Энди неохотно подчинился. — Натаниэль Уэст… и Ребекка Уэст. Они в родстве? — Только в сознании Коко. У него «западная[19]» фиксация. Как фамилия того парня в тюрьме округа? — Джейк Уэстрап. — Итак?… — Квиллер пригладил усы. — Только не говори мне, что ты тут усматриваешь связь. Это простое совпадение. — Конечно. Тройное совпадение… Ещё глоточек виски, Энди? Броуди протянул ему стакан и снова бросил взгляд на «лежачий» велосипед, прислонённый к каменной стене. — Что думает Коко по поводу этой вещи? — Он не подходит к ней ближе чем на десять футов. — Этот кот умнее, чем я думал! В эту минуту послышался сигнал рации Броуди. Допив виски, он бросился к дверям, говоря на ходу: — Спасибо! Увидимся! Квиллер последовал за Эндрю на стоянку и слышал, как ему что-то громко сообщали по рации, пока он отъезжал. Луна ярко светила, было тепло, и дул шаловливый лёгкий ветерок. В такую ночь Квиллер не торопился домой. Он обошёл вокруг амбара, размышляя о компасе и двух книгах авторов по фамилии Уэст. У Броуди были основания сомневаться: слишком уж нелепо для рационального ума принять такое, и всё же… Кто мог знать, что происходит в фантастическом маленьком мозгу Коко? Сделав второй круг вокруг амбара, Квиллер услышал настойчивые баритональные завывания. Подумав, что это протест по поводу задержки с ужином, он вошёл в дом, чтобы накормить кошек. Коко то прыгал на ручку двери кладовки со швабрами, то подбегал к окну холла. Значит, вопли были не требованием еды. Это был тонкий намёк на то, что и Коко хочет прогуляться при лунном свете, причём немедленно. Кот весь дрожал от возбуждения, когда на него надевали шлейку. Юм-Юм, питавшая отвращение к ремням, спряталась в одном из своих потайных мест. Пейзаж был освещён причудливым светом полной луны, когда два искателя приключений двинулись по дорожке — Коко восседал на плече у Квиллера, который придерживал его за поводок. Кот видел неуловимые движения в траве и слышал неразличимые звуки в ночном воздухе. Дорогу им перебежал кролик; в другой раз вразвалку прошёл енот. Когда-то в этом лесу обитала большая сова, подражавшая азбуке Морзе, но после того, как построили Центр искусств, она перебралась в более глухое место. Коко любил пройти дозором по ночному зданию Центра, натягивая поводок. Он бродил по студиям, принюхиваясь к разным запахам: здесь пахло скипидаром, чернилами, сандвичами с тунцом. Сегодня Коко задрожал всем телом, когда они приблизились к калитке, а возле Центра искусств он начал подражать дятлу и завёл своё «кек-ке-кек-кек» — в тишине ночи это походило на стрельбу из автомата. От лунного света пустая автостоянка казалась голубой. Когда Квиллер отпер парадный вход, он ощутил сквозняк, как будто где-то было открыто окно. Из главного зала он видел стеклянные двери и пейзаж за ними, залитый лунным светом. Одна дверь была полуоткрыта. С Беверли случился бы сердечный приступ, узнай она об этом, — неважно, что погода была тёплая. Не спуская Коко с плеча, Квиллер прикрыл дверь. Не было необходимости включать свет. Игра светотени в зале завораживала. Лунное сияние превратило пол, стены и мебель в шахматные доски, отбрасывая на них прямоугольники. В эту минуту Коко начал рваться на пол. Приземлившись, он застыл как скульптура, навострив уши. Затем потянул Квиллера в сторону студий. В темноте длинного зала расплескались лужицы лунного молока, просачивавшегося через двери студий. Пол скрипел под ногами, и Квиллеру подумалось: «Новое здание, а полы скрипучие — плохо спроектировано». Вдруг тишину нарушили тяжёлые шаги. Они доносились с лестницы, ведущей в подвал, которая находилась в конце зала. Высокая фигура направилась в их сторону. Квиллер отступил в кабинет менеджера, и одновременно Коко ринулся в противоположную дверь. Поводок натянулся между ними, и незваный гость, споткнувшись об него, растянулся на полу. Коко мгновенно взлетел на спину