Он выдерживает мой взгляд – надеялся ли он на большее? – но потом откидывается на спинку стула и снова улыбается. – Мой брат будет рад это услышать. Я не уверен, что смогу вернуть его в Селонию, даже если мне удастся отвоевать часть Селонии у моих бескрылых соотечественников. – Но если вы попросите его вернуться с вами, чтобы помочь восстановить… – О, он, конечно, присоединится ко мне. Хотя я не уверен, что его сердце так же будет желать этого, – он снова бросает на меня испытующий взгляд, прежде чем встать. – Я больше не буду злоупотреблять вашим временем. Жаль, что я не захватил с собой вечерний наряд, когда бежал из Селонии, и теперь должен пойти к портному, если не хочу опозориться на балу на следующей неделе. Насколько я понимаю, это важное событие? – Ох. Да, он проводится каждый год в честь окончания Войны Хищников, – мне почти удалось забыть об этом. Сейчас мне совсем не хочется танцевать с Ароном, и я собираюсь провести большую часть вечера, наблюдая, как Люсьен бессовестно флиртует с красивыми аристократками. Но я вряд ли смогу объяснить это Верону. – Значит, вы будете на балу? – Конечно. Может быть, сейчас и пик кризиса, но это не повод пренебрегать условностями приличного общества, – он внезапно улыбается, и ямочки вновь появляются на его щеках. – И я надеюсь, вы окажете мне честь потанцевать со мной. Я надеюсь, что в бальном зале вы будете двигаться так же грациозно, как и с мечом в руке. Я чувствую, как горят мои щеки, и надеюсь, что Верон этого не замечает. – Благодарю вас, буду рада. Он берет мою руку и, к моему удивлению, целует ее. – До встречи. Глава пятая За два дня до бала, ближе к вечеру, когда мы с Летией сидим в гостиной, входит лорд Пианет с ответом принца Эормана на наше приглашение. Принц отклонил приглашение, сославшись на плохое здоровье отца, но прислал подарок: драгоценную брошь и еще одно личное письмо, адресованное мне. Все еще держа брошь в руке, я вскрываю второе письмо и читаю его вслух. «Моя дорогая мадам, я полагаю, что Фрайанландия и Соланум могли бы, так или иначе, вступить в достойное общее будущее. Но я должен с кем-то построить это будущее. Надеюсь, это будете Вы. Контракты, которые больше не пригодны для пользования, могут – должны быть – разорваны, и тогда Вы поймете, что помощь с прилагаемыми условиями лучше, чем вообще никакой помощи. Эта брошь выполнена в виде традиционного фрианского любовного узла и может быть разделена на две части. Пришлите мне половину, и я буду знать Ваш ответ». Пианет фыркает. – Принц, должно быть, был пьян, когда писал это. – Не согласна. Все довольно ясно. Он хочет объединить королевства, женившись на правительнице Соланума, и ему все равно, кто это – я или Таллис. Так же ему все равно, кому известно о его амбициях. Контракт, на который он ссылается, – это мой брачный контракт с Ароном. Если я каким-то образом разорву брачные узы и соглашусь выйти за него замуж, он поможет мне поймать Таллис. Или отдаст ее. А если я откажусь… – я протягиваю письмо Пианету, который, нахмурившись, изучает его. – Покажите его Собранию. Может, они все еще думают, что я… как там сказал лорд Патрус? – параноик. Вы уже нашли что-нибудь полезное в законах? Он слегка пожимает плечами. – Пока нет, Ваше Величество. Но хотя основные положения законов хорошо известны, на самом деле существует много второстепенных положений, к которым не обращались долгие годы. Я надеюсь, что мы найдем что-нибудь, что послужит нашей цели. Пианет уходит, а я бросаю брошку в корзину для бумаг. Летия восклицает. – Адерин! – Что? Я не надену от него никакого подарка. – Но его можно продать, чтобы помочь бедным, – она достает брошь из корзины и разглядывает ее, поворачивая так, чтобы разноцветные драгоценные камни оказались на свету. – Он такой красивый. Ее очарование заставляет меня улыбнуться, успокаивает гнев, заставлявший меня расхаживать по ковру. – Тогда он твой. Оставь себе. – Ты уверена? – Конечно, – но даже наблюдая за радостной Летией, я не могу отделаться от беспокойства и мыслей, что мне делать дальше. Я бреду к высоким арочным окнам, выходящим в сад, тереблю кольца на пальцах. Очевидно, Эорман слишком хитер, чтобы попасть ко мне в руки. Но теоретически ничто не мешает мне пригласить себя во Фриан. Или, может быть, мне следует отправиться в Вобан с отрядом преданных дворян и попытаться выманить оттуда Зигфрида. Если он все еще там. Я должна что-то сделать. Люсьен попадает в поле моего зрения на тропинке между узловыми садами. Он медленно расхаживает, в одной руке сжимая письмо, а другой то и дело проводя рукой по иссиня-черным волосам. Должно быть, он уже какое-то время здесь. Как обычно, когда он особенно волнуется или отвлекается, его волосы в беспорядке. Я отступаю от окна, пока он меня не заметил. Его беспокойство, вероятно, не имеет ко мне никакого отношения. Я не видела его и не разговаривала с ним с того дня, как на меня напали. Но чувство вины за то, как я отмахнулась от него, ползет у меня холодком по коже между лопатками. Летия все еще разглядывает брошь, разбирает ее и снова собирает. Прежде чем я приехала в Серебряную Цитадель, Люсьен провел два года при дворе Фриана, прикомандированный к нашей дипломатической миссии; интересно, дарил ли он кому-нибудь любовный узел? Был ли кто-то еще до меня. Прежде чем я успеваю передумать, я спешу к своему столу, пишу записку с просьбой Люсьену прийти ко мне до обеда и вручаю ее Летии. – Ты отдашь это слуге Люсьена? – она удивленно поднимает брови, и я добавляю: – Мне нужно кое-что спросить у него о его пребывании во Фрайанландии. Я не могу разговаривать с ним на людях. Я не хочу обидеть Арона. Совершенно верно. Но я так же сыта по горло попытками сделать все правильно. Стараться соответствовать ожиданиям каждого. По причине или без, но я должна увидеть Люсьена. Когда Летия возвращается, она помогает мне одеться к вечернему банкету. Я выбрала платье без рукавов из розового водянистого шелка с закрытым вырезом и серебряным поясом на бедрах, усыпанным темно-розовыми росинками кристаллов. Летия вплетает узкую серебряную ленту с большим количеством росинок кристаллов в мои заколотые волосы. Я говорю себе, что выбрала это платье, потому что оно новое и хочу посмотреть, как оно смотрится. Мне почти удается поверить в собственную ложь. Люсьен приходит точно в назначенное время; его глаза расширяются при виде меня. Он останавливается на пороге моей гостиной. – Входите, милорд. Закройте за собой дверь. Он повинуется. – Вы посылали за мной, Ваше Величество? – Да, Люсьен. Не хотите присесть? – Я предпочитаю стоять, если Ваше Величество не возражает. – Как пожелаете, – я прочищаю горло. – Итак… я пригласила вас сюда, потому что хочу, чтобы вы рассказали мне все, что помните о своем пребывании во Фрайанландии. – Все? – Все, что касается Зигфрида. С кем встречался, куда ходил. Как он себя вел. Люсьен отводит глаза, глядя прямо перед собой. – Рассказывать почти нечего. Пока я был там, он приезжал дважды, насколько мне было известно, и оставался несколько недель. Он посещал придворные приемы, но из-за нашего неравенства в рангах я не сидел рядом с ним. Я не знаю, с кем он встречался, и у меня было мало возможностей