Он имел в виду, что демон всех перепугал; людям трудно было избавиться от мысли, что они могут умереть в любой момент, а это вредило делу, как в настоящем, так и в будущем. – Не надо пассивной агрессии в мой адрес, – предупредила Пайпер. – Я прочитала статью про то, как ты буквально всю жизнь расшатывал мою личность, и это – яркий пример. – Нет, это – яркий пример того, что ты ни в чем не разбираешься, – сказал Ломоньер. – Твои амбиции постоянно опережают знание! Ты понятия не имеешь, как передать демона другому владельцу! – Я пожелаю это узнать, разве ты не понимаешь? – спросила Пайпер. – Он обязан мне служить! Он должен делать то, что я велю. Но Сондок сомневалась, что это одно и то же. – Ты так думаешь? – спросил Ломоньер. – Ты контролируешь его или он контролирует тебя? – Ой, ради бога, – сказала Пайпер. – Демон, разморозь их! Демон, пусть светит солнце! Демон, пусть моя одежда станет белой! Демон, делай, что я говорю, делай, что я говорю! Люди задвигались, небо на мгновение сделалось ослепительно белым, одежда Пайпер посветлела. Демон, жужжа, взвился в воздух. Шепот в голове Сондок стал настойчивее. Ломоньер выстрелил в дочь. Глушитель превратил выстрел в негромкое «умпф». Ломоньер, казалось, был потрясен. Оба ничего не сказали – только посмотрели на тело Пайпер, а потом на демона, который нашептал им это. И тут все пустились бежать. Если уж Ломоньер застрелил родную дочь, могло случиться вообще что угодно. Демон приземлился на рану на шее Пайпер, погрузив лапки в кровь, и склонил голову к отверстию от пули. Он менялся. Она менялась. Всё вокруг было: уничтожение, жестокость и искажение. – Позвоните мне, – сказала Сондок Серому Человеку. – Выбирайтесь отсюда. Крик Пайпер прозвучал задом наперед. Сондок не знала, что она была еще жива. Кровь у нее на шее стала черной. Честолюбие жадность ненависть жестокость презрение честолюбие гнев ненависть жестокость презрение Пайпер умерла. Демон начал подниматься в воздух. «Разрушитель, разрушитель, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь, я пробуждаюсь». 61 Адам никак не мог понять, то ли это правда было худшим событием в его жизни, то ли просто так казалось, потому что совсем недавно он буквально плясал от радости, и теперь его шарахнуло контрастом. Он сидел на заднем сиденье «БМВ», по-прежнему связанный, с закрытыми глазами, глухой на одно ухо. Происходящее казалось нереальным. Он устал, но не хотел спать: Адама утомили попытки бороться с собственными органами чувств. Демон время от времени дергал ленту – кожа Адама горела от боли – и вращал его глазами. Блу сидела рядом, а Девочка-Сирота – с другой стороны (ее попросил Адам). Он не знал, сумеет ли избавиться от ленты, но понимал, что демон причинит вред Блу только в попытке добраться до Ронана или Девочки-Сироты. Так что, по крайней мере, они получат предупреждение, если это опять произойдет. «Боже, боже». Он чуть не убил Ронана. Он убил бы его. Совсем недавно он обнимался с Ронаном и тем не менее задушил бы его у себя на глазах. Как он пойдет в школу? Как будет жить дальше… Дыхание выдало Адама – Блу прислонилась к его плечу. – Не надо… – предупредил он. Она подняла голову, но тут же Адам ощутил ее пальцы у себя в волосах – она ласково погладила их, потом коснулась щеки, которую он сам себе разбил. Блу ничего не сказала. Он закрыл глаза под повязкой, прислушиваясь к медленному стуку дождя по ветровому стеклу, к шуршанию щеток. Он понятия не имел, далеко ли до Кабесуотера. Почему он не сумел придумать, как избежать жертвоприношения? Ганси торопился только из-за него, поскольку сделка Адама с Кабесуотером превратила ситуацию в экстренную. Так или иначе, Адам в любом случае убивал Ганси, совсем как в том видении. Пускай не напрямую, косвенным образом, но, в конце концов, причиной послужил Адам. Невозможно было отрицать, что именно из-за него происходящее стало кошмаром. Внутри зашипело какое-то неприятное ощущение – не понять, то ли муки совести, то ли предостережение от Кабесуотера. – Что это? – донесся спереди голос Ганси. – Там, на дороге. Блу отодвинулась от Адама, просунула голову между передними сиденьями и с сомнением спросила: – Это… кровь? – Откуда? – спросил Ронан. – Вероятно, ниоткуда, – ответил Ганси. – Она настоящая? Ронан сказал: – Дождь на нее падает. – Нам… можно ехать по ней? – уточнил Ганси. – Блу, как там выглядит лицо Генри? Тебе видно? Адам почувствовал, как Блу коснулась его, когда повернулась, чтобы посмотреть на ехавшую следом машину. Его ненасытные руки напряглись и дернулись. Демон был… близко. Блу сказала: – Дай мне мобильник. Я позвоню маме. – Что происходит? – спросил Адам. – Дорогу затопило, – ответила Блу. – Но похоже на кровь. И в ней что-то плавает. Что это, Ганси? Это… лепестки? Синие лепестки? В машине настало тяжелое молчание. – Тебе не кажется иногда, что всё движется по кругу? – негромко спросил Ронан. – Ты… Он недоговорил. В машине вновь стало тихо. Никто не двигался. Очевидно, Ронан не знал, ехать или не ехать через затопленную дорогу. Стучал дождь. Щетки на ветровом стекле снова начали щелкать и вздыхать. – Наверное… Господи. – Ганси помолчал. – Господи. Ронан? В его словах слышался ужас. – Ронан? – повторил Ганси. Послышался металлический стук. Скрип сиденья. Шарканье. Машина качнулась под ними – так энергично задвигался Ганси. Ронан по-прежнему не отвечал. Послышался глухой рык. Мотор. Ронан жал на газ, а машина не слушалась. Болезненное предчувствие внутри Адама переросло в тревогу. Рев вдруг прекратился – мотор заглох. – О нет, – сказала Блу. – Нет, нет… и девочка тоже! Она быстро отодвинулась от Адама, он услышал, как девушка распахнула дверцу с другой стороны. В машину просочился холодный влажный воздух. Открылась вторая дверь, потом третья. Все, кроме той, что была рядом с Адамом. Снаружи послышался голос Генри, низкий, серьезный, без доли шутки. – Что происходит? – спросил Адам. – А мы можем… – Голос Блу, на грани слез, тоже исходил снаружи, со стороны водительского сиденья. – Мы можем отцепить от него эту штуку? – Не надо, – выдохнул Ронан. – Не трогайте… не… Водительское кресло качнулось назад так сильно, что стукнуло Адама по коленям. Он услышал звук, который несомненно был судорожным вдохом Ронана. – О господи, – снова сказал Ганси. – Скажи мне, что я могу сделать. Кресло снова дернулось. Адам вцепился в сиденье под собой – почти помимо воли. Что бы там ни происходило, его руки хотели, чтобы это произошло быстрее. И тут зазвонил мобильник Ронана. Он звонил и звонил, издавая низкий глухой звук, который означал Диклана. Самым скверным было, что Адам понял: что-то случилось с Мэтью. Нет, самым скверным было, что Адам ничего не мог с этим поделать. – Ронан, Ронан, не закрывай глаза, – сказала Блу. Она плакала. – Я звоню… звоню маме. – Эй, осторожно! – крикнул Ганси.