– Разберусь с вами потом. А сейчас марш домой! И чтобы ни носа за порог! Все трое гримов юркнули в кусты, урча проклятия на латыни, которые я им еще обязательно припомню. Остаток нашего путешествия до пещер О’Гри обошелся без происшествий. Уже через пять минут мы пересекли исток реки по деревянным плотам и встретились лицом к лицу с древними скалами. Свод пещеры, покрытый красной глиной, был изрезан петроглифами, как и монумент в центре деревни – настоящие наскальные рисунки коренных племен. Животные тотемы, охота на пум, история сражений, имена шаманов – пещеры О’Гри были настоящей галереей прошлого. А еще здесь было холодно и влажно: по рельефным стенам, блестящим и синим, как лазурит, стекала вода. – Соленая, – обнаружил Диего удивленно, обмакнув пальцы и лизнув их. – Да, пещеры О’Гри еще называют «плачущими». В деревне детям любят рассказывать сказку, будто это слезы дочери индейского вождя, убивающейся по возлюбленному, которого слепили для нее из глины. Увы, он растаял под солнцем, когда случайно задержался на празднике до рассвета, чтобы попросить у вождя ее руки… После этого бедняжка пришла в О’Гри и провела здесь остаток своих дней, пытаясь слепить возлюбленного заново, – поведала я, отодвигая поросли липкой растительности и освещая себе путь мерцающими чарами. Диего фыркнул, а Морган зачарованно вздохнула. – Как романтично! – прощебетала она. – Романтично? – переспросил Диего пренебрежительным тоном. – В том, чтобы положить всю свою жизнь на алтарь любви, нет совершенно ничего романтичного. Однажды ты поймешь. – Или ты, – пожала плечами Морган, отворачиваясь. – На самом деле причина в солевых отложениях внутри скал, – решила добавить я, пока они не поссорились, как тогда в особняке, когда Морган доказывала Диего, что все люди произошли от Адама и Евы. – Они попадают в воду и делают ее соленой. Морган буркнула что-то о том, что выбирает романтику, а не науку, и прильнула к следующему петроглифу в виде парящего орла. Ее любознательности и тому, как жадно она вбирала в себя каждую крупицу не изведанной для нее культуры, мог позавидовать любой ребенок. Она бегала от одной стены пещеры к другой, пытаясь поймать серебряных ящерок, спасающихся от нашего вторжения бегством. Диего едва успел подхватить ее под локоть, когда она поскользнулась на блестящем камне. – А Луна не сказала, где именно будет ждать? – поинтересовался он, запихивая в карман флуоресцентный мох, который был на вес золота в некромантии. Им был покрыт весь потолок пещеры, отчего ее заливал прохладный голубой свет, будто от роя светлячков. Я покачала головой, прислушиваясь к пустой звенящей тишине. Ни знака, ни голоса… Луна должна ждать внутри пещер, но где именно? Мы двинулись исследовать скалу изнутри. Где-то капала вода, собираясь в ручей, бегущий между расщелинами в полу. Иногда мха на потолке было так много, что свет начинал слепить глаза, а иногда мы почти погружались в кромешную темноту. По мере приближения к сердцу горы потолок пещеры обрастал зеркальной солью: в ней можно было различить наши кривые силуэты и разглядеть что-то, приближающееся к нам. Но мы заметили это слишком поздно… Уже спустя секунду «что-то» смачно впечаталось в меня, едва не сбив с ног. Сквозь собственный крик я расслышала глухую брань, а затем разглядела кофейные кудри и напуганные карие глаза, вбирающие в себя сияние мха и кажущиеся янтарными. – Одри?! Коул поймал меня в объятия, не дав упасть, но тут же отстранился, чтобы посмотреть мне за спину и увидеть Диего с Морган, плетущихся позади. – Что вы здесь делаете? – Провожаем Одри на занятие к Луне, – ответил Диего, сощурившись. – А ты? Коул озадаченно огляделся, будто сам пытался ответить на этот вопрос. На его поясе висел навахон, перевязанный красными атласными нитями, но одежду он сменил: чистая льняная рубашка и свободные штаны, как у местных охотников. – Мы с Гён встретились у можжевельника, а потом она побежала куда-то сюда. Велела мне не отставать, но… Я все-таки отстал, – пробормотал Коул, кладя ладонь на рукоять клинка. – Вы ее, случайно, не видели? – А ты Луну не видел? – Нет… – Одри, – позвал меня Диего, и