— Джек — садист-врезальщик, — сказала жена Уильяма, словно делая комплимент Джеку. — Это превращает безобидное времяпрепровождение в битву стратегов, — пояснил Уильям. — Крокет, как шахматы, требует размышлений, но вы ограничены пятью секундами, чтобы сделать бросок. Ричард нежно заговорил о своих гончих, трех образцовых собаках, которые стали членами семьи и никогда не лаяли, не прыгали и не сопели. Миссис Эплхардт задавала пытливые, искусно замаскированные вопросы о Квиллеровой карьере, образе жизни и хобби, на которые он отвечал со столь же искусной уклончивостью. Элизабет сидела тихо, но все время смотрела на него. Потом Уильям спросил: — Как вам понравился экипаж, который мы за вами прислали? Моё хобби — восстанавливать старинные экипажи. — Он прекрасен! — от души похвалил Квиллер. — Это любимый экипаж Элизабет — фаэтон врача, названный так из-за складного верха. Он глубже других и имеет боковые стенки — исходя из того, что врачей вызывают к пациентам в любую погоду. Фактически этот тип экипажа стал знаком профессии, как и чёрный кожаный саквояж. — А много экипажей вы восстановили? — Около двух дюжин, — сказал Уильям. — Большинство на нашей ферме в Иллинойсе. Пять — здесь. Не хотите ли их увидеть? — И обращаясь к матери: — Не возражаете, если я покажу мистеру Квиллеру каретный сарай? — Только не отнимай его у нас надолго! — предостерегла она со скромной улыбкой. Когда она улыбалась, углы рта у неё опускались, придавая улыбке двусмысленность. Он рад был отделаться от болтовни за чайным столом. — Это будет весьма поучительно, — сказал он старшему брату. — Я ничего не знаю об американских колесах до Генри Форда. — Колёса построили страну, — сказал Уильям. — Там и сям каретные мастера постоянно что-то улучшали и видоизменяли. В начале девятисотых не одна дюжина моделей была представлена в знаменитом каталоге «Сиерса-Роубака». — Как вы привезли их на остров? — Разобранными — на своём катере. Реставрируя экипаж, следует полностью его разобрать, чтобы очистить и отшлифовать песком деревянные части. На шлифовку тратишь целые часы, чтобы под конец дерево заблестело, как стекло. Фаэтон врача стоял с опустевшими оглоблями, отдыхая на каменных плитах. В сарае находились два других четырехколесных экипажа, один из них был покрыт блестящей жёлтой эмалью с чёрными полосками и увенчан балдахином с бахромой. — Этот лёгкий двухместный экипаж мы используем для поездок в клуб на ланч или на обед, — сказал Уильям. — Красный фургончик — для детворы. Лично я предпочитаю двухколесные повозки. Ими легко, удобно и безопасно править. Можно сделать внезапный поворот, не опрокинувшись. Если вы когда-нибудь переворачивались в экипаже с напуганными лошадьми, бьющимися, чтобы освободиться, то поймете, почему я напираю на фактор безопасности. Вот… сядьте в один из них. Квиллер залез в ярко-зелёную двуколку для перевозки охотничьих собак и взгромоздился на ящик, предназначенный для своры. — Как по-вашему, могли бы вы заинтересоваться искусством возницы? — спросил Уильям. — В Локмастере есть клуб возниц и устраиваются их состязания. Вы откуда-нибудь из-под Локмастера? — Да. Это округ добрых коней. Я хотел бы как-нибудь посидеть с вами и с диктофоном — взять у вас интервью, — сказал Квиллер. — Тут хороший материал для моей газеты. — Я рад бы, но… — заколебался Уильям, — вот что: мама непреклонно избегает рекламы. Жаль, что у нас не получится, но ничего не поделаешь!.. — А как вы научились искусству возницы? — Хотите верьте, хотите нет, но моим наставником был наш стюард. Он островитянин и человек сельского Ренессанса — без официального образования, но на все руки мастер. Он обучил нас, малышей, править лошадьми, ходить на лодке, рыбачить, охотиться… — Я делаю для своей газеты серию очерков об островитянах, — сказал Квиллер, — а ваш стюард, кажется, идеально подходит для портрета островного жителя. — Боюсь, мама ни за что это не одобрит. Другие семьи попытаются сманить его у нас. Сожалею, что вынужден отказать вам. Они пошли обратно к террасе, и Квиллер спросил его, много ли времени он проводит на острове. — Лично я? Не больше чем нужно. В крокете есть