— Признаться, нет. Квиллеру показалось, что по лицу его собеседника пробежала легкая тень. — Он был круглым отличником, и все его считали очень умным парнем. К сожалению, он пошёл по плохой дорожке, и его исключили из школы. Один из моих приятелей был знаком с его матерью. Она жила в Чипмунке. У Джорджа здесь была девушка: она рыдала по нему пять лет, а потом в отчаянии бросилась в воду, спрыгнув с моста через Кровавый ручей. — Последнюю душещипательную историю Квиллер сочинил на ходу, но она не затронула чувств его слушателя. — Миссис Омблоуэр говорила, что её сын преступил закон и пять лет провёл в тюрьме. Хотя Соловью не кусал губы и не теребил мочку уха, шея и щеки у него побагровели. — В школе был ещё один отпетый хулиган — его звали… — Квиллер устремил взгляд в потолок, делая вид, что пытается вспомнить имя печально известного школяра, и увидел, как двери комнаты для гостей на втором этаже медленно и бесшумно открылись. — Мне кажется, его имя было Гидеон Блейк. — Такого не помню. А зачем вы мне об этом рассказываете? — Нервы у гостя, казалось, были напряжены до предела. — Гидеон тоже попал в переплёт, натворивши дел, но потом сменил имя и стал мэром нашего прекрасного города. Соловью отхлебнул «Кровавой Мэри». — Я надоедаю вам этой досужей болтовней только по одной причине: до меня дошли слухи, что Омблоуэр вернулся в наш город под чужим именем и его разыскивает полиция за поджог и убийство. Соловью, похоже, взбесился: он в ярости шмякнул своим бокалом об стол. Квиллер бочком придвинулся к камину — якобы помешать угли, а на самом деле — чтобы ухватиться за кочергу. Репортёр обернулся как раз вовремя: что-то тяжёлое летело ему в голову. Предмет, просвистев мимо уха, врезался в раздвижную стеклянную дверь. В ту же секунду на лестнице раздался топот полицейских ботинок и громогласные команды. Вдребезги разбив стекло, тяжеленный кувшин из свинцового хрусталя целым и невредимым приземлился по другую сторону двери и встал на основание из кедрового дерева. По сигналу, данному полицейскими с балкона, машины, утром приехавшие на Речную дорогу, теперь покидали Индейскую Деревню. В автомобиле шерифа сидел подозреваемый, а в обычном полицейском фургоне ехали остатки пиццы. Квиллер сначала позвонил в городскую службу ремонта и попросил убрать осколки и заменить раздвижную стеклянную дверь, а потом дозвонился до «Плазы». Когда сиамцев привезли домой, они сразу поняли, что здесь произошло нечто ужасное. Хотя видимых свидетельств происшествия уже не было, кошки долгое время отказывались вылезать из перевозки. Квиллеру, чтобы вернуть своих питомцев в реальный мир, пришлось открыть банку копченых устриц. Коты согласились принять угощение, но ели пришипившись и пугливо озираясь по сторонам. В конце концов Коко, не такой робкий, как Юм-Юм, решился осторожно исследовать место преступления. Недоумевая, он сначала обнюхал кувшин для мартини, потом уселся посередине кофейного столика и застыл, будто ничего и не случилось. Если бы кондоминиумы строились как положено, без халтуры, с небьющимися стеклами, у кувшина наверняка отлетела бы ручка. — Комментарии есть? — спросил у кота Квиллер. — Не волнуйся, я буду нём как рыба. Кот не проронил ни звука. Раздался телефонный звонок. Это был Арчи, и говорил он взволнованным голосом. — Ты уже слышал новости? Сенсация на первой полосе! Мэр арестован! — А на каком основании? — Какие-то финансовые махинации. Мошенничество с инвестиционными фондами, чистый лохотрон, называется ППП, «Перспективная программа Понзи». Аманда ликует — теперь уж точно разденется догола и будет плясать на улице! — И Гомер