незнакомцу и впился в неё когтями, угрожающе твердя своё «кек-кек-кек». В ту же минуту Квиллер включил в кабинете свет, надеясь найти какое-нибудь оружие… Вот же оно! Деревянный тотем! Когда лежавший ничком человек попытался подняться, Квиллер огрел его по спине и голове деревянной скульптурой. — Руки за голову! Не двигаться! У нас тут служебное животное, и с ним шутки плохи! Голова опустилась, руки поднялись. Макушка была огненно-красной, совсем как у хохлатого дятла! Придерживая поводок левой рукой и сунув тотем под мышку, Квиллер вернулся в кабинет и набрал девять-один-один. — Мы задержали преступника, сбежавшего из тюрьмы округа… Мы находимся с ним в Центре искусств… на Тревельян-роуд. Пленник затих. Каждый раз, как он пытался пошевелиться, Коко угрожал ему своим «кек-кек-кек» и когтил спину. Через несколько минут тишина огласилась воем сирен; сверкая мигалками, примчались полицейские машины. Квиллер с Коко поспешили уйти по-английски. Они тут больше не нужны. Полицейские получили своего беглеца. На следующее утро пикаксское радио сообщило: «Арестованный, прошлым вечером сбежавший из тюрьмы округа, был сразу же схвачен полицией города и округа в Центре искусств на Тревельян-роуд, где он скрывался. Как подозреваемый в поджоге и убийстве, сегодня он предстанет перед судом». Глава девятнадцатая Днём в пятницу Квиллер шёл по дорожке, чтобы забрать свою газету и почту. Он знал, что Центр искусств закрыт в знак уважения к памяти одной из своих одарённых художниц — закрыт на три дня. Однако на стоянке была одна машина — жёлтый автомобиль с откидным верхом. Беверли Форфар грузила в него коробки. — Что это вы делаете? — осведомился Квиллер. — Похищаете коллекцию? — Я уволилась, — спокойно ответила она. — Для меня это уж слишком! Я возвращаюсь в Центр, где найду спокойную работу в музее. — Ну что же, нам, конечно, жаль, что вы уезжаете, — сказал он. — Однако, если вы считаете, что там вам будет уютнее, нужно ехать, и я желаю вам всего наилучшего… Но нам никогда не найти такого менеджера, как вы. — Спасибо вам, мистер К. Мистер Хаггис обещал присматривать за Центром, пока не подыщут менеджера. И тут у Квиллера возникла блестящая идея. Он спросил: — Вы помните того человека, который выиграл в лотерее инталию «Белизна белого»? Его свояченица забрала её и должна была отправить ему в Сан-Франциско, но обстоятельства изменились. Профессору Фробницу предложили заведовать кафедрой в одном из японских университетов. Он хочет, чтобы инталию подарили человеку, который способен оценить искусство такого высокого уровня. Вы бы не хотели её иметь? Насколько я понимаю, она очень ценная. — О, я была бы в восторге! — вскричала она. — Как мило с вашей стороны подумать обо мне! И какой прекрасный прощальный подарок! Я буду всегда думать о вас, мистер К., глядя на неё. — Когда вы отбываете? — спросил он. — Я могу забрать инталию у его свояченицы и привезти сюда. Вынув инталию из чулана со швабрами и доставив по назначению, Квиллер задумался о событиях, которые заставили Беверли покинуть свой пост: сначала грязь, которая попадала с дороги в Центр искусств, уродливый фермерский дом и ржавый грузовик через дорогу, собаки и цыплята, выбегавшие на проезжую часть… Потом пожар, из-за которого в Центр искусств угодила сажа, в то время как пожарные брандспойты умножали грязь, затем проникновение в Центр ночью, кража рисунков Дафны и несчастье её жизни — Джаспер!.. Компания, забравшаяся в клуб «Вспышка»… Угроза того, что мимо Центра искусств пройдёт кольцевая дорога, по которой будут грохотать грузовики и бензовозы… И, наконец, убийство художницы! Если кто-то и заслуживает инталии стоимостью в тысячу долларов, то это Беверли Форфар. Квиллера закружил вихрь событий в последние недели, и теперь, когда всё кончилось и его помощь больше не требовалась, он ощутил беспокойство. Настал субботний вечер, и у