я кожей почувствовала, как заклубилось вокруг напряжение вместе с пылью, поднявшейся в воздух от дрожания стен. – Что-то не так. Надо уходить отсюда. Живо! Он схватил Морган за шкирку и втолкнул обратно в туннель, но не успели мы сделать и шага, как посыпались камни. Мягкая вибрация глубинного течения стремительно нарастала, пока не обернулась землетрясением, от которого пещеры заходили ходуном, как зверь, пробудившийся от спячки. На нас посыпалась красная крошка, а затем рядом упал первый валун, закрывая пути к отступлению. – Одри, назад! Коул дернул меня к себе за миг до того, как обвалилась пещера, и на том месте, где я стояла, образовалась груда камней. Летя кубарем, я успела лишь мельком увидеть, как обрушивается потолок на Диего. Морган подскочила к нему, подставляясь под обвал, и очертила взмахом руки круг над их головами. Ей не нужны были слова, чтобы колдовать: пшеничные волосы всколыхнулись, озаренные светом мха и первозданным золотом, а потом камни заслонили мне обзор, окончательно разделив нас. – Коул?.. Я надрывно кашляла, пытаясь отдышаться и найти силы подняться с коленей, разбитых о камни. Первым делом я ощупала собственный живот: его разрывало от боли, будто меня пронзили копьем. А затем я сфокусировала взгляд на тени, распластанной впереди, и поняла, что спутала свою боль с чужой. Длинные ноги торчали из-под кучи увесистых камней, и мое сердце пропустило несколько ударов. Метка на запястье горела огнем. – Коул! Berkano gebo! Я поспешила к нему, разгребая завал камней и руками, и магией, чтобы снять массивные валуны с Коула. Почти раздавленный, он лежал без сознания и не двигался, пока я осматривала его лицо, перепачканное в грязи, и трясущимися пальцами ощупывала целые кости. Ни пятнышка крови на коже, земле или одежде – я должна была бы радоваться, но знала, что это к худшему: если кровь после такого удара не льется наружу, значит, она изливается внутрь. – Коул! Очнись! Ну же! Он измученно застонал, пытаясь приподнять голову, но та запрокидывалась обратно. Его губы побелели, покрытые соляной пылью, а каждый выдох сопровождался булькающим звуком. Содрогнувшись лишь от одной мысли, что так может звучать лопнувшее легкое, я попыталась осторожно усадить его, но передумала, когда Коул вскрикнул, схватившись за бок. – Я… в порядке… – Неубедительно, – буркнула я, оглядываясь на завал, по другую сторону которого слышались смазанные голоса: Диего и Морган пытались докричаться до нас и узнать, все ли в порядке. – Так, будь здесь. То есть… лежи и не шевелись, ладно? Я сейчас. Уверена, Луна и Гён где-то поблизости. – Одри… Коул попытался сказать что-то еще, но уронил голову на землю и закряхтел. Не теряя ни минуты, я поднялась на ноги и прильнула к завалу, пытаясь убрать несколько мелких камней, чтобы расширить просвет. – Морган! Диего! Коулу нужна помощь. Эй… Вы там? Вы слышите меня? Но они не слышали. До меня доносились обрывки их причитаний и наши с Коулом имена, но что-то заглушало их, как и мой голос. Пещера была не просто завалена, разделенная валунами на две половины… Она была заколдована: все звуки вязли и тонули в плотном горячем воздухе, а сам завал не поддавался ни на ручные, ни на магические манипуляции, удерживаемый невидимыми путами. Камни было не сдвинуть, а до Диего и Морган – не докричаться. Раздраженно пнув неподатливую преграду, я вернулась к Коулу и обнаружила его уже сидящим. Привалившись к светящейся стене спиной, он выплевывал себе на колени что-то темное и вязкое… В пещере запахло медью и отчаянием. – Я же велела тебе не двигаться! Но Коул не послушался, а потому харкал кровью так сильно, что, казалось, вот-вот выплюнет поврежденные органы. Руки у меня тряслись, когда я попыталась протереть его лицо, помогая не захлебнуться и убирая со лба влажные кудри. – Что же делать… О Баал… – бормотала я, пока крутила головой, осматривая пещеру и разрываясь на части от выбора: оставаться на месте и ждать подмогу или искать выход, чтобы позвать ее. Тащить Коула с собой или не беспокоить лишний раз? Куда бежать? Почему я послушалась Ворожею и оставила чертов гримуар дома, когда он так нужен?! Тело