Запись 69: Сама дискотека Насчет того, как прошла сама дискотека – произошло столько всего, не знаю, с чего начать. Было и хорошее и плохое, и вечер получился совершенно сумасшедшим. Надо собрать все мысли. Для начала по поводу нашего труда – всем очень понравилось. Конечно, украшения получились у нас эклектичные: воздушные шарики и новогодние, дождики и гирлянды, банты и даже ракушки на шторах. Все это в отдельности было, определенно, красиво. Все вместе представляло собой некий хаос, но имело и особое очарование, в наибольшей степени, как мне кажется, для детей. Я все еще доволен нашей с Андрюшей работой, хотя и посмотрел на нее со стороны. Были некоторые объективные недостатки: разнородность украшений, не очень удачное их расположение, отсутствие цельной композиции. Общая картинка не поражала воображение, но зато была симпатичной и привлекала внимание. Девочки обрадовались, а Диане, по-моему, все это и вовсе показалось совершенным. – Вот это отпад! – сказала она. А лично мне больше всего нравилась все-таки большая и красивая красная звезда на стенном выступе над стойкой раздачи еды. Она висела там с самого начала, и мы ничем ее не украшали, но вытерли пыль, и звезда засверкала красным, праздничным цветом с яркими переливами, свойственными толстому стеклу. Что касается девочек, они оказались такими же эклектичными, как и интерьер нашего зала. Я никогда не видел наших девочек, одетых так празднично, но при этом неофициально. Они немного напоминали елочные игрушки. Почти на всех были пышные красивые юбки и блузки с рукавами. Не всегда юбки и блузки сочетались по цветам и не всем подходили по размерам. Только Диана была в желтых брюках с широким поясом, и выглядела поистине предводительницей девочек. Она же была ярче всех накрашена, поэтому Максим Сергеевич и Эдуард Андреевич, несмотря на всю их толерантность к выходкам некоторых, отправили Диану смывать макияж. Все девочки сделали себе одинаковые начесы. Вернее, я полагаю, прически умел делать кто-то один. И из-за того, что волосы их были взбиты и поставлены одинаково высоко, в жизни не слишком-то похожие Фира и Мила напоминали сестер. Девочки сияли и сверкали, и я подумал, что этот праздник, главным образом, для них. Но меня это вовсе не обидело, наоборот. Я был рад, что у нас с Андрюшей все получилось. Я сказал: – Мы поработали очень хорошо. Андрюша сказал: – Хорошо, что мы поработали очень хорошо. Теперь давай стоять у стены все это время. – Давай, – сказал я. Эдуард Андреевич быстро ушел, но зато за нами вызвалась присматривать мама Ванечки и Алеши. Ванечка сказал: – Ничего себе! Красиво! А Алеша сказал: – Все замечательно блестит. На Алеше был забавный красный галстук-бабочка в белый горошек. Он придавал ему несколько клоунский вид, но я не решился об этом сказать. Мы с Андрюшей и Максимом Сергеевичем растащили все столы и стулья в стороны, чтобы освободить место для танцев, и теперь Ванечкина мама перевернула себе один из стульев, которые мы сгрудили у окна, села, сняла желтые туфли и принялась разминать ногу. – Ну, – сказала она, – хорошо вам повеселиться. Ты Арленчик, да? Хорошенький такой! Я зарделся (по ощущениям). – Спасибо, – сказал я. – Нравится вам тут? – Ну да! – Как зовут твою маму? – тихо спросил я Ванечку. – Тоня, – сказал Ванечка. – Нет, – сказал я. – Для меня она Антонина… а отчество? Но как я ни старался, ничего не смог добиться от Ванечки. Алеша же сказал: – Антонина Алексеевна. Еще Алеша сказал: – Если честно, не знаю, что я тут делаю. – Иди-иди, Лешка, – сказала Антонина Алексеевна. Я спросил: – А вы правда нашли Ванечку в лесу? – Правда-правда, – сказала Антонина Алексеевна и засмеялась, запрокинув голову. И я убедился в том, что это неправда. – Если тебя нашли в лесу, – сказал я Ванечке, – то как так вышло, что вы с мамой так похожи? – Ну просто похожи, и всё, – сказал Ванечка. – А мама правда нашла его в лесу, – сказал Алеша. – Серьезно тебе говорю, Арлен, так все и было. Ни на грамм я не поверил! Володя и Боря тоже выглядели всем довольными. Хотя сами танцы смущали и их. Если честно, мы не знали, что делать, пока девочки бесятся. Андрюша сказал: – Нужно стоять у стены и ждать, когда это все закончится. Казалось, он готов заплакать. Меня танцы не приводили в такое отчаяние, однако я ощущал собственную нелепость, неловкость и неспособность справиться с ситуацией. Боря сказал: – Ничего интересного. Володя сказал: – Нет, подожди, прикольно еще будет. Я сказал: – Да? – Но не для вас. – Для вас в этой жизни вообще ничего прикольного не будет. – Потому что вы лохи. – А лох – это судьба. Я испытал злость на Володю. Мне казалось, после его пробежки мы хорошо пообщались. Но Володя выглядел непривычно взвинченным. Я подумал, может, ему кто-то нравится, но это, конечно, были глупости. Вряд ли такой состоявшийся человек, как Володя, мог переживать из-за подобных вещей. Музыка играла разная, но я небольшой специалист по истории музыки. Я знал, что некоторые песни были написаны еще в тридцатых годах двадцатого века (такие по тональности голосов, мелодии и словам нравились мне особенно сильно), а некоторые – в конце восьмидесятых (такие песни мне совсем не нравились, казалось, что они звучат грубовато). Разные песни, соответственно, располагали к разным танцам, но мы совсем не умели танцевать. Собственно, поэтому мы и не танцевали, но слушать музыку было приятно.