Нина думала снова рассердиться, но гнев исчез под напором внезапной волны сочувствия. Когда она думала о Джеффе, то больше не переносилась мыслями в ночь их расставания. А помнила лишь выражение его лица во время Потомакских королевских гонок: изумленный, пытливый взгляд, который быстро исчез, как будто он собирался ей улыбнуться, но затем вспомнил, что потерял и ее тоже – помимо отца. Нина неделями думала поговорить о Джеффе, но было не с кем по-настоящему его обсудить. Она не хотела беспокоить родителей: те все еще приходили в себя после кошмара с папарацци. Рейчел встречалась с Джеффом лишь однажды, поэтому не имела настоящего представления о ситуации. Что до Сэм – с самого начала было сложно говорить с ней о ее собственном брате. Теперь же казалось верхом эгоизма поднимать этот вопрос. Романтические драмы Нины представлялись мелкими и незначительными по сравнению со всем, через что недавно прошла ее лучшая подруга. Было немного странно говорить об этом с Итаном, но он знал Джеффа лучше, чем кто-либо. Может быть, Итан поймет парадоксальность чувств Нины. – После того как стало известно о наших отношениях, у нас Джеффом все пошло под откос, – начала Нина. – Вдвоем нам было хорошо. Но как только все узнали, многое встало у нас на пути. – В первую очередь бывшая девушка Джеффа. – СМИ действительно устроили тебе адскую жизнь, не так ли? Обычный сарказм испарился из тона Итана, и, к удивлению Нины, этот парень показался ей даже красивее. Немного серьезности добавило глубины его карим глазам, сгладило небрежную улыбку. – Я не осознавала, насколько наш разрыв повлияет на мои отношения с Сэм. – Нина вздохнула. – Мне следовало дважды подумать, прежде чем встречаться с братом моей лучшей подруги. Очевидно, ты оказался умнее, – добавила она, смотря на Итана. – Ты ни разу не пытался ухаживать за Сэм. Он рассмеялся. – Поверь мне, Сэм не в моем вкусе. – А кто тогда? Вопрос прозвучал неожиданно кокетливо, но, к облегчению Нины, Итан, похоже, этого не заметил. – Быть лучшим другом Джеффа и так достаточно сложно. Мне не нужно связываться с еще одним из Вашингтонов. – Понимаю, о чем ты, – призналась Нина. – Честно… иногда мне интересно, почему мы с Сэм до сих пор друзья. Сказав это Итану, она почувствовала укол вины. Но с кем еще Нина могла поговорить? Итан был единственным человеком, который понимал, каково быть неразрывно связанным с королевской семьей, но на самом деле не являться одним из них. – Почему ты так сказала? – спросил Итан. Не осуждая, а просто из любопытства. – Наша дружба совершенно нелогична. – Она замолчала, подбирая нужные слова. Родители Нины научили ее быть разумной и практичной, а Сэм рвалась вперед, не задавая вопросов. Нина едва ли осмеливалась желать чего-нибудь, а Сэм, казалось, мечтала за двоих. – У нас почти ничего общего, кроме того, что мы знаем друг друга с шести лет. – Но в том-то и дело, – возразил Итан. – Вам не нужно подстраиваться друг под друга, когда вы знаете друг друга столько лет. Вдобавок ваша дружба, вероятно, как раз крепче именно потому, что вы разные. Мы с Джеффом тоже не похожи друг на друга. – В самом деле? А мне кажется, очень похожи. – В некотором смысле, конечно. – Итан пожал плечами. – Но Джефф на самом деле такой непринужденный, а я просто притворяюсь. И еще, – он заговорщически понизил голос, – втайне я ненавижу то, как путешествуют члены королевской семьи. Нина скептически приподняла бровь. – Не любишь останавливаться на пятизвездочных курортах с небольшой армией личной прислуги? – Ладно, признаюсь, плюсы тоже есть. Но я бы предпочел путешествовать без королевской прессы, даже без маршрута. Просто бродить по свету с рюкзаком и паспортом. – Поэтому ты пошел на журналистику? Чтобы писать путевые заметки? – с любопытством спросила Нина. – Мы, вроде бы, договорились, что я записался на курс, чтобы пообщаться с тобой. Нина засмеялась и откусила еще от сэндвича, недоумевая, почему ее раньше всегда так раздражал сарказм Итана. Пожалуй, он не из тех людей, которых можно понять с первого взгляда. Понадобится время. Чего она никогда ему не дарила. Потому что Итан всегда стоял рядом с Джеффом, а когда принц был рядом, Нина больше ни на кого не смотрела. Она вздрогнула, поняв, что относилась к Итану так же пренебрежительно, как всегда относились к ней – смотрели сквозь нее, как будто она стеклянная, а все внимание уделялось Сэм. Она пододвинула ему пакет M&M’s как воплощение оливковой ветви. – Хочешь? – Осторожнее с предложениями; я могу и все съесть, – предупредил он, беря конфету. – И… Итан? Спасибо. Что мы смогли поговорить обо всем этом. – Конечно, – хрипло сказал он. – Вряд ли кто-нибудь другой понял бы. 9 Беатрис – Я не уверена, – повторила Беатрис, наверное, в десятый раз. Она уставилась в зеркало, где отражалось свадебное платье с длинными рукавами и объемной многоярусной юбкой. Она в нем сама себя не узнавала. Королева Аделаида бросила извиняющийся взгляд на дизайнера, прежде чем повернуться к дочери. – Почему бы тебе не пройтись немного? Беатрис вздохнула и сделала несколько шагов. Вот бы Саманта была здесь! Хотя бы чтобы послушать саркастические комментарии, который сестра отпускала бы по поводу всех этих платьев. Но Сэм исчезла. Обычно