Он кивнул и пошел за ней по лестнице. – Это открытая лаборатория, – сказала она. – Для показа публике. Я работаю в глубине. Слышала о вашей встрече. Должно быть, для тебя это стало настоящим шоком. – Я называю это «игрой в Фауста», – сказал он. Кэрол искренне улыбнулась. – Хороший термин. – Она приложила палец к губам. – Тихая комната. Где нет ни глаз, ни ушей Рафкинда. Менеджмент здесь очень либеральный. Доверяет своим наемным сотрудникам, доверяет агентствам. Корпорации сейчас балуют своих избранников. – Как и должно быть. И все же между ними еще оставалось что-то такое, что после фруктов с лошадиным пометом, слез и минувших лет они могли спокойно идти рядом и беседовать. Легко было впасть в заблуждение, что они могли бы быть семьей, действовать так, словно выросли вместе почти как брат и сестра. Мартин Берк чувствовал, как его основанные на агапе-эросе шаблоны поведения строят воздушные замки и наполняют их моделями долгой совместной жизни, фантазиями о том, как ей восемьдесят, ему восемьдесят пять и они все еще вместе. Они проследовали через изумительно чистый, словно только-только вырубленный из айсберга синий зал, украшенный эмалированными вазами-клуазоне на белых столбах. Кэрол приказала двери открыться, и та послушно впустила их в длинный конференц-зал. В нем стал медленно разгораться свет, озаряя затянутые коричневым ворсистым бархатом стены и роскошную мебель из нанодревесины, обстановку, рассчитанную на акул бизнеса. – Впечатляет, – заметил он. – Выпендреж, – сказала она, отодвигая для него стул. – Итак, ты познакомился с Ласкалем и Альбигони. – Она уселась напротив, псевдокожа обрисовывала ее фигуру, но скрывала детали. – Вчера за обедом. Первая моя приличная трапеза за долгое время. Она кивнула, но не стала развивать эту тему. – Они сыграли с тобой в Фауста. – Именно. – И ты купился? Он выдержал паузу, поджав губы и скрипнув зубами, затем поднял брови и осторожно искоса посмотрел на нее. – Да. – Бетти-Энн была прелестной девочкой, – сказала Кэрол. – Не знаю, такой ли блестящей, как ее отец, но с поистине прекрасной душой. – Кэрол поэтически именовала душой взаимосвязь всех уровней интегрированного мышления. – Ей хотелось стать поэтом и матерью. Ей хотелось, чтобы ее дети смотрели на свой мир глазами поэта. Ей было восемнадцать. Я корректировала ее субшаблонные изъяны генетического происхождения, препятствовавшие беззаботной сексуальности. Ничего такого, что помешало бы ей подняться в начале списка любого агентства, если бы она решила пренебречь связями отца. – Кэрол подалась вперед и пригвоздила его голубым взглядом, в котором не было людской злобы, но который давал представление о гневе олимпийских богов. – Она боготворила Эмануэля Голдсмита. – Тебе доводилось встречаться с ним? – Нет. И ты тоже никогда его не встречал. – Нет. Кэрол отодвинулась и охватила правый локоть левой ладонью. – Альбигони откуда-то знал, что я на тебя работала. Понял, что мое имя не будет для тебя пустым звуком. Но я сказала ему, что ты должен услышать все от него, из первых уст. Он договорился с тобой о встрече через Ласкаля, потому что тот очень здорово сечет в оценке предполагаемых кандидатов. И все о тебе разузнал, прежде чем вы встретились. – Поразительные возможности. – Этот человек умеет держать слово, Мартин. Никакого обмана. Альбигони может восстановить финансирование ИПИ и вернуть тебя туда – с безупречной репутацией. Он способен отчасти переписать небольшую историю и вернуть тебе доброе имя. Обычно он такого не делает, но знает как, и у него есть средства. – Звучит по-оруэлловски. – Альбигони не федерал и не рвется в политику. Он не хочет топтать сапогом лицо человечества. Скорее он делает людей умными, уверенными и счастливыми. Умные уверенные счастливые люди обеспечивают ему доход