– Антиквариатом часто занимаются женщины – незамужние, разведенные, вдовушки… Это-то ты должен оценить! Слушай, не валяй дурака! Что это я перед тобой стою на ушах? Это твое новое задание. Вот и займись. Квиллер стиснул зубы. – Ладно. Дай мне на такси. Туда и обратно! Он зашел в парикмахерскую, постригся и подровнял усы – традиционная процедура перед тем, как приняться за новое дело; а ведь собирался подождать до Рождества. Потом поймал такси и поехал по Цвингер-стрит – не без дурных предчувствий. Начало улицы было застроено учреждениями, лечебницами и современными жилыми домами. За ними простирался заснеженный пустырь – здесь когда-то были трущобы. Еще дальше тянулись кварталы пустующих зданий с заколоченными окнами – ближайшие претенденты на снос. И лишь потом начинался Хламтаун. При свете дня улица выглядела еще хуже, чем прошлой ночью. Многие старинные дома и огромные викторианские особняки были или вовсе заброшены, или превращены в гостиницы, или изуродованы пристроенными витринами магазинов. Водосточные канавы забиты кашей из серого льда и грязи, мусорные баки примерзли к нерасчищенным тротуарам. – Этот район – бельмо на глазу города, – заметил таксист. – Давно пора бы его того… – Не беспокойтесь, так и будет! – с надеждой откликнулся Квиллер. Приметив антикварные магазины, он остановил такси и неохотно вылез. Обвел взглядом мрачную улицу. Рождество в Хламтауне! В отличие от других районов здесь не было праздничных украшений. Над широкой улицей не висели гирлянды, на фонарях не трубили сверкающие херувимчики. Прохожие почти не попадались, машины проносились мимо, шурша шинами, спешили куда-то в другие места. Порыв северо-восточного ветра погнал Квиллера к ближайшему магазинчику, вывеска которого утверждала, что тут продается антиквариат. Дверь оказалась запертой, внутри было темно, но журналист, приложив ладони к лицу, стал всматриваться сквозь стекло витрины. Он увидел большую деревянную скульптуру: кривое дерево с пятью обезьянами в натуральную величину, расположившимися на его ветвях. Одна обезьяна держала в лапах крючок для шляпы. Другая – лампу. Третья – зеркало. Четвертая – часы. Пятая – подставку для зонта. Квиллер, чертыхнувшись, попятился. Неподалеку он обнаружил магазинчик под названием «Три сестрички». Лавка была закрыта, хотя табличка в окне настаивала на обратном. Квиллер поднял воротник пальто и потер уши перчатками. Он уже жалел, что подстригся так коротко. Следующим на очереди был «Бабушкин сундук», за ним подвальчик под названием «Антик-техника», который выглядел так, словно не открывался вообще никогда. Между антикварными магазинами вклинились другие лавки с неизменно грязными окнами. В одной из них – дыре под вывеской «Фрукты, сигары, резиновые перчатки и всякая всячина Попопополуса» – Квиллер купил пачку табака, который оказался сырым. Неприязнь к новому заданию все возрастала. Миновав полуразрушенную мужскую парикмахерскую и третьеразрядную лечебницу, журналист добрался до большого углового антикварного магазина. На двери висел замок, а на окне – объявление об аукционе. Квиллер проверенным уже способом заглянул внутрь: пыльная мебель, настенные часы, зеркала, охотничий рог, превращенный в люстру, и мраморные статуи юных гречанок в скромных позах. Кроме того, он увидел отражение другого человека, направлявшегося к магазину. Неуверенной поступью этот другой приблизился, и послышался дружеский бас: – И тебе нравится эта дрянь? Квиллер обернулся и оказался лицом к лицу с забулдыгой, красноглазым и сильно подшофе, но настроенным дружелюбно. На пьянчужке было пальто, явно сшитое из старой попоны. – Знаешь, что это? Др-рянь! – повторил незнакомец, пьяно ухмыляясь и разглядывая через стеклянную дверь товары, затем повернулся к Квиллеру и снова произнес, осыпав журналиста мелкими брызгами слюны: – Д-р-р-рянь! Квиллер с отвращением отпрянул и вытер лицо платком, но непрошеный собеседник, видно, поставил себе целью с ним подружиться. – Не войдешь, – с готовностью объяснил он. – Дверь заперта. Заперли после убийства. Возможно, он уловил в лице журналиста проблеск интереса, потому что добавил: – Замочили! За-мо-чи-ли! Это было еще одно полюбившееся ему словечко, и он проиллюстрировал его, всаживая воображаемый нож в живот собеседника. – Сгинь! – пробормотал Квиллер и пошел дальше. Неподалеку стоял сарай для экипажей, в котором оборудовали мебельную мастерскую. Журналист попробовал открыть и эту дверь, заранее зная, что ничего не выйдет. И оказался прав. У него появилось неприятное ощущение, что все эти заведения – фальшивые, как театральные декорации. Где их владельцы? Где коллекционеры, готовые заплатить двадцать восемь долларов за старую жестянку? Никого, кроме двух детишек в мешковатых комбинезонах, рабочего с ведром, старушки в черном, семенившей по улице с хозяйственной сумкой, и добродушного пьяницы, усевшегося теперь на обледенелый тротуар. Квиллер поднял глаза и заметил, как в одном