Лилиан Джексон Браун Кот, который смотрел на звезды Глава первая Радиостанция, которая вещала на Мускаунти, расположенный в четырёхстах милях к северу от чего бы то ни было, редко передавала новости, способные потрясти мир. Счёт в играх местных бейсбольных команд, очередное ДТП, пожар в курятнике, тихая кончина кого-нибудь из старожилов наполняли её ежедневные программы. Однако воскресный выпуск новостей в конце июня мог бы обратить на себя внимание слушателей: «По утверждению властей Мускаунти, турист, место проживания которого неизвестно, а личность не установлена, объявлен (предположительно) пропавшим без вести. Молодой мужчина арийского типа старше двадцати лет три дня назад оставил своё снаряжение в частных владениях близ Фишпорта и исчез в неизвестном направлении. Согласно описаниям очевидцев это блондин с голубыми глазами, среднего роста. В последний раз его видели в обрезанных до колен джинсах и белой футболке, с фотоаппаратом на шее. Всех, кто встречал человека с указанными приметами, просим сообщить в департамент шерифа». Поскольку «указанные приметы» подходили многим молодым мужчинам в Мускаунти, слушатели пропустили новость мимо ушей, но на следующий день о происшествии напечатали в местной газете. Подробный рассказ — за подписью Джил Хендли, редактора «Всякой всячины», — пояснял читателям, что именно произошло. Где Дэвид? пропавший турист ставит Фишпорт в тупик Магнус Хоули, пожилой рыбак, остановил в воскресенье патрульную машину шерифа и поведал странную историю. Хоули и его жена Дорис живут в домике на колесах, окружённом цветами, на Озерной дороге, возле Гремучего ручья. «В тот вечер, — сообщил Хоули, — мы с женушкой только что отужинали и сидели у телика, как вдруг стук в дверь. Я пошёл открыть. На пороге стоял молодой парень с большущим рюкзаком, говорит, хотел бы на несколько дней раскинуть палатку у ручья. Объяснил, что намеревается побродить по берегу озера. С виду весь потный и в пылище, но подстрижен прилично, говорит обходительно». Дорис Хоули незнакомец понравился: «Похож на нашего внука — милая улыбка, очень вежливый. Я спросила, не хочет ли он поискать на берегу агаты, я знаю одно местечко, но он сказал, что его интересуют снимки. Фотоаппарат у него был дорогой, я решила, что он профессионал. Мы разрешили ему разбить палатку возле стола для пикников у подножия холма, только пусть не кидает мусор в ручей и не заводит громкую музыку». Парень сказал, что его зовут Дэвид. «Сколько в своей жизни знала Дэвидов, все до одного заслуживали доверия», — заявила Дорис. Она угостила его имбирным печеньем собственной выпечки и налила в кувшин свежей родниковой воды. Её муж сказал, что в ручье можно купаться, но предупредил при этом, что камни на дне скользкие, а течение быстрое. Вскоре они увидели, что молодой человек отправился с фотоаппаратом в сторону озера. «Но странное дело, — продолжил Хоули, — после этого от него ни слуху ни духу. День спустя я сходил на ручей посмотреть, не ушёл ли он. Кувшин с водой так и остался на столе для пикников. А рюкзак лежал под столом, все ремни застегнуты, шнуры завязаны. Только печенье исчезло. Мы потолковали об этом с Дорис. Я сказал, что, возможно, парень встретил кого-то на берегу и отправился с ним. Сами знаете, ни за что не угадаешь, что в голове у этих ребят. Но жена забеспокоилась, а вдруг он поскользнулся на камнях и утонул, вот я и вызвал патрульную машину». Помощник шерифа и полицейский осмотрели место привала и не нашли ничего, что помогло бы им установить личность парня. Описание туриста, составленное со слов Хоули, было передано по радио в воскресенье вечером, но к моменту выхода газеты никаких откликов на это сообщение не поступило. Как только история просочилась в печать, местная мельница сплетен принялась её перемалывать и выдавать бездну самых нелепых предположений, самых невероятных подробностей. Наверняка это похищение, говорили одни, понимающе кивая. Другие подозревали Хоули во лжи. «Не ешьте имбирное печенье!» — острили в кафе и барах. Вполуха прислушивался к сплетням и Джим Квиллер, который много лет проработал газетчиком в Центре, как в Мускаунти называли мегаполисы, лежащие южнее, а теперь дважды в неделю писал для «Всякой всячины». Он не только взял интервью у Хоули и других рыбаков, но даже провёл какое-то время на воде, среди «тружеников озера» и полутонны скользкой рыбы, и лично убедился в безосновательности досужих вымыслов. Впрочем, чего ещё ожидать от общества, на одном полюсе которого лодочники, а на другом — сухопутные крысы? Исчезновение туриста возбудило в Квиллере профессиональное любопытство. В прошлом криминальный репортёр, он сохранил сыщицкий интерес к раскрытию тайн. В Пикаксе, главном городе округа (население — три тысячи человек), Квиллер слыл знаменитостью. Его колонку «Из-под пера Квилла» читали девяносто процентов подписчиков — больше, чем ежедневный гороскоп. Где бы Квиллер ни появлялся, он сразу же привлекал к себе внимание: симпатичный мужчина лет пятидесяти, хорошо сложенный, ростом шесть футов два дюйма, с великолепными, немного обвислыми усами, выдававшими меланхолический темперамент. Глаза у Квиллера были грустные и проницательные, но друзья знали, что он человек дружелюбный, остроумный, охотно оказывает услуги и обожает угощать приятелей обедом. В пользу Квиллера говорило и кое-что другое. Он был филантропом невероятной щедрости. Когда-то, работая журналистом в Центре, Квиллер тянул от получки до получки и даже подумать не мог о том, чтобы скопить какие-то деньги. И вдруг небывалый случай, о каких пишут в романах, сделал его самым богатым человеком в центральной части северо-восточных штатов. Квиллер унаследовал состояние Клингеншоенов, накопленное ещё в те времена, когда округ черпал богатство из недр земных и никто не платил налоги. Что касается первого Клингеншоена, то он занимался довольно сомнительным, но доходным бизнесом. Для Квиллера сама мысль о свалившемся на него капитале была тяжким бременем, она выматывала его и приводила в замешательство, пока он не догадался наконец создать в Чикаго Фонд Клингеншоенов. Теперь эксперты Фонда К. вкладывали его деньги в различные проекты на благо общества, а сам Квиллер волен был писать, читать, сибаритствовать и заниматься частными расследованиями. Жители Пикакса, независимо от возраста и дохода, любили посудачить о Квиллере, о нём говорили в клубах, супермаркетах, по телефону. — Славный парень! Не заносчивый. Всегда здоровается. Ни за что не скажешь, что миллиардер. — Здорово пишет! Его колонка — единственное, что я читаю в газете. — Ну и усищи у него! Моя жена говорит, что он выглядит потрясающе, особенно когда надевает тёмные очки. — Интересно, почему он не женится? Говорят, он живёт в амбаре, а вместе с ним — две кошки. — Пора бы ему обзавестись настоящим домом и собакой, если уж не хочет жены. Огромные усы Квиллера были своеобразной достопримечательностью Мускаунти: ими восхищались мужчины, их обожали женщины. Как и пышная шевелюра, они уже начали седеть, что придавало физиономии Квиллера скорее добродушный, чем свирепый вид. Но того, что его усы обладали особым свойством, не знал никто. Именно они служили источником предчувствий Квиллера. Столкнувшись с подозрительными обстоятельствами, он ощущал в верхней губе какое-то покалывание, которое заставляло его задавать себе вопросы. Нередко можно было видеть, как он трогает усы, поглаживает их кончиками пальцев, постукивает по губе костяшками пальцев — всё зависело от интенсивности покалывания. Те, кто это видел, считали, что Квиллер попросту нервничает. Понятно, что он никому, даже самым близким друзьям, о покалывании ничего не говорил. После исчезновения