с его книг и ЛитВизов. – Как Эмануэль Голдсмит. – Голдсмит был некорректированным, – сказала Кэрол. – Привилегированный натурал. Дополнительный довод в защиту мнения, что только корректированные – настоящие люди. Мартин поморщился. – Надеюсь, ты не веришь в это, – сказал он. Она пожала плечами. – Пожалуй, у меня тут личный интерес. Если бы он прошел коррекцию, то не стал бы убийцей. Но нельзя принудить его к коррекции – Альбигони не хочет. Мы идем навстречу страстному капризу скорбящего джентльмена. Голдсмита мы не тронем; возможно, найдем способ вылечить его. Мартин молчал, все больше мрачнея. – Это незаконно. Я никогда не совершал ничего незаконного. Кэрол кивнула. – Тонкое различие для прокуроров и адвокатов. – Она отвернулась. – Я не хочу сбивать тебя с пути, Мартин. – Поздно. Уже сбит. – Он вздохнул. – Не тобой. Но мне любопытно, чем это заинтересовало тебя. – Бетти-Энн была славной. Как он мог так поступить? – Ты хочешь того же, что и Альбигони? Кэрол глянула на него через плечо. – Почти. Слабая надежда на возрождение их романа исчезла. Нет возврата к этой идиллии. Но это не значит, что между ними все кончено. – Ты не вполне… Я забыл, как ее звали. Мадлена? Маргарита. Страсть Фауста. – Конечно, ты теперь все это забыл. – Она внимательно посмотрела на него. Олимпийская богиня; но подумает ли так другой мужчина? Возможно, она всего лишь пыталась лучше разобраться в его реакции, никак не выдавая своей. Мартин отвел глаза. – Каков следующий шаг? – Не знаю, – сказала Кэрол. – Ты воспользовался карточкой для связи с Ласкалем? – Еще нет. – Так сделай это. – Ты очень сурова, – сказал он мягко. – Я хочу быть с тобой, когда ты начнешь исследовать, – сказала Кэрол. – Хочу быть в команде. – Ты предвзята. – Я никогда не встречала Голдсмита. Я бы не узнала его, если б увидела. – Он убил твою пациентку. – Я смогу это пережить. – Я не знаю, что ты можешь, а что нет, – сказал Мартин и обнаружил, что его тон стал холодным. – Кроме того, прошло много времени с тех пор, как я работал с тобой. Ты не знаешь новых методов. – Как ни странно, знаю. Многие. В последние два года я изучала ментальность. – Ментальность? Что ты имеешь в виду? – Это не тайна. «Проектировщики разума» работают над созданием искусственной полноценной человеческой личности. Джилл. Ты слышал о ней, я уверена – она работает с людьми, создавшими АСИДАК, и реализует симулятор АСИДАК, моделирует его действия. Пять основных программистов загрузили большие сегменты своих воспоминаний и личных особенностей в главную вычислительную систему, и я изучала эти записи. Мартин рассмеялся. – Полностью контролируемая ситуация. Это не одно и то же. – Не столь уж и контролируемая. У нас были проблемы, и я их решила. Вероятно, я провела в Стране больше времени, чем ты. Согласна, это не одно и то же, но, несомненно, эквивалент высокого уровня подготовки. – Что они там делают, сочетают и комбинируют? – спросил Мартин. – Синтез и наложение паттернов. Паттерны программиста постепенно сотрутся, и возобладает новая личность. Они уже почти добились желаемого, но моя работа завершена. Я могу взять отпуск за свой счет. Скажу, что надо поработать с группой коррекции в Таосе. Расширительная коррекция высокого уровня. «Лучше ум – выше уровень жизни». Мартин помнил, что Кэрол все планировала рационально и тщательно, но она стала более расчетливой и склонной к манипуляциям. – Кто с кем играет в Фауста? – спросил он. – Сейчас мне пора. – Она встала. – Позвони Ласкалю. Не пожалеешь. – Она улыбнулась. – Это же несложно. – Тебе лучше знать. – Перед нами Эверест всех исследований. Исследуй поэта, который убивает. Разве это не захватывает? Какова Страна Голдсмита? Он в аду? Мы можем решить проблему происхождения зла. Это как найти исток Нила или человеческую душу.