Давно назрела необходимость расширить Пикаксское кладбище. Теперь это стало возможно благодаря тому, что внезапно появился подходящий участок: четыре акра в юго-восточном углу на пересечении Тревельян-роуд и Кладбищенской дороги. Вчера вечером городской совет проголосовал за то, чтобы купить эту землю по 6000 долларов за акр. Представитель городского совета сказал: «Этот участок соответствует специфическим требованиям к кладбищу: расположен на высоком месте, не каменистый, примыкает к кладбищу и удалён от городского уличного движения, и на обочинах много места для парковки транспорта, участвующего в похоронных процессиях». В отличие от нынешнего кладбища, где много памятников, новый участок будет мемориальным парком. «Мы следуем в русле современной тенденции расширять газоны, — сказал представитель городского совета. — Мемориальные доски над могилами будут располагаться среди травы. Скорбящие семьи будут черпать утешение в безмятежности сплошного красивого газона. Его проще стричь, а значит, мы обеспечим парку лучший уход за более низкую цену». Квиллер в раздражении подергал себя за усы и поехал прямо в студию Аманды Гудвинтер. Войдя к ней, он помахал газетой. — Я голосовала против, — сердито заявила она, выскочив из-за стола. — По шесть тысяч за акр! Догадываешься, сколько заплатила за землю эта крыса? Бьюсь об заклад, что он дал бедной женщине не более одиннадцати сотен за акр! — Ты знаешь, кто это? — Конечно знаю! И я бы не доверила этому ворюге даже подержать своё мороженое! — Эта собственность записана на имя его жены. — Естественно! — Он обещал миссис Коггин, что будет выращивать на её земле рожь. Быстро же он передумал! — И я бы не поручилась, что это не он поджег её дом, дабы ускорить дело! — Рискованное заявление, Аманда! — Плевать! — А есть шанс провести расследование? — Нет! У него в руках все, включая мэра. Даже Скотт Гиппел проголосовал за сделку с кладбищем. А знаешь почему? Он получил предложение продать округу целую армию асфальтовых катков и снегоуборочных машин! — Я где-то слышал, что этого Как-его-там когда-то обвинили в том, что он разбавлял у себя в баре спиртное. — Без комментариев! — процедила Аманда, скрестив на груди руки. — Но оказалось, что виновен бармен. — Без комментариев! Уже на пороге Квиллер спросил более непринужденным тоном: — Предвкушаешь великий матч завтра вечером? — Отнюдь! Но кто-то же должен этим заниматься, — ответила она ворчливо. Как одна из местных «знаменитостей», Аманда должна была «добавить блеска» орфографическому матчу. Все в Пикаксе знали, что она пойдёт куда угодно и сделает что угодно, чтобы добыть голоса или сделать рекламу своей студии. Прежде чем отправиться домой, Квиллер купил ещё три гвоздики. Цветочница сгорала от любопытства, хотя и воздержалась от вопросов. Он вернулся к своему пикапу как раз в тот момент, когда послышалось завывание сирен и по Мейн-стрит промчались полицейские и пожарные машины. Они неслись впереди него, когда он ехал по Парковому кольцу. И тут он увидел дым — тонкий столб вздымался в небо слева от Квиллера, — и полицейские и пожарные машины остановились. Движение транспорта в северном направлении было перекрыто. Квиллер припарковался перед магазином, оставив на лобовом стекле под «дворником» свою карточку с надписью: «Пресса», и побежал к месту скопления машин и народа. Перед зданием библиотеки маршировала дюжина демонстрантов с плакатами. По-видимому, они недурно проводили время. Зрители смеялись, даже полицейские и пожарные прятали ухмылки. Надписи на плакатах кричали: «Вытащите вилку из розетки!», «Долой компьютеры!», «Верните нам старый каталог!» А струйка дыма тянулась от костра во дворе за библиотекой, где протестующие сжигали свои читательские билеты. Квиллер, и сам питавший нежность к старому каталогу на карточках, сочувствовал демонстрантам, зная, что их протест ни к чему не приведёт. Помощница Полли стояла на верхней ступеньке, не зная, как реагировать. Очевидно, средства массовой информации были предупреждены: в толпе мелькал Роджер Мак-Гилеврэй со своей камерой, а репортер «Голоса Пикакса» брал интервью у волонтеров и читателей. Поспешив обратно к своему пикапу, Квиллер извинился перед владельцем магазина за то, что припарковался перед его витринами, и был немедленно прощён: никто никогда не отказывал в снисхождении наследнику Клингеншоенов. Чтобы не стоять в пробке и не тащиться вокруг Паркового кольца как улитка, он развернулся и поехал домой через Тревельян-роуд. Заметив на автостоянке перед Центром искусств машину Торнтона, Квиллер вошёл в здание и увидел седовласого волонтера за столиком в холле. — Что вы здесь делаете? — осведомился Квиллер. — Заставляю, посетителей вытирать ноги, отвечаю на вопросы и пытаюсь завлечь их в наши ряды и содрать с них деньги. А позвольте спросить в свою очередь, что