наблюдать за его поведением. Я сожалею, что не могу помочь вам. Надеюсь, Ваше Величество сумеет получить более подробную информацию из другого источника. Его холодная вежливость режет меня так же эффектно, как клинок лорда Худа. Она обжигает еще сильнее, потому что я не могу его винить. Я снова предпочла ему Арона, а он явно не понимает – или не хочет понять – почему. – Пожалуйста, Люсьен. Должно же быть что-то, что вы помните… – Я бы помог, если бы помнил, Ваше Величество. Но, как я уже сказал, я не знаю ничего существенного, – в его голосе слышится презрение. – И, уверен, у вас предостаточно других верных придворных, чтобы расспросить их. – Серьезно? – раздражение прогоняет мое чувство вины. – Желаете, чтобы я упала на колени и умоляла вас о помощи? Я уверена, что Таллис, по крайней мере, должна быть во Фрайанландии. Если я отправлюсь туда, чтобы поймать ее, а сама приманкой… Он взмахивает рукой и презрительно восклицает: – Смешно. – Тогда, может, предложите мне, что делать? Если моя идея нелепа, помогите мне. Расскажите мне, что вы помните о своем пребывании там. Или предложите какой-нибудь другой способ покончить с этим кошмаром, – он не отвечает. – Нет. Вы предпочли потратить свою энергию на то, чтобы причинить мне боль, тогда как я думала, что именно вы должны знать, что поставлено на карту. – Конечно, я знаю, – губы Люсьена кривятся в гримасе. – Вы думаете, Одетта единственная, кто боится их возвращения? Неужели вы думаете, что я не знаю, что поставлено на карту? Думаете, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы помешать им?.. – он замолкает, прерывисто дыша, и щурится. – Кто угодно мог расспросить меня о Фрайанландии. Зачем вы на самом деле попросили меня прийти сюда в этот вечер, Ваше Величество? Во рту у меня пересохло. Я наливаю немного воды из кувшина на одном из боковых столиков и делаю глоток. Люсьен хмуро смотрит на меня. – Когда я в последний раз видела вашего отца, лорд Руквуд, он сказал мне, что ожидает вашего возвращения в Атратис. Почему вы остались при дворе? – Почему? – он качает головой, отворачиваясь. – Потому что, несмотря на то, что вы сделали, несмотря на все, я понял, что быть вдали от вас – пытка. Худшая пытка, чем быть рядом с вами, но не иметь возможности даже прикоснуться, – смеется он. – По крайней мере, я думал, что это худшая пытка. Но теперь я вижу, что вынужден не только смотреть на вас с Ароном, но и молча сносить ваши оскорбления, просто чтобы он почувствовал себя лучше… – Клянусь Жар-птицей, чего вы от меня ждали? – я отшатываюсь от него и начинаю ходить взад и вперед по комнате. – Вы же знаете, как ненадежно его положение. Вы же знаете, сколько он выстрадал из-за травмы. А потом вы буквально силой врываетесь в зал для аудиенций, чтобы напомнить ему, что вы способны на то, на что не способен он. – Я беспокоился о вас! – Вы беспокоились? Потому что с тех пор, как я вышла замуж за Арона – кстати, чтобы спасти вам жизнь, – вы ведете себя так, будто вам невыносимо находиться рядом со мной. Если вы так меня любите, Люсьен, тогда почему вы так старательно отталкивали меня в последние недели? Мы стоим лицом к лицу и смотрим друг на друга. Сердце бешено колотится в груди. Я не знаю, хочу ли я поцеловать его или ударить. – Вы не ответили на мой вопрос, – голос Люсьена хриплый. – Почему я здесь? Я могла бы солгать, но румянец, поднимающийся по моей груди и шее, выдал бы меня. – Потому что я хочу вас, черт бы вас побрал. Потому что я не могу перестать думать о вас. Потому что я все время вспоминаю ту единственную ночь, которую мы провели вместе, и…