Пересекая вместе со всей командой площадь, Грей рассматривал Кёльнский собор, или Дом, как его еще называли местные жители. Собор был подсвечен наружными огнями, и от этого на его поверхности происходила причудливая игра серебра и теней. Большая часть западного фронтона представляла собой две массивные башни, между которыми располагался главный вход в собор. Башни были увенчаны похожими, как близнецы, шпилями с крестами на верхушках. Друг от друга их отделяли считанные метры. Стрельчатые окна башен смотрели на ночное небо, приютившее ущербную луну. – Выглядит так, словно свет включили специально для нас, – заметил Монк, кивнув на освещенный собор и поправив на плече рюкзак. Чтобы не привлекать к себе внимания, они были одеты во все темное, но под одеждой каждый из них был облачен в костюм с жидкой броней. Их черные рюкзаки были набиты необходимым снаряжением, а также оружием, полученным от агента ЦРУ, встретившего их в аэропорту. У каждого из них было по два компактных пистолета «Глок М-27», заряженных специальными патронами 40-го калибра с полой головной частью и оснащенных тритиевыми прицелами ночного видения. У Монка помимо этого был помповый дробовик серии «скаттерган» с патронами, в которых находилась волчья картечь. Это оружие было пристегнуто к его левому бедру и скрыто от посторонних глаз длинной курткой. Разработанное специально для такого рода операций, компактное, как и сам Монк, оно было снабжено инфракрасным прибором ночного видения системы «Гостринг» для боя в условиях пониженной видимости. Кэт предпочитала более прозаические орудия убийства. В разных местах на ее теле было спрятано восемь метательных ножей, причем до каждого из них можно было дотянуться из любого положения, едва пошевелив пальцами. Грей взглянул на свои водонепроницаемые часы фирмы «Брейтлинг». Светящиеся стрелки показывали четверть третьего утра. Они добрались даже быстрее, чем он рассчитывал. Идя через площадь, Грей внимательно приглядывался ко всем темным уголкам, высматривая возможную опасность, однако все, похоже, было спокойно. В будний день, да тем более в столь поздний час, площадь была практически безлюдной, если не считать нескольких прохожих. Причем некоторые из них заметно пошатывались, и это наводило на мысль о том, что они недавно встали из-за столиков близлежащих пивных баров. Зато повсюду виднелись свидетельства того, что всего несколько часов назад здесь бродили целые толпы: на парапетах лежали букеты цветов, оставленные людьми, приходившими помянуть близких, на брусчатке валялись бутылки из-под пива, брошенные неряшливыми туристами. Мемориальные ниши были облеплены оплавившимися свечными огарками, а рядом с некоторыми из них стояли фотографии погибших. Кое-где свечи продолжали гореть, и в ночи они казались еще более одинокими и печальными. В соседней церкви, залитой светом свечей, шла всенощная заупокойная служба, и на большом экране в режиме реального времени транслировалось обращение Папы. А вот в соборе никого не было. Вход в него был закрыт для всех посторонних. Спутники Грея, как и он сам, настороженно смотрели по сторонам. Они не хотели рисковать попусту. Перед собором стоял закрытый грузовик для перевозки людей, на борту которого крупными буквами было написано: «ПОЛИЦИЯ». Это была передвижная лаборатория судебно-медицинской экспертизы. Уже после приземления Логан Грегори, заместитель директора по оперативной работе и второй человек в «Сигме», по телефону проинформировал Грея о том, что все немецкие специальные службы в полночь были удалены из собора, но вернутся ровно в шесть часов утра. До этого времени собор полностью в их распоряжении. Впрочем, не только в их. При их приближении одна из боковых дверей собора отворилась. В дверном проеме, освещенная сзади, стояла высокая худая фигура. Рука поднялась в приветственном жесте. – Монсиньор Верона, – едва слышно прошептала Кэт. Сказав что-то двум полицейским, оставленным здесь для того, чтобы не допускать зевак на место преступления, священник снова сделал призывный жест