Финн издает сдавленное бульканье, резко вскинув голову. — Боже, Чесс. — Что? У парня проколот член. Такое невозможно не заметить. Или ты не знал? Он хмурит брови, мрачно глядя на меня. — Не то чтобы я хотел об этом знать. Господи, как же трудно не улыбнуться, когда он такой обиженный и надутый. Но чертенок во мне не может сдержаться и не дернуть льва за хвост. — Я думаю, что такой пирсинг дает повод для разговоров в раздевалке. Как и ожидалось, он реагирует раздраженной усмешкой, но затем снова поворачивается к телевизору. — Декс твой тип, — угрюмо говорит Финн. О, так теперь мы обсудим мой вкус? После того, как я лицом к лицу столкнулась с надутыми губами мисс Золотой богини? — Наверное, так и есть, — соглашаюсь я. Потому что Финн прав. Декс на сто процентов мой обычный типаж. Мы даже обсудили во время съёмки нашу взаимную любовь к искусству и живописи. И все же я не почувствовала ничего, кроме симпатии и желания успокоить большого парня. — Ты что пытаешься свести меня с ним? Думаю, мне придется убить Финна, если он начнет сватать меня своим друзьям. Финн сжимает губы. — Прости, но он уже занят. — Рада за него. — И я говорю серьезно. Мне нравится Декс. Финн хмыкает в ответ и передвигается на диване, ерзая ногами, как будто не может устроиться поудобнее. Мы оба не в духе, и я не знаю, закончили ли мы уже нашу перепалку. Эта мысль утомляет и давит. — Тебе нужен диван с оттоманкой, чтобы вытягивать ноги, — рассеянно замечаю я. — Обычно я разваливаюсь на диване. — Финн смотрит на кофейный столик, потом на меня. — Но ты права. С оттоманкой было бы лучше. Мы должны пойти и купить ее. Мы? О, черт! Я еще глубже зарываюсь в угол дивана. — Совсем не обязательно. Я всегда могу сесть на стул и освободить тебе диван. — Или можешь сидеть у меня на коленях. — Мило. — Ага, — соглашается он. Это наша привычная пикировка, но в этот раз всё ощущается по-другому. Я чертовски напряжена, а ему не хватает привычного легкого обаяния. Свет телевизора окрашивает лицо Финна в мерцающие синие и красные тона, делая морщинки на лице заметней. Широкие плечи напряжены. Его рука, лежащая между нами, большая и широкая, с коротко подстриженными ногтями. Я знаю, что, когда эта ладонь широко раскрыта, её размер примерно двадцать семь сантиметров, от кончика большого пальца до кончика мизинца. Эта длина была измерена для ежегодного смотра новичков еще до того, как он попал в отбор. Потому что, как однажды со смехом признался Финн, размер руки имеет значение. Возможно, для НФЛ так и есть. Меня сейчас больше волнует то, как он зарывается пальцами в подушки, словно ему нужно за что-то ухватиться. Я хочу взять его ладонь в руки, провести пальцами по огрубевшим костяшкам и дальше по прекрасно очерченному вееру костей, переходящих в запястье. Но это не моя привилегия. — Я рад, что ты дома. — Голос тихий, но сильный, и его звук находит отклик в каждой частице моего тела. Мы смотрим друг на друга. Его прямой взгляд причиняет боль, заставляя все мысли улетучится из головы, оставляя только тяжесть на сердце. Маленькая, ничтожная часть внутри хочет наорать на него за то, что у него есть другая жизнь, не связанная со мной, за то, что у него были отношения с женщиной, которая не является мной. Ненавижу себя за это лицемерие. Он не мой. Я не имею права ничего требовать. Но есть еще и мягкая, нуждающаяся я, которая хочет залезть к нему на колени и положить голову на плечо. Это все, что сейчас необходимо. Только это. — Я тоже. Кажется, мои слова ему приятны, но лицо все еще мрачное. — Ты же знаешь, что была не обязана уходить. — Да, знаю. Он отводит взгляд в сторону. — По крайней мере, не на несколько часов. В нем чувствуется какая-то подавленность, вялость. Финн, которого я знаю, обычно совсем не такой. И я понимаю, что это боль. Он действительно страдает. Слова застревают в горле, когда я с трудом произношу их: — Она разбила тебе сердце, не так ли? Финн вздрагивает, а потом замирает совершенно неподвижно, опустив ресницы. — Наверное, в каком-то смысле так и было. Я официально ненавижу эту женщину. — Думала, ты не ходишь на свидания, — выпаливаю я как идиотка. Он кривит губы в печальной ухмылке. — Не хожу. Похоже, парень не собирается вдаваться в подробности, оставляя меня ни с чем. Чувствую, как жесткая лапа ревности давит на грудь. Очевидно, я недостаточно хорошо умею скрывать чувства, потому что он переводит на меня взгляд, присматривается внимательней и хмурит брови. — Чесс... Мой телефон издает сигнал, уведомляя о пришедшем сообщении, а затем еще об одном. Финн тянется, чтобы передать мне гаджет, но замирает, глядя экран. Его ноздри раздуваются и дыхание замирает. — Кто, черт возьми, такой Нейт? У меня абсолютно нет причин чувствовать себя виноватой. Я выхватываю телефон. — Бармен, с которым я познакомилась сегодня вечером. — Сегодня, — повторяет он, как ругательство. — А что он имеет в виду, когда пишет, что ты не сказала ему, какое именно жильё ищешь? Я почти слышу, как Финн скрипит зубами, и сжимаю пальцами телефон. — Лучше я уйду, прежде чем успею надоесть. Это было бы так неловко, ну ты понимаешь? Глупая шутка. Желваки на его скулах напрягаются. — Я сказал, что ты можешь оставаться столько, сколько захочешь, и именно это имел в виду. — И я ценю это. Очень. — Холодное, липкое чувство сжимает внутренности. — Но все же, я у тебя в гостях. А сегодня вечером... — Господи, — рычит он, вскакивая и отходя в сторону. — Это из-за того, что здесь появилась Бритт? Жар заливает лицо. Я официально ненавижу и ее имя тоже. — Я жила в колледже с соседями по комнате, Финн. Не хочу снова испытывать удовольствие, слушая чьи-то перепихи, когда застряла в соседней комнате. Он хмурится. — Ты думаешь, я ее трахнул? Поэтому тебя так долго не было? — Финн раздраженно и противно фыркает. — Хотя о чём это я? Конечно, ты так думаешь. — Я просто старалась быть вежливой, — огрызаюсь я. — Вежливой, — усмехается он. — Прежде всего, я никогда не привожу в свой дом случайных девиц. Никогда. Не хочу, чтобы кто-то из них знал, где я живу. Последнее, что мне нужно, это заиметь сталкера. — Что ж... довольно унылая картинка. — Это реальность, Чесс. Моя реальность. — Парень опускает руки на бедра и смотрит на меня сверху вниз. — Я ее не трахал. Я ни с кем не трахался уже шесть чертовых месяцев, если тебе интересно. — Подожди, что? Почему? — Как? Как такое возможно? Он самого себя видел? Финн ощетинивается. — Это мое личное дело. — Тогда зачем ты все это мне рассказываешь? — я стискиваю зубы. Его лицо вспыхивает, он отворачивается, а затем впивается взглядом.