Один сержант из Алабамы в Кэмп-Дуглас просто сошёл с ума. Он был таким худым, что мог спрятаться за листом бумаги. За всё время, что Орв находился в лагере, он слышал от сержанта лишь одну здравую мысль. «Сынок, — говорил он, — посмотри на меня. Я в десяти сотнях километров от дома и в десяти сантиметрах от ада». Орв никогда этого не забывал. Большую часть времени сержант пытался выкопать жуков из грязи или прятал трупы крыс под стенами лачуг, чтобы потом перекусить, или говорил охранникам, что ему нужно поговорить с президентом Линкольном, а Эндрю Дэвис может поцеловать его белую алабамскую задницу за то, что оставил его гнить в этой дыре. А если старина Энди Дэвис хочет трахнуть свою сестрицу Нелл, то пусть не тушуется, ведь она сама трахалась уже со всеми, вплоть до индейцев и диких свиней, и лживый политик впишется в эту компанию как нельзя лучше. Орв попытался перестать думать о войне, но это оказалось непросто. Иногда все, кого он видел, были янки. Мёртвые и живые. Диркер был янки. Генри Уилкокс был янки. И Питер Слейд тоже… Хотя нет, это не так. Слейд был родом из Миссисипи. Но от него всё равно несло за милю янки. Орв ненавидел исходивший от них запах северян. Как от того янки в «Оазисе». Этот сукин сын сказал, что был во Втором Арканзасском! Сказал, что был у Пи Ридж. Ложь! У этого сукина сына был револьвер Старр, светлые волосы до плеч и шрамы по всему лицу! Наверно, какой-то канзасский ублюдок, убивающий мирный жителей. Да, лживый янки! Грёбаный лживый янки! Да кем он себя возомнил?! Орв приказал себе не думать о том, что произошло столько лет назад. Нет, нет! Это не так! Это было вчера. А может и сегодня. Ну, конечно! И Диркер забрал его флотский кольт 1851 года — тот револьвер, что остался у Орва со времён «Кровавого Десятого», где он служил. Он подобрал его, когда прятался под телами… И где, чёрт возьми, были тогда Рой и Джесси?! Мертвы. Оба мертвы. Уже давным-давно. Погибли на войне. Орв обхватил голову руками и попытался заставить её работать, но голова не желала включаться. Да и как мог соображать мешок с бобами? Стоп. Слушай. Разум Орва начал немного проясняться. Он слышал на холмах нечто. Нечто нехорошее. Нечто верхом на лошадях. Оно выглядело, как человек, но человеком не являлось. Ох, это плохо. Плохо. Плохо! Его род был родом из Теннеси близ Смоки-Маунтинс. Народ матери практически весь обладал способностью к колдовству и предсказаниям, и иногда у Орва тоже случались видения. Иногда в его голове возникали картинки того, что скоро произойдёт… Только ему это никак не помогало, потому он очень скоро обо всём забывал. Таким был материнский род. И Дедушка Джереми Хилл был таким же. Однажды фермеры из округа Хокинс обманули его при продаже скота, но сделали так, что комар носа не подточил бы, и Иеремия мог лишь ругаться и плеваться. Хотя нет, не только… В гневе он проклял всех мужчин в том роду, и ночью с неба упали вороны и выклевали у его недругов глаза. И это было даже милосердием, ведь роду тех фермеров больше не пришлось смотреть на последствия колдовства Джереми Хилла. Орв подошёл к крошечному зарешёченному окну. Сырой ветер дунул в лицо, и Орву полегчало. Он смотрел на тёмные холмы, возвышающиеся над городом, и знал, что там притаилось зло. Он видел в голове их лица и фигуры, но они были размытыми, а голоса — нечёткими. Орва начало подташнивать, потому что он явственно ощутил запах смерти. Смерти, окружающей город. Точно так же, как ощущал её в Кэмп-Дуглас. Он слышал её ночами, рыщущую среди груд костей, лохмотьев и непогребённых трупов. И теперь смерть пришла сюда. Орв видел её в своих мыслях; он знал, как и прежде, что смерть всегда голодна и ненасытна. И понимая это, Орвилл дю Чен соскользнул вниз по стене и начал хныкать, молясь о скорейшем рассвете. — 4- Тайлер Кейб укрылся от грозы на постоялом дворе «Святой Джеймс». Дождь капал с полей его шляпы. Мужчина отряхнул грязь с ботинок и направился к горевшему в очаге огню, чтобы согреться. Стройная женщина в синем платье с турнюром[1] протирала перила. — Добрый вечер, — произнесла она. — Мадам, — поклонился Кейб. — Мне нужна комната. На неделю. Может, дольше. Может, меньше. Женщина подошла к столу и открыла книгу регистрации. — Уверена, мы можем вас поселить, мистер… — Кейб. Тайлер Кейб. Он внимательно посмотрел на женщину и отметил, что она очень симпатичная. У неё были высокие скулы, чёрные, как смоль, волосы и глаза цвета тающего шоколада. И приятный голос. Мягкий, бархатный. С заметным южным акцентом, смягчённым воспитанием в высшем обществе. Кейб решил, что она была из хорошей семьи. — Ваш род занятий? — спросила женщина. Кейб пристально взглянул на неё. В большинстве гостиниц и постоялых дворов не задавали подобных вопросов. Но, судя по всему, Уиспер-лейк был неспокойным городом, так что нельзя было винить леди за уточнение. — Я охотник за головами, мадам, — ответил Кейб, не гордясь, но и не стыдясь своего занятия. — Я охочусь за людьми ради выживания. Иногда на животных. Некоторых это беспокоит. А вас это беспокоит, мадам? — Нисколько. Она записала что-то в книгу. — Просто давайте сразу расставим всё по местам, мистер Кейб. То, чем вы занимаетесь, касается только вас, пока вы не втягиваете в это мою гостиницу. Это приличное место для приличных людей. Хотите выпить, сыграть в карты или развлечься с проституткой — ваше дело, но занимайтесь этим за пределами этого здания. Я не потерплю подобного под своей крышей. Вам всё ясно, мистер Кейб? Он отошёл от камина, потирая согревшиеся руки. — Да, мадам. Всё ясно. Я здесь ради дела, а не ради кутежа. — Отлично. Комната стоит пять долларов в день. Завтрак — в восемь утра, ужин — в пять вечера. Обед — ваше личное дело. — Пять долларов… Дороговато, мадам, не находите? Женщина кивнула. — Согласна. Но это шахтёрский городок, мистер Кейб. У нас есть гостиницы, берущие по пятьдесят долларов за ночь. Но если вы предпочитаете что-то более экономичное, то могу предложить вам бараки для рабочих. Там вас ждёт соломенный тюфяк за два доллара, ещё тёплый от предыдущего постояльца. А у нас комнаты чистые и не кишат насекомыми. Да и кормят неплохо.