рукой. Трое американцев вошли следом за ним в открытую дверь. – Капитан Брайент, – с теплой улыбкой проговорил монсиньор. – Несмотря на трагические обстоятельства нашей нынешней встречи, я очень рад снова видеть вас. – Благодарю вас, профессор, – ответила Кэт, возвращая ему столь же искреннюю улыбку. Ее лицо смягчилось впервые за последнее время. – Называйте меня, пожалуйста, Вигор. Они вошли в вестибюль собора. Монсиньор плотно прикрыл дверь и запер ее на ключ. Грей чуть ли не кожей чувствовал на себе изучающий взгляд этого человека. Вигор был примерно такого же роста, но более сухощавый. Его волосы с проседью были зачесаны назад и слегка кудрявились. Тщательно подстриженная эспаньолка, черные джинсы, черный свитер с вырезом на груди… Только белый крахмальный воротничок выдавал в нем священнослужителя. Но наибольшее впечатление на Грея произвели его глаза: острые, не упускающие ни единой мелочи. Несмотря на внешнюю приветливость, в нем чувствовалась стальная, туго натянутая струна. Под его пронизывающим взглядом напрягся и распрямил плечи даже Монк. – Проходите, – сказал Вигор. – Мы должны начать работу как можно скорее. С этими словами он подошел к дверям, ведущим в неф, открыл их и провел гостей внутрь. Когда они оказались в центре собора, Грея поразили две вещи. Во-первых, запах. Несмотря на то что в воздухе все еще было разлито благоухание фимиама, тут также ощущалась вонь чего-то горелого. Но не только это привлекло внимание Грея. Со скамейки навстречу им поднялась женщина. Она была похожа на молодую Одри Хепбёрн: белоснежная кожа, короткие черные волосы, разделенные пробором и заправленные за уши, и глаза цвета карамели. Женщина не улыбалась. Она обвела взглядом пришедших, и ее глаза чуть дольше задержались на Грее. Он сразу почувствовал фамильное сходство между ней и монсиньором, причем не благодаря внешней похожести, а из-за того, что у женщины был такой же пристальный, изучающий взгляд. – Моя племянница, лейтенант Рейчел Верона, – представил ее Вигор. Церемония знакомства не заняла много времени. И хотя никакой враждебности по отношению друг к другу американцы и итальянцы не ощущали, они все же представляли собой два отдельных лагеря. Рейчел держала пришельцев на расстоянии вытянутой руки, словно в любой момент, если понадобится, была готова достать свой пистолет. А он у нее был. В наплечной кобуре под пиджаком женщины Грей заметил 9-миллиметровую «беретту». – Надо приниматься за дело, – сказал Вигор. – Ватикану удалось на несколько часов предоставить собор в наше распоряжение под предлогом того, что после произошедшей здесь кровавой драмы его нужно очистить от греха и освятить. Монсиньор повел их по центральному проходу. К церковным скамьям были прикреплены карточки с именами тех, кто сидел на том или ином месте и погиб во время теракта. Повсюду валялись желтые пластиковые полоски-маркеры, отмечавшие местоположение стреляных гильз. Сами гильзы давно забрали эксперты, а маркеры остались. Грей перешагивал через нарисованные мелом на полу силуэты человеческих тел. Кровь уже смыли, но она успела впитаться в полоски известкового раствора между каменными плитами пола. Грей окинул помещение взглядом, пытаясь вообразить, какое зрелище предстало взгляду людей, первыми вошедших сюда после устроенного здесь побоища: повсюду мертвые, обезображенные тела, в воздухе стоит запах горелой плоти и вскипевшей крови. Он впитался в каменные стены, как и запах боли, и Грей почти физически ощутил это зловоние. По его телу побежали мурашки. Он все-таки оставался католиком, и подобного рода убийство встревожило его в значительно большей степени, чем любое другое. Это был прямой сатанинский вызов Богу. Может, это и являлось мотивом преступников? Монсиньор заговорил, и головы всех присутствующих повернулись к нему. – Вот здесь нашли уцелевшего юношу, – проговорил он, указывая на исповедальную кабину, стоявшую возле северной стены. Джейсон Пендлтон. Единственный выживший. Грей испытал мрачное удовлетворение оттого, что не все находившиеся здесь