предел, до которого может играть нормальный человек, как кто-то однажды сказал. — Дороти Паркер, но не совсем этими словами. А что вы думаете о здешнем курорте? — Перемены неизбежны, если хотите услышать моё мнение. Это путь, по которому идет вся наша страна. Мама, конечно, крайне опечалена. Она хочет, чтобы островитяне подали на курорт общественный иск, а она покроет судебные издержки, но это невыигрышный процесс, а адвокаты избегают невыигрышных процессов. Суды снова и снова постановляют, что владелец собственности может ею пользоваться любым способом, который не противозаконен. Когда вернулись на террасу, он сказал Квиллеру: — Беседовать с вами — чистое удовольствие. Если когда-нибудь попадете в Чикаго, я был бы рад показать вам свои экипажи. Оба они удивленно вскинули глаза: Элизабет осмелилась встать со своего шезлонга и теперь приближалась к ним. — Я забыла, — сказала она, — поблагодарить вас, мистер Квиллер, за то, что вы нашли вещи, которые я потеряла на лесной тропе. — Я не мог не заметить в вашей книжке записей. Вы, верно, увлекаетесь ботаникой?… — Только как любитель. Я зачарована жизнью растений. Не хотите ли взглянуть на мой травяной огород? Квиллер ценил травки в омлетах, но дальше этого его интерес к ним не простирался. Тем не менее он согласился, и она попросила у матери разрешения увести его от компании. — Обещай не переутомляться, Элизабет, — изрекла королева-мать. Квиллер, можно сказать, плёлся всю дорогу до травяного огорода возле кухонных дверей, меж тем как любительница флоры легко плыла вперёд в своём струящемся платье. — Травы благоденствуют на островном солнце и воздухе, — сказала она. Он безучастно, глядел на две деревянные кадки, каменную сажалку и большие глиняные горшки, содержавшие растения разных размеров, форм и цветов. Наконец рискнул: — А как они называются? Она перечислила шалфей, розмарин, сладкий базилик, мяту, лимонник, шнит-лук, укроп и так далее, объясняя: — В травах есть что-то таинственное. Их веками использовали для целительства, а когда их употребляешь в пищу, на душе становится как-то приятнее. Он спросил насчёт чая, который они пили. По вкусу и запаху он походил для него на продукт из конюшни. Она сказала, что это был китайский сушонг. — Вы выращиваете кошачью мяту? — поинтересовался он. — У меня две сиамские кошки. — Я обожаю сиамцев! Я всегда хотела такого, но мама… Она, видимо, вдруг устала, и он предложил посидеть на каменной скамье возле трав, которые, как оказалось, на свой лад довольно приятно пахли. — Где вы живёте, когда вы не на острове? — спросил он. — Маме нравится проводить осень на нашей ферме, праздники — в городе, а зимы — на Палм-Бич. — Вы всегда жили с матерью? — Кроме того времени, когда была в школе. Они несколько мгновений сидели молча, но глаза её блуждали, а мысли были почти слышны. У неё оказалось умное, тонкое лицо, которое чуть портил слишком широкий лоб. Стараясь говорить как добрый дядюшка, он спросил: — Вы думали о том, что вам когда-нибудь захочется завести свой собственный дом? — О, мама не одобрила бы, и я сомневаюсь, наберусь ли я мужества оторваться или сил — принять на себя ответственность. — А свои собственные деньги у вас есть? — Капитал, доверенный папой, — и очень хороший. Попечительница — мама, но он мой по закону. — Вы когда-нибудь помышляли о карьере? — Мама говорит, что я не создана для чего-либо, требующего выполнения обязательств. Она говорит, я дилетантка. — Но у вас ведь есть степень, полученная в колледже. Она застенчиво покачала головой. Он чувствовал — она собиралась сказать: «Мама не считала, что это необходимо», или «Мама считала, что я не смогла бы выдержать напряжения», или «Мама то, мама сё». Щадя её чувства, он встал и сказал: — Мне пора идти домой кормить кошек. Они вернулись на террасу, и Квиллер поблагодарил миссис Эплхардт за приятно проведенный день и интересное знакомство. Неожиданно Элизабет заговорила: — Я отвезу вас домой, мистер Квиллер, и мы захватим с собой свежих трав для повара вашей гостиницы. — Нашего гостя отвезёт домой Генри, — поправила её мать. Отбросив с лица волосы, молодая женщина смело повысила голос: