Я взглянул на исписанную мелким почерком страницу. Прочёл: — Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на флейте, а я — на гитаре… Кашлянул. — А нельзя ли флейту заменить на другой музыкальный инструмент? — спросил я. — Зачем? — удивилась Алина. — Хм. Я так хочу. Волкова пожала плечами. — Хорошо, — сказала она. Зачеркнула «на флейте» — написала «на скрипке». — Ты учишься в школе, а я в ПТУ. Ты играешь на скрипке, а я — на гитаре… Я кивнул головой и заявил: — Другое дело! Стало гораздо лучше. Без флейты. Спасибо. Кукушкина была права: Волкова, ты гений! * * * Сочинение музыки для «Гимна ПТУшника» сдвинуло работу над книгой на вечер. Потому что я бренчал на гитаре только до маминого прихода. Мотив будущей песни я придумал ещё в школе. Но по нынешним временам он звучал слишком необычно. Потому я понемногу добавлял ему попсовости. Помнил, что предстанет он на суд слушателей не в тёмной подворотне, а в танцевальном зале. Поэтому вплёл в музыку популярный сейчас ритм и отказался от вертевшихся в голове мудрёных музыкальных форм. Выбрал «классический» вариант структуры песни: «куплет-припев», при котором припев выделялся и словно противопоставлялся куплету. Но от «прорывного припева» отказался: всё же написанный Алиной припев не предполагал резкой смены динамики, а я сочинял мелодию для стихов — не укладывал стихи на уже готовую музыку. Отказался я и от аранжировок уже известных мне композиций — соригинальничал. Отверг идеи долгого вступления и мудрёных переходов (отмёл все эти попытки начинающих композиторов «впечатлить» публику). Но поиграл с модуляцией и не отказал себе в затягивании концовки. К маминому приходу в моей голове уже оформилось понимание того, в какую упаковку я уложу Алинины стихи. Но сама «упаковка» пребывала лишь в виде «сырого замысла». Я спрятал гитару: отправил её на отдых — до завтрашнего дня. Забрал у мамы сумку с продуктами, побрёл на кухню разогревать ужин. Слушал мамины рассказы, улыбался. Односложно отвечал на вопросы. Чувствовал при этом, как моё воображение манипулировало персонажами пока не написанной книги. Замечал, что оно делало это под пока не доведённую до ума мелодию «Гимна ПТУшника». В среду после школы я снова вооружился гитарой, уселся на кровать и продолжил работу над композицией. К тому времени окончательно представил в уме конечную цель своих трудов. Напомнил себе, что не ищу признание «экспертов», а борюсь за интерес публики. Поэтому не уходил от «попсовости» мотива, следил за соблюдением «танцевального» ритма. Определился с рефреном: проиграл на гитаре несколько его вариантов. Прокрутил их и в уме: но уже в том варианте, какой выдаст вокально-инструментальный ансамбль Рокотова. Выбрал оптимальный (с моей точки зрения). Уложил на него слова стихотворения — спел припев в полный голос, прислушиваясь к звучанию нот. Мысленно вынес вердикт: «Сойдёт для сельской местности». Вернулся к проработке вступления: именно оно настраивало слушателей на «правильное» восприятие песни. Сборку составляющий композиции я произвёл в четверг: внёс поправки в переходы и слегка укоротил концовку. Проиграл мелодию полностью (и мысленно, и на гитаре). Потом проделал то же самое, но уже с наложением слов. Хмыкнул, покачал головой. Отметил, что как ни старался «идти в ногу со временем», но всё же сотворил оригинальную по нынешним временам «вещь». По собственному опыту помнил, что «оригинальная» — далеко не всегда синоним слова «клёвая», популярного в моём десятом «А» классе. Снова напомнил себе о том, что не создавал шедевр, и что потратил на «Гимн ПТУшника» предназначенное для работы над рукописью время. «Нет предела совершенству», — пробормотал я и вернул гитару на шкаф. Усмехнулся. И снова воскресил в памяти рефрен. Мысленно пропел его и прикинул реакцию публики на упоминание Котёнка — так и не понял: понравятся ли школьникам подобные строки. * * * В пятницу (второго октября) я снова нарушил график работы над книгой: отправился на репетицию концерта. Вошёл в актовый зал, когда там уже собрались почти все артисты. Поздоровался с Полковником и со Снежкой. Отметился у организаторши концерта. Вместе с Рокотом и Чагой занял место в первых рядах около сцены — дожидался сигнала к началу представления. От Рокотова узнал, что петь на сцене сегодня не будем. Генеральная репетиция, со слов Сергея, подразумевала отработку очерёдности выхода на подмостки и