Неожиданно для себя Аня втянулась. Ей и изображать ничего не надо было, просто ненадолго стать самой собой. Аристократка? А она-то кто? Беспокоится за своего сына? И это верно… Аня не играла, она была самой собой. И так это красиво получалось, что кое-кто из мальчишек поглядывал с восхищением, забыв про разницу в возрасте, а главный герой и виновник торжества вообще показал Кире большой палец. – Твоя тетка? – Родственница, – не стала вдаваться в подробности Кира. – Ваще потрясная! Не как все эти старперы… Кира довольно улыбнулась. Правильно она Аню с собой взяла! Вот правильно… Игра продолжалась весь день. А вечером были шашлыки. И костер, к которому так приятно было протягивать руки, и песни под гитару, которая оказалась как-то удивительно кстати, и горячий глинтвейн, в котором не было ни капли алкоголя, и звездное ночное небо… Кира честно пыталась высидеть подольше, но так умоталась за день, что ее быстро сморил здоровый сон. Аня проверила девочку, укрыла ее одеялом и вышла из комнаты, которую им отвели на двоих. Повернула ключ. Изнутри комнату тоже открыть можно, за это она не беспокоилась. Кира не испугается. А спать не хотелось. Прошлое властно надавило на плечи, всколыхнулось ледяной волной, приморозило душу… Ее прошлое. Аделина Шеллес-Альденская, невероятно прекрасная в белом платье и бриллиантах, голубые глаза смотрят надменно. «Дочь моя, вы так неуклюжи»… Сегодня Анна не узнала себя в зеркале. Белый парик, белый балахон, грим… она стала больше похожа на мать, как это ни странно. И – страшно. Родители остались там. Сестры, Илья… Яна. Про сына Анна не думала. Ее сын был рядом с ней, она это твердо знала. Рядом… Скоро она заберет его из больницы. Гошка… На специально отведенной площадке продолжался шум и гам. Но туда идти не хотелось. Хотелось побыть наедине со своими мыслями, погулять, посмотреть на звезды, подышать чуточку морозным воздухом декабря… Что у нас на карте? Это Анна посмотрела, когда ехали в Рахманино. С одной стороны – деревня. Недалеко, около двух километров. И рядом, и шум не тревожит. С другой стороны – поле. Туда идти не хотелось, грязь месить. С третьей – старое кладбище. Там фашистов хоронили. Кто такие фашисты, Анна знала из памяти Яны. Люди, которые искренне считали себя выше других и были уверены в своем праве распоряжаться низшими. То есть мразь. Это Анна точно знала как урожденная княжна Воронова. Она стояла на социальной лестнице выше многих и многих. Но делало ли это ее высшей? Или кого-то низшим? Люди не равны, но не равны они не кровью или цветом кожи. Люди не равны своими способностями и талантами, умами и душами. И арийская, и еврейская нация может породить мразь, а может – и героя. Нет, нельзя судить, нельзя… И, как человек, который видел Освобождение, Анна могла еще добавить – будь прокляты те, кто начинает войны! Будь прокляты навеки, до гроба и за гробом! Но думать об этом все равно не хотелось. С четвертой стороны был небольшой перелесок. Посадки, как назвала это Кира. Погулять там? Почему нет… Анна решительно направилась в сторону деревьев. Страх? Страха она не испытывала. Но на всякий случай… Яна была умна и запаслива. И оружие у нее было. В кармане у Анны лежала заточка. Верная, надежная… пусть лежит. Не то чтобы она ее пустила в ход. Но… Как многие люди, Анна в чем-то фетишизировала оружие. С ним было спокойнее. Хотя убивает-то не заточка, а человек. И чего стоит кинжал, если к нему прилагается слабая рука? Но об этом Анна не думала. Она медленно шла среди деревьев. Медленно-медленно, иногда застывая на одном месте. Она пыталась – что? Она и сама не знала, может быть, отогреться, а может, не заплакать… или наоборот?! Поплакать там, где ее не увидят? Что-то недоброе разбудил в ней этот день, злое, нехорошее… Именно поэтому ее и не заметили. Анна непроизвольно сместилась в сторону кладбища – человек обычно заворачивает в сторону основной руки, вправо. Сместилась, а когда услышала голоса, стало поздно поворачивать обратно. – …сюда? – …и…! Двое мужчин переговаривались. Ругались. Анна замерла на месте. Хелла, твоим именем! Да что ж такое?! Бежать? Она не рисковала. Сюда как-то дошла, а вот обратно? Сейчас хрустнет ветка или метнется луч фонарика… Единственное, что позволила себе девушка, – опуститься на колени и прижаться к дереву. И порадоваться, что у Яны вещи практичные. Немаркие. Куртка была камуфляжной, в серо-бело-черных тонах. Ночью и не заметишь. Анна думала взять пальто, но потом остановилась на куртке и джинсах. И не прогадала. А вот сапожки тонковаты, и носки она не надела. Ноги замерзнут… Не до ног тут! Двое мужчин разговаривали на русском матерном. Анна прислушалась – и скривилась от отвращения. Мародеры. Твари, ничтожества, шакалы помоечные! Существа, слишком трусливые для честного боя, но подлые, жестокие и опасные. Во все времена таких давили… Это было памятью Яны. Это было мнением Анны. И мышление Джоан Роулинг она просто не понимала, как ни старалась. Как можно назвать компанию, которой предлагается восхищаться, мародерами?! Что за моральные установки у них в Англии? Может, еще педофилами прикажете восторгаться? Или некрозоофилами? Фу, гадость! Двое продолжали переговариваться. Как поняла Анна, в войну здесь гремели бои. И усадьбу защищали на совесть. Немцы отбивались, но в результате дом все равно взяли, их закопали… А закопали точно не голыми. Награды, оружие, трофеи, документы… нагрудные знаки и кокарды, каски и орлы, подковки с сапог и нашивки, портсигары и зажигалки, даже золотые зубы… Это же мародеры! Они не брезгливы! А тут большая братская могила. Немецкая! Раскопать – и поживиться. И именно сейчас, потому как почва болотистая. Подмерзла, но еще не заледенела. Воды нет, а копать – в самый раз. На основании чего-то один из мужчин был уверен, что здесь много «хабара». Второй так уверен не был, но первый настойчиво подгонял своего… сокрысятника. Анна сидела и молчала. Яма была уже наполовину раскопана. Обо что-то звенели лопаты – не сильно, но отчетливо. Вот бы полиция нагрянула?