И, тем не менее, все жители считали его проклятым — потомком нечестивого союза. Поэтому священник Хоуп отправил свою сошедшую с ума дочь и её сына к родственникам в Миссури, где они могли бы укрыться от мира. Он назвал своего внука Джеймс Ли. А в Миссури ему дали фамилию дальних родственников. Кобб. — 3- Пока Джеймсу Ли не исполнилось три года, еженедельно в Озарке округа Тейни повторялся один и тот же ритуал. Когда дядя Арлен возвращался из лагеря лесорубов или свинцовой шахты, где он иногда находил постоянную работу, он забирал Мэрилин Хоуп с чердака, где её изолировали от окружающих, и тащил в Брайант-крик. Там вместе с тётушкой Джеймса Ли, Мареттой, они читали молитвы, а Мэрилин то хныкала, то рычала, как дикий зверь. Несмотря на то, что Джеймс Ли рос крепким и сильным, как любой мальчик в их поселении, одержимость его матери никогда не исчезала. Она была грязным, безумным существом, одетым в лохмотья, с дикими, блестящими, остекленевшими глазами. Дядя Арлен держал её связанной на чердаке, где она ела насекомых, испражнялась под себя и разговаривала с теми, кого никто не видел, царапая своими длинными жёлтыми ногтями странные символы и слова на шершавых стенах. Но раз в неделю обязательно следовало «очищение». Джеймс Ли сидел рядышком и ковырялся палкой в песке, равнодушно наблюдая за тем, что они делают с безумной женщиной. Дядя Арлен и тётушка Маретта приводили Мэрилин к ручью с верёвкой на шее. Они раздевали девушку, бросали в воду и сами прыгали следом. Один из них читал молитвы, а второй держал Мэрилин под водой до тех пор, пока она не прекращала дёргаться. Затем менялись местами. Дядя Арлен говорил, что так они смогут изгнать из неё демонов, ибо в воде даже крестили самого Иисуса. Джеймс Ли наблюдал за обрядом много-много раз. Но они так и не помогли. Конечно, в три года он не мог понять, для чего это всё проводилось, но даже ему хватало ума осознать, что обряды не работали. Молитва — окунание под воду. Снова молитва — и снова окунание. Он решил, что это, вероятно, игра, но играть в неё могут только взрослые. Потому что всякий раз, когда он пытался подобраться поближе, отчаянно желая тоже поплескаться в воде, дядя Арлен кричал ему: — Держись подальше, подальше отсюда, слышишь? Но и через три года молитв и «крещения» Мэрилин лучше не стало. Поэтому дядя Арлен запер её в хижине на холмах, чтобы им больше не приходилось слушать «это языческое бормотание». Джеймсу Ли не разрешали туда ходить. Дядя Арлен и тётушка Маретта заботились о нуждах этой сумасшедшей женщины — они кормили и поили её, как и любой скот на этой захудалой ферме. Жизнь в Озарке была тяжёлой, ведь их поселение находилось в километрах от любого цивилизованного места. Джеймс Ли посещал полуразвалившуюся школу, где его учили читать и писать. Остальные дети держались от мальчика на расстоянии, потому что знали, что он — сын женщины, живущей в хижине; женщины, которая, как все знали, была «больной на голову». Дети шептались, что она ест крыс, змей и жаб — но бормотали они это только за спиной Джеймса Ли, ибо даже в школьные годы мальчик отличался взрывным и злобным характером. Дети говорили о том, что у неё две головы — одной она ест, а другой разговаривает. Больше книг на сайте - Knigoed.net А может быть, они держались от Джеймса Ли подальше, потому что чувствовали, как от него исходит зло. Поэтому он работал на ферме Коббов, убирая за свиньями, чистя загоны, собирая камни и рубя дрова. Ему доставляло огромное, непонятное удовольствие наблюдать, как дядя Арлен отрубает цыплятам головы. Ему нравилось, как