– Не валяйте дурака. Если новости действительно так важны, то я жду вас у себя в кабинете. – Человек, который убил Добрыню, похитил также и Анжелику. Если вы не поторопитесь, то девушку могут убить! Следователь поколебался, но затем все же признался: – Моя собственная машина в ремонте, а служебные все в разъездах. И когда подруги уже хотели возмутиться, он неожиданно изменил свое мнение и сказал: – Ну да ладно. Доберусь как-нибудь. В ожидании следователя подруги попытались привести мать Анжелики в чувство, но скоро пожалели об этой идее. Едва придя в себя, мать Анжелики забилась в рыданиях. Так что в беспамятстве бедной женщине было куда лучше. Да и подругам так было за нее спокойней. Следователь все не ехал. Но затем в дверь все же раздался долгожданный звонок. – Кто там? – бдительно спросила Леся, хотя Кира уже рванулась открыть дверь. – Следователь Коробков. Голос был не похож. И взглянув в глазок, Леся увидела на лестничной площадке высокого плечистого мужчину. Лица было не разглядеть. Да и фигуру изрядно деформировала линза глазка. Но все же этот тип никак не мог быть следователем Коробковым. Он был выше. Он был шире. И он был куда стройней Коробкова. – Вы – не он! – Правильно! Следователь ждет вас на улице. Водитель, собака, попался очень вредный. Не хочет уезжать, пока ему не заплатят. Вот следователь и послал меня за вами. Что у вас случилось? Леся уже хотела открыть дверь, ей эта история про вконец обнищавшего следователя показалась вполне правдивой, но внезапно человек за дверью издал сдавленный возглас и исчез. А через минуту в дверном глазке появилась перекошенная физиономия следователя Коробкова. Ему Леся тут же открыла. – Ну, что у вас тут происходит? – произнес он, входя в дверь и захлопывая ее за собой. – Рассказывайте. – А разве вы не впустите с собой вашего помощника? – Помощника? Я приехал один. Не хватало еще людей от важных дел отрывать из-за ваших бредней! Подруги переглянулись. Похоже, они только что были на волосок от смерти. Вместо ответа Кира сунула Коробкову письмо Викентия. И пока следователь читал, наблюдала за ним. Выражение лица следователя менялось от брезгливо-недовольного к изумленному и остановилось на чем-то отдаленно напоминающем виноватое. – Хм, – произнес следователь. – Вон оно как. Хм. – Ну что? Отпустите теперь моего Георга? – подпрыгивала рядом с ним Валерия. – Отпустите, да? – Погодите вы со своим Георгом, голубушка! – отмахнулся от нее следователь. – Дайте сначала настоящего преступника задержать! С этими словами он вытащил из кармана трубку и, набрав номер, начал давать указания своим сотрудникам. – Да, и самое главное, пошлите ребят в больницу к этому из ДТП. Да, сразу троих пошлите. И скажите, чтобы не высовывались там. Убивать его настоящий профессионал явится. Один раз он уже оплошал, так что на этот раз может переодеться и во врача, и даже в медсестру. Не хлопайте ушами! Проверяйте всех! И по мере того, как следователь отдавал распоряжения, лица у подруг вытягивались все больше. Глава 18 Операция по задержанию преступников, убивших Добрыню, похитивших Анжелику и чуть было не отправивших на тот свет добряка Викентия, завершилась успешно. То есть успехом мог похвастаться лично следователь Коробков и его бригада. А вот для преступников все закончилось чрезвычайно печально. Они оказались за решеткой. Но обо всем поподробнее. Обнаружив с помощью подруг письмо Викентия, следователь Коробков развил бурную деятельность. – Ведь чуяло мое сердце, что нечисто что-то с этим центром доверия. Копнул бы поглубже, понял, откуда тут ноги растут! – сокрушался он. А оставшись наедине с подругами, добавил в свой адрес и еще похлеще реплику: – Ах, я старый маразматик! Надо было больше прислушиваться к своей интуиции! – И к нашим словам, – не преминула напомнить ему Валерия. Но все закончилось хорошо. Преступников схватили с поличным, когда один из них – переодетый в медсестру – явился в палату Викентия, чтобы закончить начатое раньше. Фальшивую медсестру оперативники схватили в тот момент, когда она уже готовилась сделать пациенту, лежащему без сознания, укол с лекарством, которое должно было стопроцентно отправить беднягу Викентия на тот свет. Анжелику тоже удалось спасти из рук ее похитителей. Они не успели причинить ей вреда. Девушку нашли в загородном доме Михалыча, где ее держали в качестве пленницы. Едва придя в себя, Анжелика воскликнула: – Картина, ботинки, машина! Это Михалыча я видела во дворе дома Георга! Это он убил Добрыню и забрал картину! Она теперь висит у нас в центре доверия! Я ее видела своими глазами! Оказалось, что Михалыч пожалел редкое полотно, не уничтожив его вместе с машиной Добрыни. Вместо этого он украсил комнату релаксации в своем центре ворованной картиной из квартиры Георга. Той самой, с горным пейзажем, предположительно кисти Рериха. Картину вернули Георгу, а его самого выпустили на свободу, принеся множество извинений. Георга встречали сразу две его любимые женщины – Ольвия и Валерия. Но первой к художнику все же подоспела Валерия, обойдя соперницу на полкорпуса. И Валерии же достался первый поцелуй освобожденного узника и его самые горячие объятия. Ольвии оставалось только кусать локти и взять второй приз. Ей тоже достался поцелуй брата, но, увы, уже не столь горячий и нежный. Одновременно следователь провел операцию по задержанию Михалыча и аресту всех документов его центра доверия. – Нет, сама идея такого центра, бесспорно, была