Беатрис и не думала об этом; Саманта часто пропускала мероприятия в своем официальном расписании. Однако на этот раз Беатрис знала, что сестра наказывает ее за объявление даты свадьбы. В типичной для себя манере Сэм вела себя так, будто ей все равно – Беатрис видела ее на гала-вечере в музее, где Саманта яростно флиртовала с лордом Маршаллом Дэвисом, словно пытаясь кому-то что-то доказать. Но когда Беатрис попробовала поговорить с ней позже той ночью, сестра захлопнула дверь перед ее носом. Солнечный свет лился через витраж на противоположной стене, превращая деревянный пол в переливающийся цветной ковер. Они находились в тронном зале, который временно превратился в официальную штаб-квартиру комитета по выбору свадебного платья Беатрис. Лакеи принесли массивные зеркала, платформу для швеи, а также огромную ширму, чтобы королева могла переодеться в уединении. Дворец закрыли для экскурсий, что только подстегнуло слухи в стране о том, что может происходить сегодня там, и о свадьбе. Беатрис предпочла бы проводить примерки в мастерских дизайнеров. Но, видимо, это было слишком рискованно: кто-то мог ее увидеть и раскрыть секрет, какие дома моды борются за создание того, что люди уже называли свадебным платьем века. Как бы то ни было дизайнерам приходилось подписывать длинные соглашения о неразглашении и ехать во дворец долгими окольными маршрутами на машинах без опознавательных знаков. Честно говоря, Роберт относился к ее платью как к государственной тайне, которую нужно оберегать так же бдительно, как ядерные коды – коды, которых Беатрис до сих пор не знала. Ей нужно было так много сделать: изучить последний отчет Конгресса, сочинить речи, организовать свой первый дипломатический визит. Что угодно, только не стоять здесь, как живой манекен, пока дизайнеры одевают ее в различные платья. Всю последнюю неделю, стоило Беатрис приступить к выполнению своей настоящей работы, всегда возникало какое-то препятствие. То график слишком загружен, то время неподходящее. Роберт постоянно твердил одно и то же – подожди, подожди, подожди, – но чего она ждала? Беатрис взглянула на него. – Роберт, не могли бы вы назначить аудиенцию новому лидеру сенатского большинства? Я должна с ним встретиться. И нам нужно начать планировать мою речь на заключительном заседании Конгресса. По одной из старейших государственных традиций монарх открывал Конгресс осенью и закрывал его перед летними каникулами. Сердце Беатрис сжалось от осознания, что она распустит Конгресс, который ее отец открыл всего десятью месяцами ранее. Роберт покачал головой. – Ваше Величество, боюсь, это невозможно. Вы не имеете права встречаться с Конгрессом, пока не будете коронованы. Это было бы против Конституции. Беатрис помнила Конституцию от корки до корки, поэтому знала, что технически говоря, он прав. Данную статью ввели из-за вполне реальных опасений восемнадцатого века: если преемственность окажется под угрозой, претенденты на трон могут запугать Конгресс и попытаться захватить власть. – Я могу председательствовать на заключительном заседании, если Конгресс меня пригласит, – напомнила Беатрис. Это приглашение, еще одна архаичная традиция, было одним из многих противовесов, установленных Конституцией между тремя ветвями власти. Камергер в поисках поддержки взглянул на королеву Аделаиду, но та разговаривала с дизайнером. Так что он снова повернулся к Беатрис с угодливой улыбкой. – Ваше Величество, вы еще будете иметь дело с бесчисленным количеством лидеров Конгресса. Они приходят и уходят каждые четыре года. Какая разница, если вы пропустите одно заседание? – Разница есть: это первая церемония в Конгрессе за время моего правления. – Разве он не понимал? – Ваше Величество, – повторил Роберт, и теперь в его тоне прозвучала отчетливая твердая нотка, – было бы лучше, если бы вы отложили встречу с Конгрессом до вашей свадьбы с Его светлостью. Она почувствовала себя так, словно ей влепили пощечину. Официальное восшествие на престол нового монарха всегда происходило через год после смерти предыдущего, а это означало, что Беатрис коронуют только после свадьбы. Она думала, это просто еще одна традиция, но теперь поняла: Роберт не хотел, чтобы молодая женщина выступала в Конгрессе – или делала что-либо, связанное с управлением Америкой. Он не примет ее, пока рядом с ней не появится Тедди. Камергер снова уставился в свой планшет, как будто ожидал, что Беатрис послушно оставит неудобную тему. Такое проявление откровенного пренебрежения обожгло юную королеву. – Мне нужна минутка, – объявила она. Не обращая внимания на неодобрительные взгляды окружающих, Беатрис поспешила в коридор. К счастью, новый гвардеец за ней не последовал. В отличие от Коннора, который догнал бы ее за несколько шагов, положил руки ей на плечи и спросил, чем может помочь. Коннор. Подхватив подол пышного платья, Беатрис повернула за угол. Ей казалось, что она угодила в один из своих кошмаров: убегает от чего-то, но не может двигаться достаточно бысто… Внезапно Беатрис увидела Тедди и резко остановилась, погрузив в ковер каблуки своих белых атласных туфель. Он быстро закрыл глаза рукой. – Извини, я не собирался видеть тебя в свадебном платье. Это ведь плохая примета?