Ответил: — Портвейн. Заметил удивление на лице сидевшей на диване (напротив телевизора) мамы. — Рокотов пил, — уточнил я. — Ты ведь меня о нём спросил? — О нём, о ком же ещё⁈ — сказал Петров. Руслан рассказал мне, что «пару часов назад» Сергей Рокотов позвонил «Надюхе» и уговаривал ту показать ему «стихи». Об этом разговоре Надя сообщила своему ухажёру «недавно»: у Петрова дома не было телефона. Я сделал вывод из его слов, что уже сам факт звонка Рокотова Руслана разозлил. Хотя Надюха и твердила Русе, что «Серёжа говорил вежливо и без всяких там намёков». Теперь Петров выяснял у меня, что за «стихи» понадобились Рокоту. Я отметил, что именно упоминание «каких-то» стихов сбило Руслана с толку. Сделал вывод: только эта «странная тема» разговора и уберегла Рокотова от немедленной трёпки. Руся заподозрил, что в случае со звонком Сергея он «чего-то не догнал» — позвонил мне, чтобы «посоветоваться» и «не испортить лицо артиста зазря». Я покачал головой: почувствовал, что рассказ Руслана выдернул меня из воображаемого мира книги. Сообщил Петрову, что Сергей искал стихи для новых песен. — А Надюха-то тут причём? — спросил Руся. — Наверное, он решил сделать песни из её стихов, — сказал я. — Вчера мы после концерта разговаривали на эту тему. Не о твоей Наде конкретно. А о том, что многие девчонки балуются сочинением стихотворений. Сергей выразил желание создать собственный репертуар. Вот и ищет теперь поэтов. — Надюха пишет стихи? Я уловил в голосе Руслана нотки неуверенности. — Думаю, как раз это Рокотов сегодня и выяснял. — Слушай, Крыло… я узнаю у неё, — произнёс Петров. И тут же спросил: — Так вы будете их петь? Я вздохнул. И прочёл Руслану небольшую лекцию на тему того, что не из всякого хорошего стихотворения получалась «нормальная» песня. Сказал, что можно «долго и упорно» заталкивать под оболочку песни не предназначенные для этого стихи, но ничего «путного» из таких действий не получится. Заявил, что «нужно смотреть» на «конкретный случай». Пояснил, что для песен не годились изобиловавшие длинными предложениями и заумными метафорами тексты. Выразил мнение, что «чем проще, тем лучше». Сообщил, что «на мой взгляд» короткие предложения и простые рифмы лучше ложились на музыку. Предположил, что «потребителям развлекательного музыкального контента» нравились именно те песни, слова которых они легко запоминали. Высказал предположение, что именно из «начинающих» поэтов получались хорошие «песенники». Заметил, что мама приглушила звук телевизора, не щёлкала семечки: тоже прислушивалась к моим рассказам. — В общем, нужно рассматривать конкретные примеры, — подытожил я. Руся около минуты молчал: «переваривал» мой монолог. — Ладно, — сказал он. — Пусть живёт твой Рокотов. Вот объяснил бы он сам, и никаких вопросов бы к этому дурику не было. Петров хмыкнул и снова пообещал: — Спрошу у Надюхи: про стихи. Бывай, Крыло. Я попрощался, повесил трубку. Но к работе не вернулся. Потому что едва дошёл до письменного стола, как вновь раздался телефонный звонок — мама крикнула, что снова меня «требуют». В трубке я услышал не голос Петрова — со мной поздоровался Сергей Рокотов. — Ну, Крылов? — сказал он. — Узнал у своего друга про стихи? Я сообщил, что «пока нет». — Когда спросишь? — сказал Сергей. Я не послал Рокота «на три весёлых буквы» — сдержал это желание. Посмотрел на часы, покачал головой. Снял очки, положил их на стол. Потёр уставшие за день глаза. Подумал о том, что Рокотов не успокоится, пока я не проясню ситуацию со стихами для нового репертуара ансамбля. Решил, что мысли о «собственных» песнях не давали лидеру ВИА покоя, раз уж он сегодня потревожил даже Надюху. Понял, что теперь Рокотов не даст покоя и мне. Выругался: мысленно, чтобы не шокировать маму разнообразием своего арсенала «неприличных» слов. — Сегодня спрошу, — пообещал я. — Вечером. А про себя добавил: «Но только после того, как допишу главу». * * * «Точку» в главе я сегодня всё же поставил. Заготовленная для концовки сцены фраза легла на страницу тетради — и будто кирпич с моей души свалился. Я ухмыльнулся, закрыл тетрадь, положил на неё шариковую ручку. Взглянул на испачканные чернилами пальцы. Напомнил себе о данном Рокотову обещанье. Выбрался из-за стола, раздвинул шторы. Увидел, что на улице уже темнело. Небо стало серым. Но фонари пока не зажгли. * * * В квартире Алины Волковой (в той, что на пятом этаже) горел свет. Но только в гостиной. Само окно было закрыто — я отметил это обстоятельство. — Вот и замечательно, — пробормотал я. — Нину Владимировну не побеспокою. Направился к подъезду. Неторопливо взобрался по ступеням на последний этаж. К кнопке звонка не прикоснулся — сразу постучал по двери. Дверь мне открыла хозяйка квартиры, наряженная в знакомый потёртый халат. Я окинул Алину взглядом (посмотрел на небрежно собранные в «хвост» волосы, на полоску шрама, на бледно-голубые глаза). Вдохнул пропитанный табачным дымом воздух. Поздоровался. Шагнул в квартиру, не дожидаясь приглашения — Волкова попятилась. Я посмотрел Алине в глаза — наши носы почти соприкоснулись. Мне почудилось, что девчонка затаила дыхание. Подвинул Волкову со своего пути, сбросил ботинки. Осмотрел пол прихожей у себя под ногами: проверил его на наличие кошачьих «мин». Услышал, что в гостиной бренчала гитара — именно «бренчала», потому что на музыку издаваемые струнами эти звуки не походили. Повернулся к Алине. — Чай и печенье буду, — сказал я. — Спасибо, что предложила. — Я тебе ничего не предлагала, — ответила Волкова. Она закрыла дверь. И сообщила: — Печенье мы уже доели. Я стянул с себя куртку — повесил её на крючок. Сообразил, что бренчала гитара вовсе не хаотично — звучала одна и та же струна, но менялись извлекаемые ею ноты. Я улыбнулся: узнал тренировочное упражнение, которому сам уделил немало времени, когда сын подарил мне «Гибсон». Вспомнил, как Кукушкина хвасталась мне воспалёнными кончиками пальцев. Увидел на полке знакомую обувь, взглядом отыскал и куртку своей соседки-семиклассницы. Увидел, что в прихожую выглянул Барсик. Он посмотрел мне в глаза, дёрнул ушами и громко мяукнул (его голос не показался мне приветливым). Гитара замолчала, будто среагировала на крик котёнка. И уже через мгновение в полутора метрах над ушами Барсика показалась голова Лены Кукушкиной. Семиклассница увидела меня — улыбнулась. Рванула мне навстречу, будто не видела меня не со вчерашнего дня, месяц или даже год. Заключила меня в объятия. — Ванечка пришёл! — воскликнула она. Я кашлянул, высвободился из плена девичьих рук. — Крылов, а ты зачем пришёл? — спросила Алина. — По делу, — ответил я. — Разумеется, по делу. Но и от чашки чая бы не отказался. Кукушкина кивнула. — Поставлю чайник, — сказала она. Лена убежала на кухню. Под присмотром хозяйки квартиры и белого котёнка я прошёл в гостиную. Увидел заполненную окурками хрустальную пепельницу на журнальном столике. Взглядом отыскал гитару — нашёл её на диване. Взял в руки музыкальный инструмент, всё ещё хранивший тепло рук семиклассницы. Уселся в кресло. — И что у тебя за дело? — поинтересовалась Волкова. Она замерла в трёх шагах от меня, посреди комнаты. Подпёрла кулаками бока. Я взглянул на всё ещё клубившийся у потолка табачный дым, пожал плечами. Ответил: — Так, ничего особенного. Улыбнулся и сообщил: — Решил, что сделаю тебя, Волкова, богатой и знаменитой. В комнату вернулась Кукушкина. — Я тоже хочу стать знаменитой! — заявила она.