туриста покалывание в верхней губе заставило Квиллера отправиться в Фишпорт, скромную деревушку возле курортного городка Мусвилл, где в полумиле от берега озера у него имелся деревянный коттедж. Этот домик, часть наследства Клингеншоенов, был уже ветхим, но вполне годился для коротких летних наездов. Расположенный всего в тридцати милях от Пикакса, он тем не менее мог считаться уединённым — в силу причин скорее психологического, чем географического свойства. Мусвилл, откуда открывался вид на безбрежные, в сотни миль, озерные просторы под огромным куполом неба, был особым миром. Даже пара сиамских кошек, которые жили у Квиллера, чувствовали уникальность этого места. Их троих свёл благосклонный случай. Оставшуюся без хозяев кошечку, несчастного симпатичного несмышленыша, Квиллер подобрал в соседнем богатом доме. За милое выражение мордочки и обаяние он назвал её Юм-Юм. Гладкий мускулистый кот сам прибился к нему — как раз тогда, когда Квиллер пытался наладить свою жизнь. Кот носил кличку Као Ко Кун до того, как осиротел. Теперь его звали Коко, он обладал роскошными усами и поразительными умственными способностями. Коко и Квиллер в чём-то были родственными душами — один с кошачьей радарной системой, другой со сверхчувствительными волосками над верхней губой. На следующий день после того, как газета напечатала историю про туриста, Квиллер отправился в центр города в редакцию «Всякой всячины», чтобы сдать статью для колонки «Из-под пера Квилла» и сообщить о своём намерении уйти в отпуск. Он написал тысячу слов о Четвёртом июля[1] с точки зрения Бенджамина Франклина. (Как бы тому понравилось барбекю на заднем дворе и выпускницы средней школы в серебристых колготках?) Квиллер обнаружил, что кабинет главного редактора газеты украшен бумажными гирляндами и плакатом, на котором было намалевано: С днём рождения, Джуниор! Поздравляем с шестнадцатилетием! Джуниору Гудвинтеру было больше тридцати, но поджарая фигура и мальчишеские черты лица придавали ему вид вечного школьника. — С шестнадцатилетием? — удивился Квиллер. — Тебе ни за что не дашь больше пятнадцати. — Опустившись в кресло, он опёрся правым локтем о левое колено. — Кофе ещё остался? Джуниор крутанулся на вертящемся кресле и налил гостю полную кружку. — Квилл, ты читал статью про туриста? Учительница из Содаст-Сити позвонила в редакцию и устроила нам разнос за то, что не отредактировали рассказ рыбака. Мы дословно напечатали всё, что он сказал. У Джил записано на пленке. — Не обращай внимания, эта учительница — с причудами, — отозвался Квиллер. — Ничего страшного, если монотонность правильного английского разбавили капелькой живого местного говора. — Согласен с тобой, — сказал Джуниор. — А потом позвонил какой-то тип и пожаловался, что в статье жена Хоули говорит лучше, чем муж. Он назвал это дискриминацией по половому признаку. — Я видел их обоих! Именно так они, чёрт возьми, и говорят! Как я рад, что не сижу на твоём месте, Джуниор. — Учительница из Содаст-Сити призывает нас печатать статьи о чистоте речи, вместо того чтобы «тратить столько места на спорт». — Никто эти статьи читать не будет. — Получилась бы пустая болтовня, вроде писаний Энн Ландерс…[2] Кстати, что ты делаешь четвёртого? — Уезжаю на месяц на побережье. — Кошек берёшь? — Конечно! Там для них рай! Затянутая сеткой веранда — их седьмое небо! Я отправляюсь туда ради мира и покоя. Они — ради звуков и зрелищ: кричат чайки, пищат птицы-перевозчики, каркают вороны, шуршат бурундуки! И всё движется: птицы, бабочки, кузнечики, трава на берегу, волны в озере… — Звучит очень привлекательно, — проговорил Джуниор. — А что ты там будешь делать? — Читать, бездельничать, кататься на велосипеде, бродить по берегу… — Ты сможешь присылать оттуда рукописи? — Что?! — У кого-нибудь там наверняка есть факс, ты сможешь им воспользоваться.