— Выяснить это – твоя работа, — проурчала мягко Карма. — Я всего лишь передаю сообщение. Потом я сказал ей, что не понимаю, почему должен верить хоть единому слову из ее трогательного рассказа, и поинтересовался: — Кто сделал тебя духовным лидером? Карма вздохнула и уселась на задние лапы, подобрав под себя передние так, что теперь они напоминали свитки рисовой бумаги. — Я родилась бирманской, — объявила она, наконец. — Это я уже слышал. Последовал еще один вздох. Несомненно, она выражала свое раздражение относительно моего невежества, или – что, скорее всего – моей неспособностью впечатлится ее родословной. — Мы – священные кошки. — Как мой приятель Моисей из еврейского дома? — Из более восточного «дома», — пояснила Карма с обычным пренебрежением. — Мы священные коты Бирмы и компаньоны священников храма Лао-Цун, которые поклоняются золотой богине с голубыми глазами. Ее зовут Цун Кян Ксе. — Давно? — не мог не спросить я вкрадчиво. Все эти иностранные словечки звучат, как китайское меню. — Время это сон за закрытыми окнами древнего дома, — ответила Карма презрительно и нараспев. Но что данная фраза означала, я понятия не имел. Может, это одно из выразительных восточных стихотворений, что называются хокку и не имеет абсолютно никакого смысла. Карма продолжала петь: — Однажды, — предположительно в далекой-далекой стране в давние-давние времена, подумал я, — злые люди напали на храм и убили главного священника, который медитировал перед статуей золотой богини с голубыми глазами. — Белоснежный кот священника, которого звали Синх, положил лапы на тело своего мертвого господина. Повинуясь его взгляду, монахи смогли одолеть своих противников. Вспоминаю слова, которые я когда-то услышал: «Если он будет белым, то укусит». И мой опыт, должен сказать, подтверждает это высказывание, особенно если дело касается питбулей. Голос Кармы продолжает литься и журчать. Урчание усиливается, словно слезливый саундтрек из фильма «Бенджи» (Американский фильм 1974 г. про собаку по кличке Бенджи): — Когда он положил лапы на тело священника, шерсть кота стала золотой, как у богини, а кончики лап остались белоснежными. Его морда, уши и хвост окрасились в цвет земли, а желтые глаза обратились в небесно-голубые. Семь дней и ночей Синх оставался пред богиней, отказываясь от еды и питья, а затем умер. Ой-ой. Кажется, у этого парня было просто смертельное желание оставаться там и медитировать, что не удивительно, конечно. Карма, тем не менее, не может читать мои мысли. Возможно, потому что они слишком близки ей, или может, она не хотела снисходить до такого, как я. Так что она продолжала историю своего сверхъестественного происхождения. — Синх забрал с собой в рай душу священника. Позже, в главном зале храма собрались сотни белых котов, где они приняли тот же облик, что и Синх. С тех пор у бирманских кошек золотой мех богини, ее сапфирово-голубые глаза, и чистые белые «перчатки» в знак победы над злом и смертью. Карма подняла белый кончик свой лапы, чтобы я мог лучше его рассмотреть. — Ну что же, — сказал я. — Трогательная история. Мои собственные предки имели множество страшных тайн, уходящих корнями в далекое Средневековье. Таких как преследовали за нашу расцветку и подозревали в сговоре с людьми, обладающими сверхъестественными способностями. Вы, бирманские, по сравнению с нами еще легко отделались. Лично я не могу представить себя в качестве изнеженного компаньона какого-то священника. Созерцательная жизнь явно не для меня. Карма пожала плечами. — Это же очевидно, — сказала она тоном Ее королевского величества. Эта цыпочка совершенно точно живет прошлым, что не делает честь ее способностям в предсказывании будущего. Но даже несмотря на свою кхм… экзотическую манеру общаться, она все же остается милой винтажной куколкой. Я подумал, что совсем не повредит поразнюхать, что делается в нашем славном Лас-Вегасе, нет ли каких необычных мест, кроме этих страшных питомников, где множество котов томятся в ожидании предстоящей катастрофы, которую с таким удовольствием предсказывала Карма. Глава 7 Действуй, сестра Так как на работе помимо Мэтта было всего двое его коллег, неудивительно, что телефоны «Контакт» звенели, не переставая, прямо как пятицентовые монеты в казино отеля «Сахара» ночи напролет. Сидя под ослепляющим светом ламп, наблюдая за танцующими точками на потертой плитке, в ожидании, что вот сейчас кто-нибудь позвонит и скажет: «Поздравляем, вы выиграли миллион!», Мэтт частенько думал, что все это напоминает азартную игру. Во всяком случае, сейчас он чувствовал себя загипнотизированным всем этим непредсказуемым ритмом: странная тишина в его кабинке и бормочущие голоса вдали, неожиданно прерываемые резким звонком, и вот он пускается в скач – мысли, разговоры, осуждения, догадки, убеждения. Будучи универсальной горячей линией, «Контэкт» принимал всех. В 20:15 он убедил жертву изнасилования – «выжившую», безжалостно поправил Мэтт – обратиться в пункт первой помощи