окне что-то будто шевельнулось – в сверкающем чистотой окне выкрашенного в серый цвет небольшого здания со свежей черной отделкой и красивым медным дверным молотком. Строение больше походило на жилой дом, но вывеска ясно гласила: «Голубой дракон. Антиквариат». Он медленно поднялся по восьми каменным ступенькам и попробовал открыть дверь, уверенный, что та окажется запертой. Однако, к его удивлению, она открылась, и журналист вошел в холл, очень элегантный и чистый. Натертый паркет был покрыт восточным ковром, стены оклеены изящными китайскими обоями. Над полированным столиком с хризантемами в фарфоровой вазе висело зеркало в позолоченной раме, увенчанное тремя завитками. Слышался аромат экзотических благовоний. Стояла мертвая тишина, если не считать тиканья часов. Квиллер застыл в изумлении и вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он резко повернулся, но увидел только арапа – вырезанную из черного дерева фигуру нубийского раба в натуральную величину, с тюрбаном на голове и злыми глазами, сделанными из драгоценных камней. Теперь журналист уверился, что Хламтаун действительно нечто фантастическое. Зачарованный за́мок посреди дремучего леса! Проход на лестницу преграждала голубая бархатная лента, но двери гостиной были приглашающе распахнуты, и Квиллер с опаской прошел в комнату, полную картин, серебра и бело-голубого фарфора. С высокого лепного потолка свисала серебряная люстра. Пол заскрипел, и журналист смущенно кашлянул, давая знать о себе. Тут краем глаза он заметил в одной из витрин что-то синее – огромного фарфорового дракона – и направился к нему, но, сделав шаг, едва не споткнулся о чью-то ногу в вышитом тапочке. Квиллер резко втянул в себя воздух и попятился. В резном восточном кресле восседала женская фигура в длинном синем кимоно из атласа. Тонкая рука держала мундштук с сигаретой. Лицо, похоже, было выполнено из фарфора – бело-голубого фарфора – и увенчано иссиня-черным париком. Квиллер перевел дух, радуясь, что не опрокинул манекен, и вдруг заметил, что от кончика сигареты поднимается дымок. Женщина была живой! – Вы что-то ищете? – холодно осведомилась она. На лице, похожем на маску, двигались только губы. Большие темные глаза, щедро подведенные темной тушью, безо всякого выражения остановились на журналисте. – Нет. Просто смотрю, – ответил Квиллер, судорожно сглотнув. – В задней части дома еще две комнаты, а в подвале – картины и гравюры восемнадцатого века. Произношение говорило о том, что она человек образованный. Журналист изучающе посмотрел на ее лицо, делая в уме заметки для будущей статьи: широкие скулы, впалые щеки, безукоризненная кожа, иссиня-черные волосы, причесанные на восточный манер, запоминающиеся глаза и нефритовые серьги. Ей около тридцати, решил Квиллер, возраст, к которому он был неравнодушен. Журналист расслабился. – Я из «Дневного прибоя», – сообщил он самым приятным голосом, на какой только был способен, – и собираюсь написать серию статей о Хламтауне. – Я предпочитаю обходиться без рекламы, – сказала женщина, устремив на него ледяной взгляд. За все двадцать пять лет работы в газетах он только трижды встречался с тем, чтобы кто-то не хотел видеть свое имя в печати, и во всех трех случаях люди скрывались: первый – от закона, второй – от шантажа, третий – от сварливой жены. Но чтобы владелец коммерческого предприятия отказался от рекламы?! Бесплатной рекламы! Странно… – Все остальные магазины, похоже, закрыты, – произнес он. – Они открываются в одиннадцать, но антиквары не отличаются особой пунктуальностью. Квиллер мимолетно огляделся и спросил: – Сколько стоит синий дракон в витрине? – Он не продается. Женщина поднесла мундштук к губам и изящно затянулась. – Вас интересует восточный фарфор? У меня есть бело-голубой кубок эпохи Цин. – Нет, я просто ищу материал для статьи. Вы знаете что-нибудь об аукционе в угловом магазине? Женщина подавилась сигаретным дымом, и впервые ее уверенность дала трещину. – Он назначен на сегодня, на половину второго, – сказала она. – Знаю. Я читал объявление. А погибший, что это был за человек? Она заговорила тише: – Эндрю Гланц. Признанный авторитет среди антикваров. – Когда это случилось? – Шестнадцатого октября. – Неужели вооруженный налет? Не помню, чтобы мне приходилось читать об убийстве в Хламтауне, а я обычно слежу за криминальной хроникой. – Почему вы думаете, что это было убийство? – спросила она с осторожным блеском в немигающих глазах. – Мне сказал один человек… А в таком районе, знаете… – Это был несчастный случай. – Автокатастрофа? – Нет, упал с лестницы. – Она затушила сигарету. – Я бы не хотела говорить об этом. Это слишком… слишком… – Он был вашим другом? – спросил Квиллер сочувственным тоном, благодаря которому в прошлом не раз завоевывал доверие дам и преступников. – Да. Но если вы не возражаете, мистер… Мистер… – Квиллер. – Это ирландская фамилия? – Она явно хотела сменить тему. – Нет, шотландская. А ваша?