хорошая. И я даже подозреваю, что Михалыч ни о чем дурном не помышлял, открывая столовые для безработных и ночлежки для бродяг. Им двигали искренние чувства и желание помочь нуждающимся. Но натуру, как говорится, не изменишь. И когда старому уголовнику пришлось решать, казнить ему или миловать провинившегося, он по старой привычке без сомнения выбрал первое и совершил казнь собственноручно. – И чем же так провинился перед ним Добрыня? – А для этого нужно знать личность самого убитого. Кем он был по своей сути? – Ну… Мелким мошенником. – Скупщиком краденого. – Жуликом! – А еще? – настаивал следователь, которого явно не устроили все эти ответы. – Дамским угодником. Но Коробков был все равно недоволен. – Прежде всего, он был беспринципным и жестоким человеком, – сказал он. – И к своим многочисленным любовницам он не испытывал никакой любви и даже уважения. Случаю было угодно столкнуть двоих этих людей в самой драматической ситуации. Единственная дочка Михалыча, пока ее отец мотал очередной срок на зоне и некому было заступиться за девчонку, влюбилась в Добрыню. – Вот уж чье имя никак не соответствует его сущности. Ни капли добра в этом человеке не было. Дочка Михалыча, хоть и имела отца – матерого уголовника, но к уголовной жизни не имела никакого отношения. Михалыч трепетно оберегал дочь от любого проявления жестокости, которой предостаточно в этом мире. Дочка даже не знала, чем занимается ее отец. Для нее папа был бизнесменом, который проводит много времени в разъездах. Иногда дела фирмы даже требуют от него долгого многолетнего отсутствия. В деньгах дочка была не стеснена. Михалыч оставлял матери своей единственной дочери достаточно денег, чтобы та воспитывала девочку настоящей принцессой. И вот этот цветок душистых прерий и нашел наш Добрыня. Как потом оказалось, нашел себе на погибель. Но в тот момент Добрыня ни о чем таком не задумывался. Девочка была прелестна, наивна и к тому же далеко не бедна. Ее мама не вмешивалась в личную жизнь дочери, вполне полагаясь на благоразумие тихой и скромной девочки. А папа… Про папу своей новой пассии Добрыня знал лишь то, что он далеко и помешать осуществлению его коварных планов никак не сможет. Будь Добрыня чуточку умней или осторожней и наведи он более подробные справки о том, «кто же у нас папа?», все закончилось бы куда легче и проще. Добрыня отвалил бы от слишком опасной девицы, а она… Она бы осталась жива. Потому что единственная дочь Михалыча – его нежно любимый цветочек – покончила с собой, когда узнала, что Добрыня бросил ее. И не просто бросил, а еще и обокрал и ее саму, и ее маму. В своих стремлениях оградить дочку от этого жестокого мира Михалыч вполне преуспел. Но в этом оказался и его просчет. Другая девчонка, брось ее парень, немного бы поплакала да и утешилась с другим. Вышла замуж, нарожала детей и думать забыла про подлеца, который встретился ей в начале ее пути. Но дочка Михалыча приняла случившееся с ней чрезвычайно близко к сердцу. Героини ее любимых любовных романов в такой ситуации убивали себя, лишь бы сохранить свою честь и честь своей семьи. Бедная девочка даже не подозревала, что ее отец уже сделал все, чтобы втоптать эту самую честь в землю по самую маковку. Да еще и утрамбовал сверху, чтобы не проклюнулась назад. Но дочка его не подозревала, чем занимается отец, и сочла саму себя ничтожной, а случившееся с ней ужасным и заслуживающим самого жестокого наказания. В принципе, Михалыч мог бы гордиться своей дочерью. Ему удалось вырастить девочку в лучших традициях самой строгой мусульманской семьи. То, что на Востоке зачастую приходится исполнять братьям или дядям, желающим спасти честь семьи, то дочь Михалыча сделала сама и без всякого на нее давления. В общем, дочь была мертва. Она покончила с собой. А Михалыч, выйдя из мест лишения свободы, поклялся на ее могиле жестоко отомстить обидчику. Проблема была лишь в том, чтобы найти этого самого обидчика. Увы, никто не мог подсказать Михалычу, где искать подлеца Добрыню. Михалыч в качестве улики имел лишь запись телефонного послания, которое оставил Добрыня своей любовнице. В этом послании Добрыня сообщал о том, что он бросает ее. И именно это послание, как справедливо полагал Михалыч, и послужило причиной смерти его девочки. Кстати, запись на диктофоне мы нашли у Михалыча возле кровати. Судя по тому состоянию, в котором она находилась, он слушал ее не меньше сотни раз. Там был записан голос Добрыни. И он говорил своей брошенной любовнице ужасные, отвратительные вещи. Но голос – это всего лишь голос. Голос невозможно ни убить, ни наказать как-то иначе. И Михалычу оставалось только уповать на Небеса и молить их о том, чтобы они помогли ему осуществить возмездие. Годы шли. Михалыч занялся бизнесом, а потом ударился в благотворительность. Это занятие, как ни странно, увлекло его. Он отдавался ему со всей страстью. Видимо, этот человек очень нуждался в том, чтобы возле него был кто-то, кого он мог бы опекать. И как ни презрительно Михалыч отзывался о тех, кому помогал, самое главное – он все же помогал им. И тратил на эту помощь немалые деньги. Никакой награды Михалыч при этом не ждал и не требовал. А это ли не есть истинное понятие благого дела? Но время шло. А боль, прочно поселившаяся в душе Михалыча, все никак не утихала. Он по-прежнему мечтал наказать мерзавца, погубившего его дочь. Он просил об этом у Небес, но, как частенько водится, его просьбу подслушал дьявол.