Часть 32 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А ну показывайте, где вы спрятали диван!
Кушетку изучили со всех сторон, похвалили, посидели на ней и сравнили со старой. Обивка, как объяснила Милдред, была жаккардовая, с абстрактным рисунком, и при этом обработанная специальным составом, чтобы не прилипала пыль и грязь. А цвет, гордо сообщил Арчи, напоминал старое доброе шотландское виски.
Милдред подала сотейник с мусакой,[13] а Арчи принёс к этому блюду местное вино из виноградника Подветренный Утес, что рядом с городком Брр. Для Квиллера хозяин припас белый виноградный сок, доставляемый из Огайо. Он беспрерывно махал руками над горлышками открытых бутылок.
— Плодовые мушки, — объяснил он.
— В ноябре? — удивился Квиллер.
Арчи быстро сжал пальцы.
— Попалась! — воскликнул он.
Потом Арчи посмотрел на руки.
— Дьявол! — выругался он. — Опять ускользнула!
Милдред заметила:
— Здесь нет никаких плодовых мушек, Арчи. Боюсь, это у тебя в глазах рябит.
— Что?! Как это нет?
— Неужели ты думаешь, что можно дожить до седин и при этом ни разу не увидеть маленьких пятнышек, или мушек, перед глазами?
— А мой офтальмолог говорит, — вмешалась Полли, — что, когда деятельность слезных желез снижена или прекращается, высыхание роговицы вызывает симптомы сухости глаз, и глазной гель является причиной образования сгустков, отбрасывающих тень на сетчатку…
— Если честно, пусть у меня лучше будут плодовые мушки перед глазами…
Квиллер провозгласил тост:
— Да не будете вы судимы той компанией, с которой пьетё!
Затем он решил позабавить публику рассказом о собаке-поводыре Берджесса Кэмпбелла:
— Когда ещё был жив Эддингтон Смит, он частенько подыскивал редкие, уникальные издания для Берджесса, и пока Берджесс торчал в лавке, Александр завёл платонический роман с его котом. Уинстон обычно сидел на верхней ступеньке приставной лестницы, и животные обменивались многозначительными взглядами. После несчастья, произошедшего с Эддингтоном, казалось, дружбе кота и собаки пришёл конец. Но Уинстон после пожара попал к Бетьюнам, которые живут буквально дверь в дверь с Кэмпбеллами! И теперь животные снова общаются, молча взирая друг на дружку через боковые окна квартир!
— Как трогательно! — всплеснула руками Милдред.
— Как читатели отреагировали на последний номер? — поинтересовался Квиллер.
— Телефоны в редакции надрывались весь день. Народ просто взбесился, узнав, что собираются сотворить с почтой, как будто это наша вина. Люди всегда убивали гонцов, принесших плохую весть.
— Заголовок был довольно… резким, — заключила Полли. — Такие новости нужно бы сообщать в более мягкой форме. Например, цитата из Гомера Тиббита вполне подошла бы… А вы знаете, что он сейчас в больнице?
— Ах ты боже мой! В его-то возрасте? Перспективы невеселыё…
— Все не так плохо, как вы думаете, — успокоила друзей Полли. — Ему просто заменили коленную чашечку на отделении хирургии суставов, в нашей лечебнице, на верхнем этаже. Там врачи не берут на операции смертельно больных людей. Это что-то вроде реставрации, ну как если бы ты отвезла машину в ремонт — отрегулировать тормоза. Я звонила Роде, и она сказала мне, что старик чудесно проводит время. Он не сидит в палате, завернувшись в больничный халат. Он общается с другими больными в комнате отдыха, и их всех навещают друзья и родственники.
— Значит, ему не нужна моя моральная поддержка, — сделал вывод Арчи. — И я не буду писать ему открытку. Пусть лучше он напишет мне открытку.
Всем было хорошо и приятно. Беседа текла легко и непринужденно. На десерт подали шоколадное мороженое с фруктами, посыпанное сверху фисташками.
Вечеринка кончилась довольно рано, и Полли пригласила Квиллера послушать музыку.
Вернувшись к себе в четвёртый блок, Квиллер обнаружил, что кошки смиренно его дожидаются — чтобы поучаствовать в ритуале укладывания спать. Зато в гостиной все было перевернуто вверх дном! Коко в бумагорвательном припадке разодрал экземпляр «Всякой всячины» на серпантин и конфетти. Этот умнющий котяра сразу просек, что газету легче располосовать вдоль, чем поперёк! Что было у него на уме? Явно он пользовался какой-то своей, кошачьей азбукой Морзе. Так он мог сообщать, например, что в кошачьем туалете ему больше нравится нарванная на клочки газетка, нежели дорогущие пыленепроницаемые запахоудерживающие опилки. Или же он высказывал своё редакторское «фи» сразу всем материалам, напечатанным в газете: истории о почте, хайку, сногсшибательной рекламе, обещающей грандиозное веселье для всей семьи? Какое, собственно говоря, веселье?
На следующий день в четвертом блоке все было тихо. Квиллер читал, а сиамцы дремали. Внезапно Коко очнулся от летаргического сна, будто в него пальнули из пистолета, и принялся носиться по всему дому как оглашенный: он перепрыгивал через столы, метался по кухне, взлетал вверх по лестнице и кубарем скатывался вниз, вспархивал, словно белка-летяга, на диван в гостиной, сбивая в полете лампу и хвостом сметая все остальное.