бил озноб, и меня всю колотило, как от самого страшного в мире похмелья. Все прочие мысли вытеснила лишь одна, до боли знакомая, а оттого еще более кошмарная: «Он не умрет». Я судорожно прислушивалась к хриплому и поверхностному дыханию Коула. Он закрыл глаза, отчего и вовсе стал походить на мертвеца: пепельно-бледный, в окровавленной одежде, с рябиновыми губами и изодранными в мясо ногами, которыми даже не мог двигать. И неизвестно, сможет ли когда-то. – Раз кузнечик, два кузнечик… Я вздрогнула, выдернутая из тисков ужаса, и оглянулась на Гён, по-птичьи сидящую на камне и грызущую сырой кукурузный початок. В лоскутах белой парчи, обмотанных вокруг плоской груди и бедер, она не замечала нас, увлеченная борьбой двух скорпионов на земле. Пришлось кинуть в нее мелкий камешек. – Ой, Одри! Привет. – Гён улыбнулась, обнажая острые зубы, в которых застряли желтые зернышки. – А что вы здесь делаете?.. Снова решили уединиться? – Взглянув на свой погрызенный початок, она протянула его мне: – Хочешь кукурузку? Я открыла рот, переполненная яростью настолько, что от моего крика пещера едва не обвалилась во второй раз: – Это все ты! Гён заморгала, посмотрев по сторонам, словно я могла обращаться к кому-то еще. – Что я? – спросила она невозмутимо, цепляя на мизинец одного из скорпионов. Я встала с коленей, пыльная и грязная, чувствуя, как с кончиков пальцев капает кровь Коула. – Это ты заманила Коула в пещеры! – воскликнула я, медленно связывая события воедино. – Вы с Луной все продумали, не так ли? Решили мотивировать меня постичь дар исцеления? Вы перестарались – Коул умирает! Сейчас же беги за Луной и приведи ее сюда, иначе я сровняю весь Завтра с землей! Гён перестала жевать и ощерилась. Ее глаза опасно сузились в два темных просвета, и я увидела ее удлинившиеся и заострившиеся ногти. – Не разговаривай со мной так… – О, что, не нравится? А мне не нравится, когда вы превращаете моих друзей в игральные пешки. Приведи. Сюда. Луну! Баал вас всех побери! Бессильная злоба смешалась со страхом, отравив мой рассудок. Я подалась вперед, выбивая из руки Гён недоеденный початок. Тот покатился по камням, и Гён ахнула, будто потеряла самое ценное сокровище на свете. Рот ее раскрылся, испещренный акульими клыками, а затем она вцепилась мне в руку. Я взвизгнула и ударила наотмашь: укус ачери был несравним с животным – гораздо глубже и свирепее. Из неаккуратной раны, занимающей половину предплечья, брызнула кровь вместе с вязкой зеленой слюной. Пока я останавливала ее, шипя от боли, Гён уже исчезла, растворившись в темноте соседнего туннеля. – Одри… Свет мха окрашивал лицо Коула в бирюзу, а текущую по его лицу кровь – в огненную лаву. Он приоткрыл глаза, застеленные пеленой уходящей жизни, и посмотрел на меня. – Ты справишься. Я упала рядом с ним на колени, не замечая ни ноющих царапин, ни пульсирующий след от демонических зубов, по форме напоминающий волчий. Шершавые пальцы сжали мои. Я сглотнула сухость во рту, пытаясь взять себя в руки и кивнуть. – Это наверняка все происки Луны… Какое-то упражнение… Испытание… Они с Ворожеей все равно вылечат тебя, если поймут, что я не справляюсь… – Я все еще охотник, Одри, – напомнил Коул сквозь стон, и меня прошиб холод. – Но я твой атташе. Лишь твоя магия действует на меня. Коул был прав. Никакая Луна не поможет. И Ворожея тоже. Спасти жизнь Коулу могу лишь я. Ну конечно… – Катись оно все пропадом! Как только я тебя вылечу, мы возвращаемся домой. Хватит с меня этих убийственных занятий и пауков в волосах поутру! Коул выдавил вялый кивок. Кровь градинами копилась в уголках его рта, змейкой стекая вниз, и я утерла ее рукавом платья, сотрясаясь в истеричных рыданиях и проклятиях. «Спасай своего атташе, Верховная Одри, если не хочешь заполучить еще один могильный камень на свое тело». Я не разобрала, чьи это мысли – мои собственные или чужие. Они звучали глумливо, заставляя меня взглянуть на черную метку на моем запястье. Мне показалось, что та белеет с каждой секундой, становится все прозрачнее… Связь, которая угасала так же, как угасал Коул. Время шло на секунды. – Rhowch ef yn ôl yn ei iechyd…