– Да, – сказала Валя. – Все так думают. Ты прехорошенькая. Я сказал: – И большая умница. Фира сказала: – И стихи люблю. А стихи вы мне почитаете? И мы стали читать ей разные стихи, грустные и веселые. Я читал стихотворение Я. В. Смелякова под названием «Кладбище паровозов». Это очень грустное стихотворение. Кажется, будто оно об отживших свое, заржавевших паровозах, но на самом деле оно о людях и бесконечности принесенных ими жертв. Меня это стихотворение очень трогает. Я люблю людей, героев, и механизмы, и поезда. Только не люблю кладбища. Особенно меня трогает вот этот отрывок: Шапку сними, товарищ, Вот они, дни войны. Ржавчина на железе, Щеки твои бледны. Я очень хорошо прочувствовал это стихотворение. Фира – мой тот самый товарищ, чьи щеки были так бледны. И в этот раз стихотворение по-особенному меня задело, хотя оно и так мое любимое. Я понял его глубже, будто я повзрослел. Не было с нами многих друзей: Ванечки, Милы, Алеши, Дианы. Но они и не могли понять того, что было сейчас между нами. Хотя, может быть, смог бы Ванечка. Мне так кажется. Он очень чувствителен к людям, и его сердце открыто. Пришел Максим Сергеевич. Он открыл дверь ногой, в руках у него был пропитанный розовым соком бумажный пакет. – Орлы! – сказал он. – Эдуард Андреевич сказал, что Фире надо бы подкрепиться. Вот я и для вас взял. – Я люблю есть ночью, – сказал Андрюша. Максим Сергеевич выдал нам по куску мяса в бумажной обертке. Я сказал: – Я так не могу, мне нужны тарелка, вилка и нож. – Ой да ладно, Жданов, – сказал Боря. – Не вые… Тут он сделал многозначительную паузу, посмотрел на Максима Сергеевича и сказал: – Не выеживайся. – Да, – сказал Максим Сергеевич. – Поддерживаю предыдущего оратора. Фира тут же вгрызлась в свой поздний ужин, она выглядела очень голодной. Ее руки в блестках и розовом соке крепко сжимали кусок мяса. Чуть помедлив, Андрюша тоже вцепился зубами в мясо, а потом его примеру последовали и все остальные. А я смотрел на красную говядину в моих руках. Вряд ли я мог стать еще грязнее. Кроме того, я чувствовал себя голодным. Запах мяса совсем перестал отвращать меня. Даже наоборот, я улавливал приятный, возбуждающий аппетит аромат. Боря протянул руку, надавил мне на голову. – Да ешь ты, не отрывайся от коллектива. Да, подумал я, ни в коем случае не следует отрываться от коллектива. Тем более, если я так хочу есть, то ничего страшного. И я тоже принялся рвать мясо зубами, как какой-нибудь голодный зверек. Должно быть, выглядело все это странно и отвратительно. Максим Сергеевич стоял у двери и смотрел в сторону. Мне очень захотелось «Крем-соды», моей любимой газировки, но Максим Сергеевич принес только сок в большой банке. Его мы и стали пить, без стаканов, просто передавая банку по кругу. Я чувствовал себя из-за этого большим хулиганом. Максим Сергеевич сказал: – Дети-дети. Фира спросила: – Вы волновались? – Да, – сказал Максим Сергеевич. – Случись что, и это мне объясняться перед твоим отцом. Мои руки были липкие от розового сока, и вообще мне хотелось помыться, но в то же время я боялся оставить Фиру одну. Вдруг моему товарищу станет плохо! Моему бледному товарищу! Так мы просидели с ней почти до самого рассвета, зевали, мало что говорили, совсем не смеялись и очень устали. Максим Сергеевич нас не выгонял, он так и стоял у двери, будто сторожил нас. Только когда Фира уснула, мы с ребятами вернулись в палату. Боря, Володя и Андрюша легли спать, не помывшись, что я очень осуждаю, я же пошел в душевую. Долго и ожесточенно я тер себя бруском земляничного мыла. Обычно мне становится веселее, когда я чистый. Кажется, будто так я справляюсь со своей несовершенной природой, становлюсь лучше, чем я в естественном смысле есть. Но тут я мылся долго, под горячей водой смылил добрую часть бруска. А все-таки мне было грустно за Фиру. И в то же время обидно из-за Бори. И очень хорошо вспоминались горячие губы Вали и ее прозрачные глаза. И то, что Маргарита в своем белом платье так красиво танцевала с Володей. Впечатлений накопилось слишком много. А когда я вернулся в палату, оказалось, Андрюша еще не спит. Он смотрел в потолок, плотно покрытый синеватым утренним отсветом, и держал руки за головой. Так часто рисуют мечтательных мальчишек в книжках. – Привет, – сказал я. – Доброе утро, – сказал Андрюша. – Хотя я еще не ложился. Девочка Диана зовет меня гулять. – Ты ее забавно назвал. Ты пойдешь? – Не знаю, – сказал Андрюша, посмотрел на меня, слабо улыбнулся и добавил: – Я же такое чудовище. – Не говори так, – сказал я. – Не буду, – согласился Андрюша. Я сказал: – Суматошный вышел день. – Да, – сказал Андрюша. – Ты будешь терять сознание? – Не знаю. – Фира такая красивая девочка. – Это точно.