Это был ещё один припадок кошачьего бешенства. Великий надвигается, подумал Квиллер.
Безумные гонки завершились на каминной полке, где Коко, привстав на задние лапки, передними принялся царапать батик. Он точил когти о ярко-красные пятна — именно там, где находились карминные грудки малиновок.
Квиллер почувствовал лёгкое покалывание в верхней губе, и в мозгу у него что-то щёлкнуло. Он позвонил во второй блок кондоминиума «Березы».
— Сьюзан, а в природе существует такая услуга, как срочный маникюр?
— Как правило, нет, радость моя, А что, у тебя ногти отваливаются? Малинн здесь рядом, у Джеффы. Прислать её к тебе?
— Я твой должник, Сьюзан.
— Как насчёт кувшина для мартини? Не надумал ещё продавать?
— Я ещё не так много задолжал тебе, детка.
Через несколько минут маникюрша, держа в руках чёрный футляр с набором инструментов, уже стояла у его порога.
— Сьюзан сказала, что у вас проблемы, мистер К.
— Да. Как любезно с вашей стороны, что вы сразу откликнулись на мою просьбу!
— Где будем работать? За кухонным столом?
Усевшись напротив неё, Квиллер взял её за руки и со всей искренностью произнёс:
— Прежде всего разрешите выразить вам и миссис Янг мою глубокую симпатию и сочувствие.
Малинн опустила глаза.
— Спасибо. Мне так жалко Джеффу… Сначала она потеряла мужа, переехала в чужой, незнакомый ей город только ради сына и сразу потеряла его, да ещё при таких трагических обстоятельствах…
Они помолчали — в память об ушедших.
После паузы она заговорила:
— У вас редкая форма ногтей, мистер К.: лопаточкой. Это говорит о сильном характере.
Внезапно перед Квиллером вспыхнули картины прошлого: он вспомнил, как однажды в колледже играл в какой-то пьесе и тайно торжествовал, когда в рецензии критик похвалил его за сильную характерную игру.
— Так в чем проблема, мистер К.?
— Проблема в том, Малинн, что я не считаю смерть Касса несчастным случаем. У меня есть сильные доводы.
Она с надеждой посмотрела на Квиллера.
— Я тоже так думаю! Но я не знаю, что делать!
— У него были враги?
— Как сказать… Дон обвинял Касса в том, что он разрушил наш брак, но на самом деле этот брак был обречен задолго до того, как я встретила Касса.
— А как вы познакомились?
— Ну, дело было так… Все закрытые совещания XYZ проходили у нас дома, и я должна была подавать совету директоров чай или кофе, а потом тихо исчезать. Но Касс любил перекинуться со мной словечком о том о сем — о погоде, о природе… Мне очень нравятся здешние леса и поля… После того что произошло на острове Завтраков, Касс и доктор Золлер разошлись с Доном. Я знала об их разногласиях, потому что стены в наших домах тонкие как бумага. Они чуть не до драки разругались из-за ссудно-кредитного общества с назначенным днём платежа, которое Дон хотел учредить в рамках XYZ. Дон говорил, что это абсолютно законно и он сможет получить разрешение. Доктор Золлер сказал, что это неэтично и аморально, поскольку означает эксплуатацию трудящихся. Вот тогда доктор Золлер и Касс решили уйти.
— А кто новые сподвижники Дона? Вы их знаете?
— Нет. К тому времени я уже перестала носить кофе на заседания. Но тут стали происходить странные вещи. Доктор Золлер сказал Кассу, что им надо срочно убираться вон из города, покуда целы. Касс не отнесся к его словам серьёзно.
— Перед уходом, — попросил Квиллер, — взгляните на стенное панно над камином.
— Малиновки! — обрадовалась Малинн. Она задрала правую штанину и показала Квиллеру небольшую татуировку на лодыжке: там была изображена малиновка. — В Биксби есть мастер по татуировкам, делает бабочек, белок — все, что хотите. Это ваш символ причастности к окружающему миру. Как только я подала на развод, я сделала татуировку и покрасилась в рыжий цвет — ярче некуда! Если вас это тоже интересует, могу дать телефон татуировщика.
Малинн ушла, и сиамцы спрыгнули с холодильника. Они подслушивали, не понимая, что гостья делает с их хозяином.
У Квиллера теплилась надежда, что Полли не выглянула из окна как раз в тот момент, когда его рыжеволосая посетительница проходила мимо её блока. Он надеялся, что она всё ещё убирает летние ситцы и вынимает зимние твиды. Если она и увидит Малинн, то не узнает в ней бесцветную миссис Эксбридж, думал он. И непременно спросит: «А кто эта ярко крашенная рыжая лиса?» Если он ответит: «Моя маникюрша», она ни за что не поверит ему. Но если он скажет: «Это сборщица пожертвований на бездомных кошек и собак. Ты не услышала звонок в дверь, и я щедро отвалил ей и за себя, и за тебя», — в это она точно поверит.
Семнадцать
book-ads2