надо от вас, господин Боголепов это то, чтобы вы, наконец-то успокоились. Я прекрасно понимаю, что пока вы ехали сюда, вы на придумывали себе невесть что. И сейчас гадаете, что с вами сделают: убьют ли, бросят в общую камеру, или будут пытать. Успокойтесь, ничего подобного с вами не случится, по крайней мере сегодня, - чернявый сделал паузу, - если вы, конечно же, согласитесь оказать мне одну небольшую услугу, - хозяин комнаты протянул старику стакан, тот осушил его залпом. Офицер подошел к столу и легким движением руки сорвал со стола шёлковое полотенце, которым тот был накрыт. Боголепов ахнул, на столе, в фарфоровой чашке дымился густой куриный бульон с нарубленной зеленью. Дразнили взор тонкие, как женские пальчики, жареные колбаски, с которых медленно стекал янтарный жирок. Белый хлеб радовал взгляд своей ароматной корочкой. - Не стесняйтесь господин Боголепов. Вы испытали некоторый шок, когда вас привезли сюда, но настоящая русская водка и хорошая немецкая еда обязательно сгладит ваше напряжение и восполнит ваши потери. Если хотите пейте ещё, - офицер поставил перед Боголеповым бутылку, тот налил в стакан ещё, выпил, и набросился на еду. Алкоголь заставил сосуды расшириться, кровь по ним побежала быстрее, и старик в самом деле ощутил прилив сил. Страх оказался где-то позади, фортуна поманила рукой и Андрей Алексеевич выдохнул с облечением. Немного придя в себя он заметил, что офицер рассматривает его с интересом. -Вы сказали, что я должен вам помочь. Что мне нужно сделать? - спросил Боголепов. Немец улыбнулся, в его глазах сверкнули задорные искорки: - Мы с вами, больны господин Боголепов, больны стариной, больны красивыми и редкими вещами, и вы как я слышал не раз, умеете отделить, как это у вас говорят, зёрна от плевел. Я хочу чтобы вы посмотрели на мои трофеи, я коллекционирую редкости. Люди часто дарят мне вещи, которые как они утверждают, представляют собой огромную историческую ценность. Делясь со мной редкостями, они часто требуют взамен нечто. Впрочем это к делу не относится, не буду утруждать вас подробностями и скажу прямо - я собираюсь показать вам свою коллекцию раритетов и желаю услышать о ней ваше мнение. Вы окажите мне, такого рода услугу? Боголепов вытер салфеткой рот и встал: - Разумеется. Я готов, мне и самому не терпится увидеть эти ваши, так называемые трофеи. Глава 4, в которой Зверев с Корневым понимают, что курение может убить не только лошадь Боголепов прервал рассказ, задумался: - Скажите, вы ведь оба из этих мест? Верно? - Вы не ошиблись, - ответил Зверев. - Печеры это же совсем рядом. - Бывал. - Тогда, возможно вы слышали что в сорок первом, прямо перед началом войны, был ограблен Псково-Печерский монастырь? - Корнев отрицательно покачал. Зверев спросил: - Это имеет отношение к делу? - Самое непосредственное! - суверенном видом заявил Андрей Алексеевич, - а теперь я хочу вам рассказать весьма занимательную историю, связанную с одной старинной иконой, которая несколько сот лет хранилась в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве. Икону почитали как чудотворную, и тысячи паломников шли поклониться святыне. После революции, когда в стране бушевала гражданская война, творилось невообрази что, нашлись святотатствы, которые покусились на великое творение. Трижды воры пытались похитить икону Божьей Матери. Божьими Молитвами икона осталась при монастыре. Не исключая новые похищения, настоятель монастыря все же решил подстраховаться, святыню перевезли из печеры и передали на хранение настоятелю Псково-Печерского монастыря, укрыв на долгие годы от общего обозрения. И тут случилась ужасное. Если мне не изменяет память, в 1925 в Псково-Печерском монастыре случился пожар. Было во всеуслышание объявлено что знаменитая икона сгорела. И вот спустя ещё какое-то время, насколько я помню это было перед самым началом войны, случилось ещё одна напасть. Как я уже вам говорил, кто-то пробрался в монастырь и ограбил его. Узнав о случившемся, милиция не особо ретиво взялась за расследование - подумаешь украли какую-то церковную рухлядь, но спустя какое-то время, данное событие произвело настоящий фурор. Кто-то пустил слух, что тогда, в двадцать пятом, икона вовсе не сгорела. Монахи спрятали икону и теперь она вместе с прочими безделицами, украденными перед самой войной, досталось очередным похитителям. Многие узнав, что бесценная икона попала в руки каких-то мелких воришек, тут же потеряли покой. Все ценители старины мечтали её заполучить. Икону искали даже бандиты. - И что же в этой иконе такого, что из-за нее поднялся такой переполох? – с легкой иронией поинтересовался Корнев. - Ну что ж, поясню. На иконе изображен лик апостола Андрея Первозванного, сама икона носит название "Святой из Вифсаида" (Вифсаида - это израильский город, который согласно евангельскому рассказу, был родиной апостолов Андрея и его брата Симона, будущего апостола Петра и есть мнение, что это уникальное творение было написано ещё в 14 веке, учеником самого Даниила Чёрного.) - Хотите сказать, что эту, измалеванную, каким-то черным монахом, можно продать за большие деньги? - скептично спросил Корнев. Боголепов почесал подбородок, выдохнул и сказал довольно серьезным тоном: - Я абсолютно уверен, что обладатель Святого Вифсаида, если он не про дешевит, сможет заработать, продав икону столько, что обеспечит безбедную жизнь не только себе, но и своим детям. - Звучит очень убедительно, - в отличие от его начальника, в голосе Зверева не было ни грамма скепсиса, - ну давайте же продолжайте вашу историю. И чем же все это обернулось интересно знать? - К сожалению, я не знаю точно, чем все это закончилось. В газетах писали, что украденные ценности были найдены и возвращены монастырю. Что касается самих воров, о них не было сказано ни слова.