— Йау! — ответил Коко, реагируя на дружеский тычок в рёбра. — Он согласен, но просит, чтобы к одиннадцати часам потушили свет. Райкер появился в гостиной с конвертом из манильской бумаги в руках, который он тотчас же бросил на кофейный столик. — Где это ты раздобыл хрустальный кувшин? — сразу спросил он. — А яблоки — настоящие? Ты знаешь, что эта штука над камином висит сикось-накось? — Это не штука, — пояснил Квиллер. — Это батик. И если её повесить под определённым углом, в ней появляется дополнительная динамика. Райкер подозрительно глянул на коврик с высоким ворсом. — По нему не опасно ходить? Я не хочу подвернуть себе ногу. — Он аккуратно пересёк шерстяной островок и плюхнулся на новомодный низкий диванчик с множеством подушечек. — Интересно, как выбираться из этого капкана при пожаре? Квиллер подал ему кружку сидра. — Не помешает, если ты плеснёшь туда немного рома. — Хорошо. Скажи честно, зачем пришёл? — Ты видел гневное письмо Дона Эксбриджа в последнем номере? Будто Полианна[11] писала! Ну и каково твоё мнение по этому поводу? — А — оно не может быть искренним, Б — каковы его мотивы? — Слушай, с тех пор как оно было опубликовано, мы получили массу откликов. На нас обрушился шквал писем с возражениями и критикой. Они будут напечатаны в следующий понедельник и непременно спровоцируют скандал. Я бы хотел, чтобы ты сначала их просмотрел и высказал своё мнение. — Он открыл конверт из манильской бумаги и, вытащив гранки, протянул их Квиллеру. — Оригиналы были написаны на гербовой бумаге, на листочках из школьных тетрадок в линеечку, на листах, вырванных из блокнота, и даже на поздравительной открытке к прошлой Пасхе. Квиллер пробежал глазами ворох листков, то и дело покручивая ус. Письма были подписаны незнакомыми ему людьми, а на конвертах, по словам Арчи, стояли штемпели самых крупных городов округа. Что за шумиху вы подняли вокруг шахтных вышек? Это же просто старые уродливые развалюхи, и заборы с колючей проволокой поверху делают участки похожими на концентрационные лагеря, прибережённые на случай третьей мировой войны. Если хотите прислушаться к моему совету, я бы засыпал пустой породой все шахтные стволы, пустил бы все наземные сооружения на дрова, а на их месте разбил бы прекрасный парк, где можно было бы гулять всей семьей по выходным; для детей построил бы аттракционы, поставил бы столики для пикников под тенистыми деревьями. И не забудьте про комнаты отдыха! К чему весь этот ажиотаж вокруг старых шахт, когда Пикаксу позарез нужно новое кладбище? Мы продолжаем восхвалять первых поселенцев, умерших сто лет назад, когда негде похоронить наших дорогих и близких… В Мускаунти никогда не было зоопарка. Давайте на месте одной из шахт устроим площадку для молодняка, где наши дети смогут увидеть козлят и ягнят, телят и жеребят, крохотных поросят. Поход в зоопарк станет отличным времяпрепровождением для всей семьи, где дети не только отдохнут, но и получат знания о братьях наших меньших… Зачем столько места пропадает зря, когда людям негде жить? Там, где сейчас стоят никому не нужные леса и шахты, надо построить домики и вокруг каждого разбить сад… Там, где сейчас торчат старые копры, надо разбить огороды для бедняков, у которых нет ни лоскута земли, даже чтобы посеять репу. Или нужно передать заброшенную территорию школам, чтобы дети учились выращивать овощи, а заработанные деньги тратили на музыкальные инструменты или спортивное оборудование. Кому охота разъезжать по окрестностям, чтобы увидеть мертвыё шахты? Спортивные сооружения и зона отдыха — вот что надо нашим гражданам. В каждом городе должна быть бейсбольная площадка и футбольное поле! Больше жизни! Квиллер попыхтел в усы. — Все письма написаны одной рукой, только почерк разный. Есть признаки, указывающие на это: структура предложения и словарь очень схожи. — Возможно, ты прав, — согласился Райкер. — На конвертах не было обратного адреса, ни на одном из них! Мы проверили имена отправителей по телефонной книге: ни одно там не значится! Ни одно! Вот так. Квиллер хмыкнул: — Ты помнишь, Арчи, то время, когда мы были подростками и с ума сходили по бейсболу? Принимающий из клуба «Чикагские ребята» как-то пожаловался спортивному журналисту, что ни разу не получал писем от фанатов. Подающие и отбивающие имели больший успех у публики, и вся почта шла им. И я написал ему восемь писем — от имени водителя грузовика, от старика, от молодой девушки и так далее. — Ты их сочинил, а потом мы дали их переписать разными почерками. Помнится, мой дед переписывал письмо от старика. — И принимающий сказал потом журналисту, что неожиданно получил целую охапку писем, хотя я думаю, их было только восемь. — И мы были рады, что сделали доброе дело, — сентиментально улыбнулся Райкер. — Мы проконсультируемся с нашим юристом насчёт этих посланий. Между прочим, ты помнишь, как нам однажды позвонил какой-то геолог — сообщить о подземных возгораниях? Так вот, прежде чем печатать его сообщение в газете, мы проверили, существует ли такая-то личность на самом деле. Оказалось, что всё это ложь, п…ж и провокация. Кто-то воспользовался чужим именем! Настоящий геолог написал нам потом возмущённое письмо, которое мы передали нашему юристу. Чёрт знает что происходит, ерунда какая-то… — Всякая ерунда во «Всякой