делаете здесь вы? — Направляюсь домой после того, как стал свидетелем удивительного действа: добровольные помощники пикетировали здание библиотеки, протестуя против автоматизации, а читатели жгли свои читательские билеты. — Невелика потеря: в любом случае все мы скоро получим новые пластиковые карточки взамен… Вы читали новости о кладбище на первой полосе? — Разумеется! Почему бы вам не заглянуть в амбар, когда закончите здесь свои дела? Мы бы это обсудили. Когда наконец прибыл Торнтон, они устроились с чашками кофе в библиотеке. Камнерез произнёс целую речь: — Итак, отцы города дарят скорбящим семьям мемориальный парк! Я три десятилетия работаю на скорбящие семьи, и я не думаю, что они получат большое утешение от четырёх акров хорошо подстриженного газона! Что им нужно, так это кельтский крест высотой десять футов или гранитная плита с трогательной надписью, вырезанной на полированной поверхности. Вот это действительно настоящий мемориал, который можно увидеть, к которому можно прийти, и поговорить с ним, и показать его своим внукам. Да ещё, быть может, скамеечка, чтобы присесть, предаться воспоминаниям и подумать. — Вы когда-нибудь видели традиционное кладбище в предвечерний час? — сказал Квиллер. — Все памятники смотрят на запад, их освещает солнце. Такое зрелище вызывает эмоции. Разве это ушло в прошлое? — Похоже на то. Мы всё реже получаем заказы на надгробия и всё больше занимаемся песком и гравием. Вы знаете, кто продал землю городу? В газете не было названо имя. — Честер Рэмсботтом, хотя собственность записана на имя его жены. — Эта старая акула! Несомненно, он купил участок практически даром. — Торнтон перевёл взгляд на старинный столик. — Это у вас шашки? Не думал, что вы в них играете. В шахматы — может быть, но не в шашки. — Это просто интересный раритет, — объяснил Квиллер. — Я покупаю старые вещи, которые мне приглянулись. Хотите взглянуть на компас семнадцатого века? Сокровище хранилось в ящике письменного стола — подальше от любопытных глаз и лап. Квиллер достал компас и положил на стол. — Идите сюда и посмотрите на него при свете лампы. У него тут есть прелюбопытная деталь. Коко решил, что приглашение относится и к нему, и они втроём принялись рассматривать картушку компаса, которая дрожала и вращалась под стеклом. — Когда она остановится, то будет указывать на столовую — там север. Компас произвёл впечатление на Торнтона. — Только представьте себе — такая хрупкая вещь, и сохранялась все эти годы! У меня есть новёхонький пластмассовый компас, который никуда не годится. Раньше умели делать хорошие вещи, а теперь разучились! Коко украдкой приближал свой нос к странному предмету. Квиллер за ним наблюдал. Нос дернулся, усы подались вперёд; картушка снова двинулась. Через несколько секунд Полярная звезда уже указывала на кухню. — Это же запад! — воскликнул Торнтон. — Так вот что вы называете животным магнетизмом! Как вы это объясните? — То, что делают кошки, невозможно объяснить, — ответил Квиллер небрежно. Вообще-то ему хотелось посекретничать с кем-нибудь относительно сверхъестественных талантов Коко. Он взял на руки кота, который извивался и протестовал, и стрелка вернулась на север. — Попытайтесь проделать это с кошечкой, — предложил Торнтон. Юм-Юм посадили на письменный стол, и она проявила интерес к блестящей бронзовой инкрустации, но проигнорировала сам прибор. — А теперь ещё раз попробуйте с вашим мальчиком! И снова нос Коко сработал: картушка медленно двигалась, пока звезда не стала указывать на север. — Всё, я отправляюсь домой, — заявил Торнтон. — От этого попахивает спиритизмом! Вы дадите письменные показания под присягой, Квилл? А то жена ни за что мне не поверит! — Не уходите, не взглянув на бабочек Фебы. Они наверху. Они поднялись по лестнице в сопровождении сиамцев, которые размахивали хвостами, как флагами. В комнате для гостей две репейницы порхали по своей темнице, а три другие, задержавшиеся на стадии куколки, прикрепились к «потолку» коробки. Юм-Юм волновалась больше всех: она знала, что это насекомые, а насекомые были по её части. Коко скучал. На его посиделки в павильоне слетались все птицы леса, так зачем ему какие-то бабочки? На Торнтона репейницы произвели впечатление, и он сказал, что купит гусениц для внуков. Когда они шли к машине Торнтона, Квиллер спросил: — Феба сегодня была в студии? — И не показывалась. Надеюсь, она не струсила из-за орфографической игры. Какой-то у неё необычный вид. — Мотыльковый, — сострил Квиллер. — Пожалуй. Проводив гостя, Квиллер сел поразмыслить. Ему нужно было многое обсудить с Ролло Макби: мистификацию «Нозерн лэнд импрувмент»; покупателя земли Коггин, которым оказался Рэмсботтом, а не «XYZ»; продажу участка городу по шесть тысяч долларов за акр; а также всё усиливающиеся сомнения относительно порядочности члена окружной комиссии.