после того, как объяснил ей, чего стоит ожидать. В 21:00 позвонил Туфельный Фрик. Вообще-то, это была женщина, судя по стилю общения закончившая институт с отличием. Академическим тоном она рассуждала о всемирном преступном заговоре обувных компаний. Она обвиняла их в попытках уничтожения женских ног туфлями на высоких каблуках. Самостоятельно проведенное всеобъемлющее исследование трудов ортопедов подтвердили ее точку зрения, и теперь эта особа цитировала Мэтту скучнейшие заключения на данную тему. Мэтт улыбнулся, когда узнал ее голос. Она была «постоянной клиенткой», безобидной, если не считать ее стремление монополизировать время телефонных разговоров, которое лучше было бы потратить на помощь тем, кто действительно в этом нуждался. Туфельный Фрик никогда не теряла контроль, что было одновременно и ее проблемой, и ее спасением, если можно так выразиться. Она нашла себе навязчивую идею, любимого конька, на котором могла скакать до самой смерти, не принимая наркотиков, не балуясь клептоманией и не имея еще с полдюжины привычек, которые крайне деструктивно действуют на личность человека. Мэтт попытался спровадить ее с линии так быстро, как только мог. Он снова улыбнулся, представляя, что было бы, если в одну прекрасную ночь он посадил вместо себя Темпл. — Брат Джон, — сказала Туфельный Фрик, — знаешь, почему мужчины правят миром? Потому что они не портят свои ноги туфлями-убийцами. — А мужчины правят миром? — спросил он все еще улыбаясь. — Тут не над чем ухмыляться. Разумеется, мужчины правят миром, — начала она тоном, обещающим новый (уже предсказуемый) выплеск эмоций. — Извините, вторая линия мигает как сумасшедшая. Сегодня у нас мало операторов. — Единственные мужчины, достаточно бесчувственные, чтобы втискивать свои ноги в современные устройства пыток, это трансвеститы. И мои исследования показывают, что даже у них есть «шишки» на пальцах, а также повреждения, подвернутые стопы, и это учитывая то, что они носят каблуки не так часто, как женщины… — Мне действительно придется повесить трубку, — прервал он, беспокоясь, что кто-то на другой линии сейчас вешается в буквальном смысле слова, потому что единственный, кто может теперь помочь, не отвечает. — Ну, конечно, — сказала она высокомерно, словно это он был с причудами, а не она. — Я пошлю тебе полную копию всех своих конспектов, когда закончу их. На этой угрозе он нажал кнопку и переключился на следующего звонящего: — «Контакт». — Здравствуйте, — начал неуверенный женский голос. Мэтт попытался унять свое обычное желание мгновенно охарактеризовать незнакомку, представляя себе ее возраст и эмоциональное состояние. Она говорила так, будто набирала номер местной пиццерии и теперь не была уверена, куда попала. Секунду он размышлял, не была ли это та же сомневающаяся дама, что уже звонила по поводу «шипящей» проблемы. — Не думаю, что мой звонок из тех, который вы обычно получаете. Он скорее неординарный, — голос постепенно набирал силу и уверенность. — Все наши звонки неординарны, — ответил он вежливо не без доли обезоруживающей иронии. — Хотя мы и не так давно открылись. — Но, полагаю, правила вашей профессии довольно строги. Что-то в ее фразе кольнуло его. Его пальцы потянулись за листом бумаги, на которых он обычно рисовал что-то во время долгих часов на телефоне. Психиатр провозился бы целый день с его черными, синими и красными узорами, подумал он, когда взял шариковую ручку и провел первую линию. — Мы должны говорить о вас, — напомнил он ей все так же вежливо. Как немногие люди его возраста, Мэтт был очень терпелив с пожилыми, из-за богатого опыта общения с ними. — У меня все нормально. Теперь голос стал насмешливым и немного разочарованным. В нем слышалась несгибаемая воля. Мэтт поймал себя на мысли, что расслабился. Что бы ни хотела незнакомка, она не была на пике личностного кризиса. Ему стало любопытно. — Ваше положение не кажется мне критическим. Может, вам стоит обратиться к Энн Ландерс (Псевдоним, придуманный американской журналисткой Рут Кроули, которая совмещала работу медсестры в госпитале и автора колонки советов для «Чикаго сан тайме». После смерти Рут, ее место заняла Эстер Ледерер)? Она вздохнула: — Я пытаюсь найти кое-кого. — Или в полицию. — Кого я не видела уже… ох, восемнадцать лет. Мэтт моментально оказался в тупике: — Как насчет частного детектива? — Я знаю, где находится этот человек. — Понятно. Он ваш родственник? — Вовсе нет. — Но если вы знаете, где он… она… — Он. — Если вы знаете, где он, почему бы вам не связаться с ним самостоятельно? — Я не знаю, где он живет. А на работе он обычно не доступен. — Уверен, тот, кто работает вместе с ним, может записать ваше сообщение. — Не знаю. Вы запишете? — Я? — Мне кажется, в вашей работе есть определенные правила, как представляться. — В принципе, да. Мы используем псевдонимы. Это защищает личную жизнь. Да и основное внимание не должно быть на операторах, так что у нас у всех прозвища, если можно так сказать.