всячине», — грустно пошутил Квиллер. Ночью произошло ещё одно событие. После полуночи, когда Квиллер улёгся в постель и собрался немного почитать, чтобы поскорей уснуть, тишину внезапно разорвал жуткий кошачий вопль, перешедший в стоны. Коко орал дурным голосом. Квиллер бросился в кошачий будуар и увидел Коко, сидевшего на телевизоре и воющего на потолок. Это могло означать только одно: жди беды! Как говорится, дурные вести не стоят на месте — Квиллер сразу же узнал, что случилось, позвонив ночному редактору «Всякой всячины». — Что-то случилось во время полицейского патрулирования? — Мы не знаем деталей, но была перестрелка. Пока не известно, кто стрелял и где и есть ли жертвы. Коко знал, что жертвы есть. Дежурный редактор добавил: — Думаю, что убили добровольца. У Квиллера оборвалось сердце: он подумал о Погоде Хоре, который всегда выходил на дежурство, если какой-нибудь водитель не заступал на смену. Они беседовали всего несколько часов назад… Вдруг он услышал журчание воды за стеной: в туалете спустили воду — и в первый раз в жизни, вместо того чтобы чертыхнуться, Квиллер обрадовался тому, что в доме такие тонкие стены. Десять Квиллер плохо спал этой ночью: в уме он перебирал список добровольцев. Лидеры движения, такие как Эрни Кемпл и Ларри Ланспик, числились в резерве и дежурили по необходимости ночью или днём. Среди энтузиастов значились Дуайт Сомерс, братья Макби, Горди Шоу, Боб, цирюльник, Альберт, хозяин химчистки, Ленни Инчпот, большинство сотрудников «Всякой всячины», члены городского совета и многие другие. Были даже женщины, которые развозили патрулирующих, но их не допустили к дежурствам в ночную смену. Даже Бабушка Тудл, заправляющая делами в супермаркете, выезжала прокатиться по окрестностям вместе со своим внуком. Встав очень рано и «на автомате» покормив сиамцев завтраком, Квиллер включил радио, чтобы услышать последнюю сводку новостей. Первым сообщением по каналу ПКС было следующее: «Сегодня рано утром во время патрулирования трагически погиб один из наших пожарников-добровольцев. Он был застрелен на месте вооружённым бандитом, пытавшимся поджечь башню на шахте "Большая Б.". Полиция пока не сообщает имя жертвы». У радиостанции хотя бы хватило ума завершить это печальное известие песней «Озеро Ломонд», а не шлягером про пикакского щенка, который уже стал визитной карточкой канала. Квиллер уже представил себе, как раскаляются телефонные провода: друзья и родственники в панике названивают друг другу, пытаясь выяснить, кто же дежурил прошлой ночью. Пока репортёр хлопотал на кухне, заваривая себе кофе, сиамцы, уловив тревогу в атмосфере, тихонько уселись неподалёку, вместо того чтобы устроиться на залитом солнцем островке паркета. Внезапно Коко бросился к радиоприёмнику, и через несколько секунд музыку прервал тревожный голос диктора ПКС: «Ральф Эбби, житель Чипмунка, доброволец из Народной пожарной дружины, был застрелен сегодня рано утром на участке, прилегающем к шахте "Большая Б." в тот момент, когда он по горячей линии разговаривал с шерифом со своего мобильного телефона. Он успел сообщить о факте нарушения границы огороженного участка и о совершении акта вандализма, после чего оператор услышал звук выстрела. На место происшествия сразу же выехала бригада спасателей и пожарная команда. Пламя, охватившее башню, было потушено, но жертву бандитского нападения спасти не удалось: мужчина скончался на месте происшествия». У Квиллера начал безостановочно трезвонить телефон, и он выслушивал комментарии о происшедшей трагедии в течение следующего получаса. Первым позвонил Погод Хор: — Привет, Квилл. Ты понимаешь, что могло с нами случиться? Самый цирк в том, что Эбби отработал больше часов, чем кто-либо. Патрулировал каждый день по доброй воле, иногда выходил на смену дважды в сутки. Потом позвонила Полли. — Я познакомилась с ним, когда он был ещё студентом. Он постоянно сидел в библиотеке — выполнял домашние задания. Судя по внешнему виду, он больше походил на спортсмена, чем на учёного, но был очень старательным. Третьей позвонила Фрэн Броуди. Она была очень взвинченна. — Квилл! Ты знаешь, кем был тот парень, которого убили сегодня ночью? Это Рафф, мой инсталлятор! Тот самый, который помогал тебе повесить батик! Такой милый юноша! Мы настояли, чтобы он пошёл учиться в Мускаунтский колледж! Так рано погиб! Ему было всего двадцать два… А что будет с его семьей? Он был единственным кормильцем — содержал мать и трёх сестер! Его отец умер от диабета… Подумать только! Он погиб, выполняя свой долг перед обществом! Округ обязан учредить фонд помощи его семье. Как ты думаешь, Фонд К. поможет? — Обязательно! Поговори с Алленом Бартером. После долгих разговоров по телефону Квиллер отправился в центр — посмотреть, что происходит, и послушать, о чём говорят люди. Огромная толпа народу выплеснулась на улицы. Разговаривали друзья, общались друг с другом прохожие. К дверям Дизайн-студии «Аманда» был возложен венок, и за стеклом вывесили табличку: Закрыто до вторника в знак скорби по нашему безвременно ушедшему сотруднику Раффу Эбби. На почте народ, приобретя марки, продолжал топтаться у прилавка, чтобы посудачить о том о сём, — Квиллер только диву давался, выхватывая натренированным ухом обрывки фраз: — Он не любил, когда его называли Ральфом.