Потом девчонка пошла по рукам. Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было. Потому и Евдокия рукой махнула. Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристро́жить. А коли не получаются… Бесплодное дерево? Так пусть цветет, пока не облетело! Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает… Деревенская практичность. Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит! Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти! – Ты почто пришел? Душу тревожить?! – Беду твою избыть, – Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем? Хочешь?! Хочу! Но – цена? Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови. – Почто такие милости? – То… – Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня… В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой. Загулял, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение… Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться. Условия? Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни… Даже и не соврал. Просто не все сказал. Евдокия думала недолго. – Боюсь я, Саввушка. Ксюха – дурная девка, сорвется, вразнос пойдет… – Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть… Евдокия задумчиво смотрела в окно. – Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там… Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще… Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то?! Сволочи!!! Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?! – Где сейчас твоя-то? – К утру будет, – отвела глаза Евдокия. Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул. Подождем. А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас! Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено. – Не боишься, Савватей? – Чего бояться-то? – Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует… Савва от души рассмеялся. – Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал! – Жаль, ты не меня выбрал. – Так отказа боялся… Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать… * * * Аксинью они дождались только под утро. Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая. Гулящая, но по-своему честная. Не подлая. – Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось? И не дура. Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят, – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть. Нет, Ксюха не дура, и это хорошо. – У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери. – Да? Глаза удивленные. Оно и понятно… Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго. – Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там? – Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два… – Согласна! Савватей и не сомневался. – Тогда отоспись да вещи собирай. Как стемнеет, повезу вас в город. – По темноте? Савватей кивнул. И отправился домой. Ему еще предстоял тяжелый разговор с женой. * * * Поздно ночью по дороге трусила крестьянская лошадка. Спала Аксинья, закопавшись в сено. Спал Гошка. Савватей держал вожжи…