— Нет, никакого изнасилования не было даже близко. И нет… не надо в больницу. Заранее отвергая его возражения, она быстро-быстро заговорила, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно жизнерадостнее: — Давай мы просто останемся дома и поиграем в доктора? У тебя отлично получается. Выражение его лица все еще было встревоженным, но через несколько секунд он натянуто рассмеялся и убрал руку с ее ребер: — Не настолько отлично, чтобы заменить профессионального врача. Не будь такой же, как мои подопечные, Темпл. Не надо сопротивляться тому, что тебе необходимо для твоей же пользы. Позволь, я отвезу тебя в больницу. Пожалуйста. Он был прав, черт бы побрал его большие честные карие глаза. Она знала, что ей надо к врачу, поняла это еще тогда, сразу после первого удара, и знала потом, даже сквозь анестезирующий эффект шока. — Я это все ненавижу, — повторила она упавшим голосом. — Я знаю, — Мэтт заглянул ей в глаза. — Это ужасно и стыдно, быть жертвой. Но худшее уже позади, честно. Его тон был таким уверенным, выражение его невероятно красивого лица – таким искренним… Он был неправ, конечно. Худшее было впереди. Худшее начнется, когда она найдет время разобраться, во что впутался Макс и с кем он связался. И тогда нападавшие опять придут за ней, те же самые или другие. Но она не могла сказать об этом Мэтту. Никому вообще не могла сказать. Вся эта история была слишком сложной, а теперь, похоже, стала еще и слишком опасной. Помимо всего прочего, Темпл ненавидела быть пассажиром в своей собственной машине. В тот момент, когда Двое неизвестных взяли ее под локти в подземном гараже, она утратила контроль над своей жизнью. Даже то, что ее «шевроле» вел Мэтт Девайн – он сказал извиняющимся тоном, что на свою зарплату на телефоне доверия не может позволить себе купить машину, — нисколько не уменьшало ужасного ощущения потери себя, катастрофы, произошедшей с нею в считаные минуты. Вдобавок, торможения и ускорения движущегося автомобиля, а также каждый поворот, отзывались вспышками боли в каждой клеточке ее избитого тела, теперь уже лишенного анестезирующего эффекта адреналина. Темпл изо всех сил сосредоточилась на том, чтобы ее и без того неприятная поездка не сопровождалась воплями и стонами. В оранжевых и лиловых красках заката Лас-Вегас начинал зажигать под небесами, точно искусственные свечки, вечерние огни. Пробка в час пик на Стрип-стрит уже рассосалась и превратилась в непрерывно движущийся поток бледно светящихся фар автомобилей. Мэтт выехал на Чарльстон-бульвар, остановился прямо у дверей пункта скорой помощи Университетского медицинского центра и помог ей войти внутрь. В ту же секунду, как автоматические стеклянные двери распахнулись перед ними, Темпл почувствовала ледяную тяжесть внутри, говорящую ей о том, что она совершает ошибку. Равнодушный свет люминесцентных ламп под потолком. Гладкие голые стены. Гладкая плитка на полу. Неизбежные пластиковые стулья вдоль стены, некоторые заняты людьми, ожидающими приема. Никто из них даже не повернул головы в сторону вошедших. Дешевая авторучка на цепочке у пластиковой дощечки с прикрепленными листками для записи больных. Стопка разлинованных анкет – Темпл помнила, что они содержат огромное количество вопросов весьма личного характера. Например, возраст. И она должна отвечать на них при Мэтте. А если он, например, моложе? Да и вообще, это его не касается! Они уселись рядышком на оранжевых пластиковых стульях. Темпл не снимала солнечные очки, чтобы не усугублять начинающуюся головную боль. Сирена «скорой» взвыла в отдалении, ее вой приближался, становясь громче и громче, как крик ребенка, который постепенно готовит себя к настоящему воплю. Когда Темпл уже готова была завопить вместе с ней, сирена внезапно оборвалась. Но то, что последовало, было еще хуже. Человеческий крик. То есть, нечеловеческий. Страшный крик, непрекращающийся вой, который могла вызвать только невыносимая боль. Темпл сразу почувствовала свои болячки пустячными. Группа людей пересекла приемный покой, точно маленький ураган среди унылого стоячего болота ждущих своей очереди больных, и скрылась внутри. Один человек из этой группы задержался, остановился, затем медленно приблизился к ряду кресел вдоль стены. Темпл смотрела под ноги, слишком