кровь фонтаном выплёскивается из их отрубленных шей, и как они, даже убитые, продолжают дёргаться. — А люди так могут? — спросил он однажды. — Даже если умрут? Дядя Арлен хотел ударить его, как делал много-много раз, но удержался и уставился на мальчика свирепыми, неумолимыми глазами. — Запомни, малец… Если человек умирает — он умирает. Он не может ходить и говорить, а даже если бы смог…, - он запнулся и почесал бороду. — Нет, не может, малец. Просто не способен. — Но… — Никаких «но», малец! Вперёд, за работу! И не отлынивать! Годы шли, Джеймс Ли рос. Дети продолжали его сторониться и держаться подальше, за исключением Роули Каммингса, который набрался смелости и сказал Джеймсу Ли, что он ни чуть не лучше той сумасшедшей женщины в хижине на холме. Он заявил, что скоро и сам Джеймс Ли будет пить мочу и спать со свиньями. И это непреложный факт. Джеймс Ли, хотя и был на три года младше обидчика, прыгнул на него с шипением, как дикий горный кот. Он бил, пинал, кусался и царапался. Оттащить его смогли только вчетвером. Сначала его хорошенько за это выпорол школьный учитель Парнс, а затем — дядя Арлен; на следующий день из-за отёка мальчик мог еле-еле открыть глаза. На что тётушка Маретта запричитала: — Только не мой мальчик, только не мой милый маленький ангел Джимми Ли! Не трогай его! Не смей поднимать на него руку! Поэтому дядя Арлен отстал от мальчишки и принялся взамен за свою жену. А потом его отпустило. Как и всегда, когда у него чесались кулаки, дядя Арлен поднимался на холмы и прихватывал с собой выпивку. А когда возвращался, ему становилось заметно лучше. Дьявол бы изгнан. * * * Однажды ночью, когда они думали, что Джеймс Ли спит, он услышал их приглушённые голоса у плиты. — Не хочу, чтобы этот парень когда-либо узнал, слышишь? — прохрипел он. — Он не должен знать, что эта женщина — его мать. — Никогда-никогда, — закивала тётушка Маретта. — Джимми Ли, мой мальчик, моя гордость… Он ведь не похож на неё, ты же видишь! Он — моя плоть и кровь… — Но это не так, женщина, — заметил дядя Арлен. — Там, откуда он родом… всё не так просто. Это неправильно. Тётушка Маретта несколько минут переваривала то, что ей сказал дядя Арлен, но ей это не понравилось. — Он мой, а не её! Разве ты не видишь? Господи, иногда мне хочется, чтобы она взяла и умерла! — Она наша родственница, женщина. — Не говори, что тоже этого не хочешь, Арлен Кобб. — Иногда, да. Но… Чёрт, как это может быть? В этой хижине она делает то, что делает, и продолжает жить… Как это может быть, женщина? Как это может быть? Даже в лютый мороз она не замерзает насмерть? Как? Тётушка Маретта лишь покачала головой. — Проклята — вот и всё. — Я беспокоюсь за этого мальчика… Ты же знаешь: он несёт в себе эту заразу. То, что есть в ней, есть и в нём. Кровь — не вода. Да и сама кузина Мэрилин, кажется, уже не человек. Весь род их проклят… Господи, глянь только на её старика — убил сам себя! А он, между прочим, был священником. — Люди с востока, — подала плечами тётушка Маретта. — У них не всё в порядке с головой. — Как и у нашего мальца. Ему нравится кровь, нравится убивать. Он несёт в своей душе эту заразу, как и его мать. Джеймсу Ли было тринадцать, когда он это услышал. Но это было не в первый раз. Он не знал всей истории, но к тому времени уже знал достаточно, чтобы сложить всё воедино. Эта сумасшедшая женщина была его матерью, и они пришли с востока, из какого-то ужасного ведьминского поселения — из проклятого места, весь кошмар которого не опишешь словами. По ночам он лежал, уставившись в потолок, и думал, думал…