прихожане погибли в ту страшную ночь. Нападавшие промахнулись. Значит, они были способны допускать ошибки. Значит, они – обычные люди. Он стал анализировать эту внезапно мелькнувшую у него в голове мысль. Пусть произошедшее здесь было поистине демоническим актом, но рука, совершившая его, была человеческой. А любого человека можно поймать и наказать. Они дошли до возвышения с алтарем из мраморных плит и предназначенным для архиепископа троном с высокой спинкой. Вигор и его племянница осенили себя крестным знамением. Вигор преклонил одно колено, но тут же снова встал и провел их сквозь калитку в алтарном ограждении. Там тоже находились маркеры и пометки, указывающие места, куда угодили пули. Секция церковных скамеек справа была заклеена полицейской лентой, перекрывавшей вход в нее. На помосте, завалившись набок, лежал золотой саркофаг, отбивший при падении одну из каменных плиток. Крышка от него валялась чуть ниже на ступенях. Грей снял с плеча рюкзак и опустился на одно колено. Золотая рака в целостном виде изображала собой миниатюрную церковь со стрельчатыми окнами. Выгравированные на золоте картины из жизни Христа – от поклонения волхвов до бичевания и распятия – были инкрустированы рубинами и изумрудами. Грей надел резиновые перчатки. – Именно здесь хранились кости? – спросил он. Вигор кивнул: – Начиная с тринадцатого столетия. Кэт присела рядом с Греем. – Я вижу, криминалисты уже искали тут отпечатки пальцев. – Да, но ничего не нашли, – сказала Рейчел. Монк окинул взглядом собор. – А что-нибудь еще они забрали? – Была проведена полная инвентаризация, – пояснила Рейчел. – Мы уже опросили всех работающих в храме, включая священнослужителей. – Возможно, мне придется побеседовать с ними еще раз, – пробормотал Грей, продолжая осматривать саркофаг. – Их квартиры расположены на другой стороне соборного двора, – снова заговорила Рейчел, но теперь в ее голосе зазвучали стальные нотки. – Никто из них ничего не видел и не слышал. Но если вам угодно попусту тратить время, пожалуйста. Грей поднял на нее глаза. – Я сказал – возможно. Она встретила его взгляд, не моргнув. – А мне казалось, что это расследование мы будем проводить совместно. Если же мы начнем на каждом шагу перепроверять работу друг друга, то ничего не добьемся. Грей устало вздохнул. Расследование только началось, и вот – уже трения по поводу того, кто тут главный! Вигор положил руку на плечо племянницы. – Уверяю вас, что допрос был тщательнейшим. Кроме того, я сомневаюсь, что вам удастся выудить какие-нибудь дополнительные сведения у моих коллег, у которых привычка держать рот на замке зачастую перевешивает доводы здравого смысла, тем более когда вопросы задает человек, на котором нет белого церковного воротничка. В разговор вступил Монк: – Все это хорошо и прекрасно, но, может, кто-нибудь ответит и на мой вопрос? Все повернулись к нему. По его лицу бродила кривая ухмылка. – По-моему, я спросил, не было ли похищено что-нибудь еще? Грей с облегчением почувствовал, что внимание переключилось с него на Монка. Друг, как всегда, прикрывал его тылы. Дипломат, закованный в броню. Рейчел буравила Монка пронзительным взглядом. – Как я уже сказала, ничего больше… – Да, благодарю вас, лейтенант, но я хотел спросить, хранятся ли в соборе еще какие-нибудь реликвии. Есть ли тут какие-нибудь другие реликвии, которые похитители не взяли с собой. Рейчел смущенно умолкла. – Просто то, что воры оставили, может оказаться столь же информативным, как и то, что они похитили, – пояснил свою мысль Монк. Напряжение и злость покинули лицо женщины, и она явно расслабилась. Грей едва заметно усмехнулся и покачал головой. И как только это у него получается? Монку ответил монсиньор: – Сбоку от нефа находится сокровищница. В ней хранятся реликвии из романской церкви, стоявшей некогда на этом самом месте: посох и цепь святого Петра, а также два обломка креста, на котором был распят Спаситель, посох священника четырнадцатого века и священный меч пятнадцатого столетия, инкрустированный драгоценными камнями.