усталая, чтобы вертеть головой по сторонам, поэтому она и увидела сначала ноги, остановившиеся прямо перед ней. Она подняла глаза. Выше. Еще выше. И еще. — Что это вы здесь делаете? — спросила лейтенант Моллина с неприкрытым удивлением. — Небольшой несчастный случай, — поспешно ответила Темпл. Мэтт повернулся к ней и привлек внимание лейтенанта. Подозрительный взгляд Моллины быстро обшарил спутника Темпл с головы до пят, отмечая все, начиная с одежды и осанки, и кончая предположительными склонностями и возможными пороками. — Это Мэтт Девайн, — сказала Темпл. — Мой сосед. Он меня привез сюда. — Как приятно иметь хороших соседей, — заметила Моллина с каменным лицом. «Только посмотрите на нее, — подумала Темпл с раздражением. — Ее знакомят с Мэттом Девайном, мальчиком-конфеткой, и она не находит ничего лучшего, чем таращиться на него с неприкрытым подозрением!» Она представила лейтенанта Мэтту, поскольку Моллина явно не собиралась уходить без этого. — Лейтенант Моллина из полицейского департамента Лас-Вегаса. Мэтт снова повернулся к Темпл и уже открыл рот, явно собираясь сказать, что – надо же, какое удачное совпадение! — она может прямо сейчас, не сходя с места, рассказать полиции про нападавших… Конфетки-бараночки!!! — Этот человек, которого привезли на «скорой», — поспешно сказала она, отвлекая внимание Моллины. — Он так кричал… Вы из-за него сюда приехали? — К сожалению, да. Приятно было познакомиться, мистер Девайн, — ярко-синие ледяные глаза Моллины остановились на Темпл в некоторой задумчивости: – Что ж, будьте здоровы. Она повернулась и ушла. Темпл, наконец, смогла опустить напряженные и уставшие плечи. Наилучшим способом избавиться от лейтенанта было проявить интерес к делу, которым она в данный момент занимается. К счастью, это сработало. — Это и есть лейтенант Моллина? А почему ты ей ничего не сказала? — возмутился Мэтт. — У тебя была такая прекрасная возможность – рассказать все лейтенанту полиции, с которым ты знакома лично! — Моллина занималась убийством на книжной ярмарке. Мы еще тогда не сошлись характерами. — Все равно, это ее работа… — Она не занимается такими пустяками. Мэтт, я не хочу ей ничего говорить, и не буду. Может быть, мне вообще не следует обращаться в полицию. Он явно собирался поспорить, но тут ее, наконец, вызвали. Мэтт сжал ее руку, и Темпл пошла, провожаемая взглядами других больных, в кабинет врача. Она не хромала, но ее походка была уже не та. Вместо задорного цоканья каблуков ее шаги издавали еле слышное шарканье. Бесшумной, как у Черныша Луи, поступью Темпл была обязана своим серебристо-розовым кроссовкам. Они заставляли ее чувствовать себя каким-то ребенком, точно так же, как те двое нападавших заставили ее чувствовать себя совершенно беспомощной, также, как заботливость Мэтта заставила ее чувствовать себя безнадежно зависимым подростком, так же, как присутствие Моллины заставило ее чувствовать себя раскрытой и обнаруженной… Беспомощность и безнадежность, вот что она испытывала. — Я это все ненавижу, — пробурчала Темпл сквозь стиснутые зубы, и тут медсестра с ее анкетой в руках раскрыла перед ней дверь кабинета. — Пойдемте со мной, детка, — медсестра была пухленькая и жизнерадостная. Ее светлые волосы были очень коротко пострижены по последней панковской моде, только у основания шеи был оставлен крысиный хвостик, спускающийся на воротник белого халата, натянувшегося на ее широкой спине. Она измерила Темпл давление и записала результаты в анкету. Потом протянула больничную рубашку: — Разденьтесь до пояса. Застежка на спине. Она уже почти скрылась за дверью, когда Темпл вспомнила позорную подробность: — Э-э… подождите, пожалуйста! Вам придется помочь мне… У меня рука не двигается. — Ну конечно, — сказала медсестра, возвращаясь. — Я совсем забыла! Вы же написали про плечо. Ужасно, что такие вещи случаются. Она бросила на Темпл быстрый взгляд из-под накрашенных голубым век, и в ее глазах было что-то похожее на осуждение. Завернутая медсестрой в просторную больничную рубаху и, наконец, оставленная в одиночестве, Темпл сидела на краю кушетки, покрытой одноразовой бумажной простыней, сменявшейся перед каждым пациентом. Ее ноги не доставали до пола, и она чувствовала себя униженной, несчастной и беззащитной. Ей хватило времени, чтобы