Полли был последний сеанс с Полом Скамблом. Самого Квиллера ожидала маленькая церемония в библиотеке. А пока что он отправился по незапланированным делам. Первая его остановка была в студии Аманды Гудвинтер. — Ну как, всё улеглось в Индейской Деревне? — осведомился он. — Если бы! — прорычала она. — Когда этого кретина арестовали, там остался голодный попугай, и эта проклятая птица вопила нон-стоп тридцать шесть часов! И дело не только в шуме — он так грязно ругался! Сегодня утром в три тридцать я позвонила шерифу домой, вытащила его из постели и сказала: «Или через десять минут вы заберетё эту птицу, которая не даёт никому здесь покоя, или я лично позабочусь, чтобы вас никогда больше не переизбрали! Отдайте его в приют, в реабилитационный центр для попугаев, сделайте же что-нибудь! Но только уберите его отсюда, да захватите с собой арахис, а то он сжует вам руку до локтя!..» Через пять минут примчался помощник шерифа, и с тех пор я даже не слышу скрипа половиц. Оттуда Квиллер отправился в Мусвилл, придумав повод для того, чтобы нанести визит в бутик Элизабет. Владелица порхала по магазину в одеянии из газа и в приподнятом настроении. — Разве это не чудесно! — восклицала она. — «Барбекю» закрыли, и Дерек теперь снова посещает все занятия в колледже! Мне в самом деле жаль Девочку с Бабочками, правда. Дерек сказал, что она была достойной особой, не имевшей никакого отношения к «Барбекю». Я бы занялась продажей её картин, но они слишком дорогие для туристов и слишком серьёзные для яхтсменов… Чем я могу вам помочь, мистер Квилл? — Я бы хотел купить подарок для Полли. Нам нужно кое-что отпраздновать. — Как чудесно! А почему бы не брючный костюм? — предложила Элизабет. — Она их любит, а у меня есть красивый, ручной вязки, шафранового цвета. Очень простой! И очень элегантный! — Я беру его, — сказал Квиллер. На обратном пути в Пикакс Квиллер остановился возле двора с надгробиями, чтобы повидаться с Торнтоном Хаггисом. Белоснежная копна волос сияла, очки в золотой оправе дружелюбно сверкали, но у Торнтона был скорбный вид. — Печальный день для искусства, — сказал он. — И как это её угораздило ввязаться в такое? — Слишком поздно задавать вопросы, — ответил Квиллер. — Её нет, и её репейниц — тоже. — Почему же вы меня не позвали? Я хотел посмотреть, как они взлетят. — Честно говоря, как-то не до того было. — Рэмсботтом наконец-то расплачивается, если это вас утешит. Мои сыновья беседовали с инженером-дорожником. Похоже, двенадцать акров, которые собирались асфальтировать, накрылись. Сто акров, купленные им у Мод Коггин, пойдут с молотка: я полагаю, нужно покрыть судебные издержки. — А вы что-нибудь слышали о расширении кладбища? — поинтересовался Квиллер. — Ведь речь шла о части этих ста акров. — Я думаю, на самом деле сделка ещё не состоялась. Должно быть, новость распространили преждевременно, и сделано это было намеренно… У вас есть время для ланча? — Благодарю вас, не сегодня. У меня есть другая договоренность. Эта договоренность была с библиотекой, где ему предстояло вытащить записочки с именами для кошек, занявшие первое место на конкурсе. В библиотеке человек сто, если не больше, дожидались решения этого вопроса. Квиллер занял своё место за столиком библиографа, на котором стояли две коробки с записочками и возлежал в небрежной позе кот. — Традиция требует, — объявил Квиллер, — чтобы мы вытащили три имени, и третье будет победителем. Все согласны? — Да! — закричали собравшиеся. Никогда ещё такие шумные возгласы не сотрясали стены храма информации. Квиллер перемешал содержимое коробки и вытащил первый клочок бумаги: Берта. Из толпы донёсся разочарованный возглас. Следующей была записочка с именем Минни К., и зазвучало уже несколько голосов, полных сожаления. Минни К. была заметной фигурой в истории Мускаунти, но это длинная история; литера «К» обозначала фамилию Клингеншоен.