Тиббит тоже! — Теперь Аманда запросто победит на выборах: она — единственный кандидат. Квиллер задал Арчи вопрос: — Говори конкретно, что такое ППП? — Ну, как я это понимаю… — протянул Арчи, — брокер берёт клиента за горло, разводит его на бабки и втюхивает ему какие-то липовые бумаженции, якобы под большие проценты. Сулит ему золотые горы, если тот вложится в перспективный бизнес. Клиент, которому навешали лапши на уши, рассказывает о выгодной сделке своим друзьям и родственникам, и те кидаются вкладывать свои кровные в новый фонд, тратя «детские денежки», отложенные на образование своих чад, и даже «подкожные», припасенные на чёрный день или на старость. Отсюда — у брокера в карманах все больше бабла. Думаешь, он будет инвестировать все, что нахапал? Не смешите мои тапочки. Все загребет под себя. Такие проекты называются финансовыми пирамидами. — Пирамидами?! — повторил Квиллер; от удивления глаза его стали в два раза больше. Вот почему Коко все время теребил пирамидальный коричневый абажур! А может, он это делал потому, что котам просто нравится играть с абажурами? Квиллера охватило непреодолимое желание немедленно отправиться в центр — смешаться с толпой, поймать ритм города, послушать, о чем говорят люди. Сидя за рулём, Квиллер думал о Золлере. Он первым подал сигнал тревоги. Нужно обладать большим мужеством, чтобы бороться с коррупцией в маленьком городке. Он скрылся вместе с Мэгги, изобразив тайное бегство влюбленной парочки. Потом прислал её обратно со всеми документами, которые у него были в качестве улик преступления. Мэгги затаилась, как настоящий конспиратор, чтобы передать документы адвокату Золлера, а тот сообщил о грязном бизнесе прокурору. Что показывала стрелка барометра? Перемену давления? Неужели приближался шторм? Или Квиллер почувствовал облегчение, разоблачив преступника, ведущего двойную жизнь? На улицу выплеснулись толпы народу — некоторые были навеселе, но все радовались новостям. Центр был запружен полицейскими, не спускавшими глаз с населения, но даже они широко улыбались, вторя ликующим горожанам. На почте, в банке, в магазинах творилось что-то невообразимое. Квиллер прошёл мимо полицейского участка, и Броуди помахал ему из окна своего кабинета, приглашая зайти. — А чё я тебе говорил? Заходи, кофе попьёшь… — Что ж… — Квиллер помолчал. — Тебе удалось загнать крысу в капкан. Выражаю своё восхищение муниципальным властям! — Мы выдвигаем обвинение против Соловью. На нём висят два преступления: умышленный поджог и убийство. А как ты догадался, что Омблоуэр — это он? — Коко обнаружил улику. Мой кот также с самого начала отнесся с подозрением к письму Дона Эксбриджа, где он восхвалял шахты, а потом сам сочинил кучу писем, направленных против своего первого письма в редакцию, не говоря уже о рекламе строящегося видеоцентра. — Мне доставит большое удовольствие конфискация всех этих «одноруких бандитов». Нашему населению не нужны азартные игры. Пусть лучше играют в «бинго». — А что будет с Доном Эксбриджем? Он никогда ни с кем не считался, греб только под себя, но ему все сходило с рук. — Он — один из фигурантов по делу Соловью. Каждое гаденькое найдёт своё паршивенькое. И теперь его посадят за соучастие, зуб даю. Он был идейным вдохновителем этой авантюры. Омблоуэр выполнял всю грязную работу и уж точно не захочет мотать срок за двоих… А что за страшный грохот я слышал на пленке? — Соловью схватил за ручку кувшин для мартини и швырнул мне в голову. Прямо как метатель молота. Я увернулся, и кувшин пролетел через стеклянную дверь — фуфло, которое обошлось Эксбриджу по дешёвке. Стекло разбилось, а кувшин уцелел. Мягко приземлился на деревянное донышко из кедра. — Я думал, Эксбридж — неглупый человек. Что за дурацкая затея — устроить поджог, чтобы купить землю под строительство! — Почему дурацкая, Энди? Он хотел открыть новый супермаркет на Книжной аллее, а на территории десяти бывших шахт построить несколько шикарных особняков. Перед тем как покинуть центр, Квиллер заскочил в библиотеку — рассказать новости Полли. Она уже все знала: донесли по «сарафанному радио». — Трудно поверить, что Кёрт вляпался в такую историю. Он казался мне интеллигентным человеком, который любил книги. — Он продавал книги, — поправил её Квиллер. Пока Квиллер добирался до Индейской Деревни, небо над головой сделалось свинцовым — наступили ранние сумерки. Он не удивился, обнаружив, что в четвертом блоке все было перевернуто вверх дном. Все, что не было прибито к стенкам, валялось на полу, — ну, почти все… Странным образом кувшин для мартини и перчаточница остались на своих местах. Но с поверхности письменного стола была сметена каждая бумажка, каждая ручка. Две лампы опрокинуты, а датский коврик, напоминая неприбранную постель, разворошен и перемят. Коты выступили в привычном для себя амплуа, но вот к добру или к худу — это как посмотреть… Коко явно гордился тем, что натворил. Вытянувшись во всю длину, он валялся на каминной полке и с наслаждением взирал на учиненный им разгром. А куда же подевалась Юм-Юм? Она, как зритель, устроилась на галерке, то есть на ступеньках лестницы, оберегая невиданное сокровище — пластинку жевательной резинки, оброненную одним из полицейских. Квиллер видел немало кошачьих безобразий и хорошо знал, что делать в таких случаях: не выходить из себя, не набрасываться с бранью на животных, ликвидировать хаос. Прибирая квартиру, Квиллер размышлял обо всем происшедшем. Кошачьи выходки означали приход Великого — но также и конец Дела о трёх гнилых яблоках. По опыту репортёр знал, что Коко теперь потеряет интерес к деревянным яблокам, малиновкам, резным шкатулкам и письмам в газету на имя главного редактора. Это подтверждало его теорию, имевшую два возможных решения: либо Као Ко Кун сознательно боролся со злом, либо он был обыкновенным котом, проявляющим интерес то к одному, то к другому, и всякие совпадения были чистой случайностью. Однозначного ответа у Квиллера не было. Учёные, прослышав о «сиамском чуде» от одного офицера полиции из Гдетотам, предложили исследовать мозг кота, но Квиллер отказался наотрез. Ему нравилось думать, что секрет феноменальных способностей Коко кроется в его усах: шестьдесят «антенн» вместо положенных сорока восьми. На обед кошкам Квиллер нарезал кубиками индейку из лавки деликатесов «Тудл», а для себя открыл банку консервированного супчика. Потом он почитал им вслух — Юм-Юм слушала, свернувшись калачиком у него на коленях, а Коко гордо восседал на ручке его кресла. Вдруг в какой-то момент тельца обоих животных напряглись, и головы разом повернулись к окну. Снаружи все было тихо, ночь стояла тёмная, но свет кухонной лампы озарил первые снежинки, медленно слетающие на пересохшую землю. Коко гортанно заурчал, а Юм-Юм тихонько мяукнула. Это была прелюдия к наступлению Великого! Схватив куртку и вязаную шапочку, Квиллер стремглав выскочил на улицу. Хлопья снега, кружась, мягко падали вниз, как божье благословение. Никого из соседей не было рядом, чтобы увидеть это небесное чудо. Две крохотные снежинки легли Квиллеру на усы, и тогда — почему бы и нет? — он высунул язык. * * * notes Примечания 1 Eclat (франц.) — яркость, блеск, — Здесь и далее — примечания переводчика 2 Liberte (франц.) — свобода.