испить эту чашу до дна, поскольку врач пришел только через двенадцать минут. Ее анкета со всей подноготной теперь перешла в его руки. Он был индус, с тонкими чертами лица, кожей цвета коричневого обувного крема и иссиня-черными волосами. Как многие жители Индии, доктор чем-то напоминал симпатичную копию Ганди. Его звали доктор Расти. — Пльечо, рюка, чельюсть и животь, — перечислил он ее травмы добродушной скороговоркой. — Бедненькая девушька, такайа неудачья. Ну давайтье посмотьрим. Больничная рубаха постепенно являла миру сокрытые тайны, пока руки доктора сантиметр за сантиметром ощупывали, мяли и тыкали во все болевые точки. — Грабитьели, ви говоритье? Темпл кивнула. Она хотела написать «автомобильная авария», но тогда полиция заинтересовалась бы, почему эта авария не зарегистрирована в дорожной службе. К тому же, ее травмы были не похожи на ушибы от руля и приборной доски, даже она это знала. Доктор Расти сделал длинную запись в ее анкете и озвучил диагноз. Он не отличался от диагноза Мэтта: серьезных повреждений («сериозьных поврежьденьий», — прочирикал он, как доброжелательный скворец) нет, только синяки и ушибы. Рентген не нужен, нужен лед и покой, и рецепт на обезболивающее. Если симптомы будут сильно беспокоить, следует позвонить своему врачу. — Чьто касается здесь, — он постучал по белому халату на своей собственной груди, — будут сильные синьяки, дискомьфорьт. Но это пройдет. Он нахмурился и покачал головой, склонившись над анкетой: — Грабитьели – очень плёхо. Больше одного? Темпл кивнула. — Дьва? Крупьние, злие? Темпл кивнула. Доктор Расти опять покачал головой и заключил: — Очень плёхо. Я позову сестру заходить. Нужьна еще одна маленькая весчь. Темпл вздохнула, и, когда он вышел, начала натягивать свой лифчик. Вошедшая сестра застегнула его на спине и помогла ей надеть кофточку. Потом взяла анкету, отдала Темпл рецепт на обезболивающее и, наконец, достала какую-то брошюру. — Итак, мисс Барр, — она облизнула губы, — доктор Расти очень обеспокоен. Ваши травмы… короче, они совсем не характерны для уличных грабителей. Обычно это сбитые колени или ободранные локти. А ваши травмы – результат избиения. Вот брошюра Общества защиты женщин от домашнего насилия… — Но это не было домашнее насилие! — Иногда и не скажешь, в чем разница. Порой женщине бывает трудно признаться. Во всяком случае, пожалуйста, обратитесь в Общество защиты женщин. Позвоните, у них есть телефон доверия. Вам не нужно даже называть свое имя. Просто поговорите с ними. — Спасибо, но мне не надо. Я не являюсь жертвой… домашнего насилия. — Никто не хочет признаваться в таких вещах. Когда мы кого-то любим, трудно быть объективным. Мы знаем, что они не хотели, мы верим, что они сожалеют, потому что они попросили прощения. Главное, они и правда сожалеют. Но никто не может гарантировать, что все не повторится снова. И снова. И снова. Это бесконечный цикл. Вы должны что-то предпринять, чтобы он закончился. — Говорю же вам, мне не надо! Ну ладно, я возьму вашу брошюру. Но, надеюсь, мы живем в свободной стране, и я могу идти? — Возможно, я могу чем-то помочь, — раздался голос из приемной. Этот голос Темпл знала слишком хорошо. Она чуть не умерла. В комнату вошла лейтенант Моллина со своим обычным деловым видом. Когда она увидела Темпл, профессионально-жесткое выражение ее лица сползло, как маска, и лицо сделалось таким, каким Темпл не имела удовольствия видеть его никогда раньше: изумленным и даже растерянным. Две женщины смотрели друг на друга, одинаково замерев от неожиданности. Моллина пришла в себя первой, но это потому, что она стояла на ногах и не была полураздета. — Я займусь этим, — сказала она медсестре, снова беря ситуацию в свои руки. — Спасибо, лейтенант, — сестра замешкалась с брошюрой, но Моллина молча протянула руку и взяла у нее брошюру и анкету. Теперь вся личная информация Темпл была в ее распоряжении. «Радуйся!» – подумала Темпл, вне себя от злости. — Понятно теперь, — пробормотала она, — почему бедные люди не желают обращаться в «скорую». Их здесь не столько лечат, сколько унижают. — Регистрировать случаи избиения очень важно, — Моллина просматривала анкету, ее тяжелые брови поднялись раз и другой по мере чтения. Она подняла глаза на Темпл. — Вас здорово отделали.