С этим убеждением он стал ждать ее. Впрочем, кое-что изменилось – теперь, думая лишь о ней, он наплевал на остальных, пренебрегая ими всячески. Он закидывал их могильные ямы землей с равнодушной миной и больше не наведывался по ночам в часовню. Склеп простаивал впустую. Глэдис Пасчик уехала в колледж, вернулась домой на неделю на Рождество, а затем еще раз – на Пасху. И Стив оставался верен ей все это время. – Она придет, – твердил он. Во время Пасхи Глэдис еще раз вышла на кладбище. Пала целая группа новобранцев из близлежащего военно-тренировочного лагеря – женский клуб взялся ухаживать за этими могилами. Так получилось, что Стив застал ее там. Было очевидно, что Глэдис испытывала то же чувство страха, которое охватывало всех женщин, когда Стив был рядом. Но она была студенткой колледжа, пусть застенчивой, зато свободной и образованной. И она знала, что все суеверия суть глупости. Поэтому однажды она твердым шагом подошла к Стиву и заговорила с ним. Ян Олислагерс видел, как она заставляла себя говорить с ним спокойно, адресуя ему совершенно невинные вопросы о солдатских могилах. Бедный Стив едва в обморок от них не падал, стоя притом ровно, с руками по швам, точно вкопанный телеграфный столб. Но, несмотря на это, руки студентки дрожали, и она вздохнула с облегчением через несколько минут, пожелав ему хорошего вечера и удалившись. – Что она тебе сказала? – поинтересовался фламандец, когда Стив пробрел мимо. – Она придет… – только и пробормотал могильщик. Но, похоже, Глэдис Пасчик не торопилась с «прибытием». Она хранила безупречное здоровье, и ее походка оставалась все такой же твердой и легкой. Ян Олислагерс мало-помалу терял к своему временному подопечному интерес, ведь прежде лишь тайна Стива вносила какое-никакое разнообразие в быт той глухомани, где он не по своей воле застрял. Однажды он попытался поколебать глупую преданность Стива, в красках живописав красоту покойницы, нынче лежавшей в часовне. Стив выслушал его и пожал плечами: мол, какое ему до того дело? Однажды Ян Олислагерс вернулся из города и сказал ему, что видел «девку Глэдис» с каким-то моложавым капитаном. Она якобы помолвлена и скоро выйдет замуж. Ни слова из этого не было правдой, но он хотел пробудить ревность Стива. Тот оставался совершенно равнодушным – это его ничуть не интересовало. Она могла бы поцеловать другого, отдаться другому. Но она все равно перейдет к нему. И фламандец понял: Стив любил Глэдис Пасчик, о да! Но, только умерев, та могла стать для него той самой, единственной. Он ждал ее всю долгую зиму, всю весну и лето. Он оставался верен ей и ради нее постился и отказывал себе в удовольствиях жизни. Она должна была прийти к нему вскоре – в том могильщик был железно уверен. И Глэдис Пасчик пришла. В конце того лета, в самый последний год войны, по континенту распространилась эпидемия хвори, которую люди прозвали испанкой. В газетах писали, что это был обычный грипп, просто очень заразный. Многие трупы обретали зловещий черно-синий оттенок, и об этом в газетах предпочитали молчать, хотя все знали и так: люди умирали повсюду, и у могильщиков хлопот было невпроворот. Земли египетские испанка тоже не обошла стороной, явившись и в Андернах. Штат Павлачека по просьбе последнего укомплектовали сотней солдат – те пилили доски, наспех сколачивали гробы, разъезжали по городу на повозках, собирая трупы, рыли и закапывали могилы. Работа кипела день и ночь без перерывов. И Стив, и Майк, и остальные – каждый был в ответе за дюжину американских солдат. Солдатня – ребята шумливые, гораздые на песни; тихое прежде кладбище оглашалось ревом их луженых глоток. Их песни звучали не слишком-то патриотично: Если ты – грязный, голодный, Если не знаешь, как быть, В армию, парень! К погонам! Там ты научишься жить. Если же девка-зазноба От Джона-ублюдка родит, В армию, парень! Попробуй! Весел убогий наш быт! Старый склеп был переполнен, как и часовня; гробы постоянно вносили внутрь и выносили другие. Больше не было мира и покоя. Ян Олислагерс подумал, что, возможно, тихая тюремная камера была бы лучше. Но Стив знай себе улыбался – раз великая смерть пришла, значит, и его Глэдис придет, не может не прийти. Каждое утро и вечер, когда фламандец читал газету, ему приходилось просматривать некрологи и читать их вслух. Имя своей возлюбленной Стив запомнил наизусть. И все же далеко не на этих страницах Олислагерс нашел-таки в конце концов ее имя – нет, оно было вынесено на передовицу. В газете разместили целую статью о Глэдис, наделав в Андернахе шуму. Она приболела, значилось там, и поначалу никаких серьезных