– Вот врете! Первый раз соврали. До сих пор играли блестяще. Кстати, как вас зовут, господин сыщик? – Пушкин. Алексей… – Не могу сказать, что мне приятно, но… – баронесса запнулась. – А почему «Алекс»? Это же – Александр? – Мама так в детстве называла. – Какой вы ми… – она вовремя поймала свой язык. – Какой вы мерзкий. Обмануть бедную девушку. – Как на самом деле зовут бедную девушку? Ему погрозили пальчиком: – Второй раз… То есть третий меня не поймаете. К сделке это не имеет отношения. – Тогда в чем сделка? – Я помогу вам раскрыть это убийство… Взамен вы закрываете глаза на мои маленькие шалости. У этих господ не убудет. В другой раз будут знать, как от законных супруг по барышням бегать. Баронесса говорила правду. Он отчетливо видел. И ему не послышалось: воровка, мошенница, злодейка предлагала сыску свою помощь. Неслыханно. Невероятно. Но очень соблазнительно. Как доказать неразрешимую теорему. – С чего взяли, что сможете найти убийцу? – спросил он. – Женщина видит то, чего не видит мужчина. Она видит не разумом, а чувствами, видит сердцем. Это куда верней. – Для чего вам это? – Слишком люблю свободу, – ответила она. – Не выживу в клетке. Ну, и дело профессиональной чести. – Воровской чести. Она пропустила мимо ушей колкость. – Кто-то посмел перебежать мне дорогу и забрать куш, который, быть может, был бы моим. За такое следует наказание. По рукам? И она протянула тонкую и узкую ладошку. Дверь распахнулась без стука, в проеме показалось печальное лицо юноши из Петербурга. Ванзаров увидел баронессу и как будто наскочил на стену из стекла. Замер, попятился и захлопнул за собой дверь. Маленький казус не ускользнул от Пушкина. – Откуда знаете Ванзарова? Еще одна ваша неизвестная победа? – Впервые вижу, – ответила баронесса с невинным лицом. – Какой милый мальчик. А кто это? Тоже сыщик? Крепко взяв ее за локоть, Пушкин заставил встать. – Что вы делаете? Мне больно… – Надо проанализировать сделку, – ответил он. – Так что пока посидите под замком. Узнаете жизнь арестанта. Может пригодиться. Не обращая внимания на взгляды, которыми баронесса изо всех сил колола его, Пушкин вывел арестованную из кабинета. 6 Катков только открыл ломбард, только смахнул невидимую пыль, что могла выпасть за ночь на прилавках, только пригладил проборчик, как дверной колокольчик чуть не вылетел из стены. А за ним и дверь. В первый миг приказчик не успел испугаться. Да и чего пугаться: ломбарды не грабят, в ломбард приносят награбленное. Но во второй миг испугался как следует. С морозным вихрем ворвался Виктор Немировский. Вид его был по-настоящему страшен. Лицо, как искаженная маска, бордового цвета, губы пунцовые, не замечает, что слюна течет, как у бешеной собаки. Виктор Филиппович шел прямо, как таран. Намерения его были пугающие: чего доброго, накинется и душить начнет или кулаком врежет, с него станется, бешеный характер, одним словом. Каткову отступать было некуда. Вся надежда на прилавок, что защитит. Приказчик хотел отойти, но не мог с места сдвинуться. Как врос в пол. Только беспомощно улыбался приближавшемуся концу. Наткнувшись на прилавок, Виктор Филиппович медленно протянул к полуживому Каткову кулак с зажатым конвертом. – Твои шуточки? – Ш-ши-штос-с? – Ты прислал, собака?! Отвечать! В Каткове взыграло самолюбие: в самом деле, да как он смеет, хозяин, что ли? Приказчик отошел на полшага, но выказал всю уверенность, на какую был способен. – Доброго вам утра, Виктор Филиппович. Простите, не понимаю, о чем вы изволите… Простые слова, сказанные уверенно, возымели действие. Немировский швырнул конверт на прилавок: – От тебя гостинец? Катков все более обретал уверенность: – Да что вы такое говорите, Виктор Филиппович? Для чего мне вам письма писать, когда через дорогу находимся? Да разве посмел бы? Какие у меня могут быть к вам письма, сами рассудите? Быть может, Григорий Филиппович отправил-с? Немировский повел себя чрезвычайно странно: – А-а-а… – протяжно сказал он, будто нашел решение загадки, и вдруг стал смеяться так, что у него брызнули слезы. – Ты же… Ничего… Ну, да… Гришка… Написал… Да-да. Такого поведения брата хозяина Катков не видел. Он прекрасно знал, что Виктор Филиппович любит крепко выпить, но сейчас был не пьян, по запаху слышно. Тогда что с ним такое? И смех у него больше похож на истерику. Успокоился Немировский так же внезапно. – Глянь-ка послание, – уже мирно сказал он. Катков взял конверт, аккуратно разгладил и вынул бумажный клочок. Чернилами была написана одна строчка: «Я не успел, закончи начатое». – Руку узнаешь? Приказчик вернул записку в конверт и протянул Виктору Филипповичу: – Несомненно, писано рукою Григория Филипповича. Его почерк узнаю-с с закрытыми глазами. Выхватив конверт, Немировский выбежал так скоро, будто его и не было. Катков подумал: не привиделось ли это чудо? Не спал ли он? Может, заснул ненароком, вот и угодил в утренний кошмар. Он даже ущипнул себя. Щипок был чувствительным. Значит, не сон. Что за фокус выкинул господин Немировский? Как аккуратно донести хозяину о подобном безобразии, когда он изволит явиться? Вот ведь вопрос… 7 – Входи-входи, раздражайший друг мой! Тебе ни в чем отказа нет! – говорил Эфенбах, распахивая объятия. Объятиями Пушкин пренебрег. Обниматься не любил, а вернее сказать – терпеть не мог, когда его начинали хлопать по спине и плечам. На сегодня объятий было достаточно. На всякий случай Пушкин сел как можно дальше от брызжущего радушием начальника. – Михаил Аркадьевич, прошу выслушать, – почти строго сказал он. Эфенбах плюхнулся в кресло, излучая вокруг себя лучи добра. – О чем угодно, Алексей! – Как вам известно, я занимаюсь расследованием смерти господина Немировского. – Который в «Славянском базаре» ведьм вызывал? – сказал Эфенбах довольно легкомысленно. – Что там расследовать?! – Это убийство. Очень непростое. Мне нужна помощь. – Бери кого хочешь! – Мне нужна баронесса фон Шталь. При всем добродушии Михаил Аркадьевич ключевые моменты схватывал на лету. Лицо его потеряло бо́льшую долю умиления. – Воровку? – спросил он. – Отпустить? Вот так запросто? Когда с таким трудом поймали? Когда ее надо подать Королевой брильянтов? В своем ли ты уме, Алексей?! – Рассмотрим условия задачи.