координацию наших «номеров» с работой ведущий концерта. Узнал, что мои «номера» разбросали по всему сценарию праздника. Я трижды за концерт выходил на сцену — в соответствии с объявленной мне очерёдностью. Каждый раз, когда подходил с гитарой в руках к стойке для микрофона — слышал восклицания из зала («Котёнок!») и слова организаторши о том, что «прозвучала» такая-то «музыкальная композиция». Сокращённый вариант сценария «отработали» четыре раза — пока артисты не уяснили свои «места» в плане грядущего мероприятия. Я подивился выдержке организаторши. Она не срывалась на истеричные крики; и будто бы не спешила домой: была готова «прогонять сценарий» бесконечно. К четвёртому повторению «забывчивых» не оказалось — генеральную репетицию признали завершённой. Я не спел со сцены ни одной песни; но устал, словно исполнил сегодня половину репертуара ансамбля Рокотова. Вернул Полковнику гитару, сбежал из зала вместе с Чагой и Рокотом (такие побеги уже вошли у меня в привычку). Но по домам мы не разошлись. Прогулялись втроём на «арену» за теплицей. Чага неохотно, но всё же доверил мне свою гитару и стрельнул у Рокотова сигарету. При свете одинокого фонаря я исполнил для Сергея и Бориса «Гимн ПТУшника» (название песни не привело парней в восторг). Завершил выступление рефреном (обошёлся без концовки). Пропел: —…Джинсы, рубашка и кеды «Москва». Вечером буду на танцах в ДК. Под песню Котёнка сожму тебя крепко. И прошепчу: «Я люблю тебя, детка». Прижал рукой струны. Спросил: — Что скажете? Рокотов сощурил глаза, выпустил струю табачного дыма в сторону фонаря. — Забавная песня, — сказал он. — Мне понравились слова про Котёнка. — «Детка», — сказал Чага, — странно звучит. Так у нас не говорят. — До уровня «Ты возьми моё сердце» эта вещь, конечно, не дотягивает, — заявил Сергей. — Нет того накала эмоций. Но пацанам понравится. Да и многим девчонкам тоже. Он бросил окурок в кусты. Спросил: — Сделаешь ноты? Я кивнул. — Ёлы-палы, это, конечно, не то, что нам нужно, — сказал Рокотов. — После прошлой твоей песни я ожидал другого. Хотя бы немного похожего по духу на «Ты возьми моё сердце». Он покачал головой, вздохнул. — Но для широты репертуара и такая песня сойдёт, — продолжил Сергей. — Опробуем эту вещицу на концерте… через пару-тройку недель. Я сам её исполню — если ты, Крылов, не против. * * * В субботу, после концерта во Дворце культуры, я снова отправился вместе с парнями из ансамбля Рокотова и Изабеллой Корж в репетиционный зал. Занял там привычное место около стены, наблюдал за тем, как Бурый разливал портвейн по стаканам. Заметил, что парни после выступления казались молчаливыми, словно уставшими. Хотя я не заметил особой разницы между сегодняшним концертом и предыдущими. Сегодня я только четыре раза спел «Котёнка» — на один раз меньше, чем неделю назад. И ни разу не исполнил поднадоевшую мне «Олимпиаду-80». Репертуар на сегодняшнем выступлении мы с Рокотом поделили примерно поровну. Потому я почти не устал. Три раза сегодня танцевал. Дважды с Беллой и один раз с Надюхой (под присмотром Петрова). Рокотов озвучил тост — музыканты дружно опустошили стаканы. — Слушай, Котёнок, — заговорил Сергей. — Помнится, ты говорил, что можешь и не уехать в ноябре в этот свой… как там его… — В Первомайск, — подсказала Белла. Я отметил, что Рокотов впервые обратился ко мне не по имени и не по фамилии — назвал моё прозвище. Словно он вдруг признал моё право на сценическое имя. — Ты всё ещё не определился с поездкой? — спросил Сергей. Я покачал головой. Ответил: — Фифти-фифти. Ещё ничего не решено. Вероятность того, что уеду примерно пятьдесят процентов. Музыканты переглянулись. — Что думаете, парни? — сказал Рокот. Он вопросительно приподнял брови. Чага и Бурый пожали плечами. — Пятьдесят процентов на то, что останется, — сказал Веник, — это неплохая вероятность. — Я тоже так думаю, — сказал Рокотов. — Серёжа, скажи ему, — попросила Белла. Она не сводила с меня глаз. Рокот поставил на столешницу стакан, погладил руку своей подружки. — Говорим, пацаны? — спросил он. Бурый кивнул. Чага махнул рукой. — Давай, — согласился Веник. Он вынул из сумки запечатанную бутылку портвейна. Сергей посмотрел мне в лицо. — Послушай, Котёнок, — сказал он. — Мы с парнями посовещались и решили: с тобой у нас будет больше шансов на успех, чем в составе квартета. Потому я всё же расскажу тебе, для чего нам нужны собственные песни.