симптомов замечено не было. Но к вечеру девушка была уже мертва, зачахнув буквально за часы. Стив, едва узнав новости, пришел в страшное волнение, нарастающее поминутно. Строжайший приказ санитарного надзора гласил: все трупы должны быть как можно скорее вывезены из домов. Значит, уже скоро он увидит ее! Но вот прошли утро, день, вечер… Затем, после десяти часов, старый Павлачек наведался в склеп. – Майк! Стив! – позвал он. Стив поставил кипящий чайник, его руки дрожали. – Она идет, – прошептал он благоговейно, – идет! Он был прав. Процессия из города уже надвигалась. Влияние Пасчика в городе было столь велико, что волею своей он смог сделать возможным то, чего никогда прежде не бывало: устроить ночную службу в часовне. Помещение требовалось срочно очистить; старик позвал Стива с собой, а Майка отправил за дюжиной солдат в лагерь, наскоро сооруженный прямо у кладбищенских ворот. Они вынесли гробы из часовни в склеп, сложили их там по три или четыре, кладя друг на друга штабелями. Наконец подтянулись скорбящие, одна машина за другой. Они выгрузили гроб, который уже был закрыт. Стив хорошо знал его: это был дорогой гроб, богато украшенный серебром, тот самый, который годами выставлялся в витрине конторы похоронного бюро в городе. Теперь он наконец нашел покупателя, и Стиву казалось, что так и должно быть и что никому другому в городе не позволено покоиться в этом гробу. Но служба еще не была готова. Им пришлось ждать сперва священника, потом делегацию из женского клуба, потом еще кого-то: машины без устали сновали в город и обратно. Было уже больше двух часов ночи, когда они только начали; действо продлилось долго. Стив стоял с Яном в дверях часовни и ждал. Вдруг, повернувшись, он произнес: – Я должен подготовить цветы. – Она уже сказала тебе какие? – уточнил Олислагерс. Стив кивнул: – Да. Гладиолусы. Много гладиолусов. Исчезнув ненадолго, пылкий влюбленный вернулся с полной охапкой цветов. Их он спрятал у ворот, под каменной лавкой. – Они еще не закончили? – последовал с его стороны нетерпеливый вопрос. Ян покачал головой. Оратор сменял оратора; эта заупокойная служба, казалось, не окончится никогда. Но вот снаружи показался священник; он сел в первую машину вместе с родителями усопшей. За ним, одуряюще медлительно, часовню принялись покидать все остальные. Им еще пришлось ждать, когда машины вернутся из города – развести их по домам. Стив был так взволнован, что не мог устоять на месте и секунды, постоянно говорил сам с собой. Его необычное поведение становилось делом вопиющей очевидности. – Ступай посиди на скамейке, дружище! – посоветовал ему фламандец. – Я подожду тут, и когда последний гость уйдет – позову тебя. Ян Олислагерс сел на лавку рядом с воротами кладбища, откуда прямо на часовню открывался хороший вид. На его глазах в экипаж забрались последние члены делегации от женского клуба; вскоре пара солдат занесла какой-то ярко-желтый ларь в машину и уехала с ним. Директор химзавода прошел совсем рядом с ним и не узнал его. Затем старый Павлачек приковылял к нему. – Все ушли, слава те хосподи, – пробурчал он. – Запри ворота, Майк. Выполнив поручение, Ян направился прямиком к скамейке. – Часовня пуста, Стив! – позвал он. – Пойдем, она уже ждет! Стив поднялся с места, чуть пошатываясь. – Я хочу… – начал было он и осекся. – Чего ты хочешь? – мягко спросил фламандец. – Она х-хочет этого. Он-на… – заикаясь, выдавил Стив. – И чего же она хочет? – Не в часовне… не в склепе. В… в нашей комнате. Олислагерсу такое желание совсем не понравилось. Он очень устал и хотел часа два поспать, хотя бы попытаться. Но глаза Стива умоляли прямо-таки по-ребячески. Тогда Ян хлопнул его по плечу: – Хорошо, Стив, будь по-вашему! Только побыстрее – смотри, уже почти рассвело! Я принесу тебе цветы! – Спасибо, герр, спасибо! – воскликнул Стив. Пока могильщик бежал, окрыленный, в часовню, фламандец подбирал гладиолусы. Он снес их в комнату-пристройку и разбросал по полу и кровати Стива. Свою же койку Ян придвинул вплотную к стене. И вот Стив пришел, побиваемый крупной дрожью, с пустыми руками. – Что случилось? – спросил Олислагерс. И Стив шепотом сообщил: – Гроб пуст! Фламандец на мгновение задумался. Ах, вот оно что, вот что сделали солдаты! Большой красивый гроб, украшенный серебром, был всего лишь выставочным экспонатом; тело покойной было спрятано в сундуке! Очевидно, ее собирались похоронить где-то в другом месте. Ян рассказал об этом Стиву. Тот сначала не понял – пришлось повторить дважды, пока до него не дошло. – Тогда где? Где? – вопросил он. – Где она будет похоронена?