Я бы предпочел, чтобы меня неправильно цитировали, чем никогда не цитировали. Некоторые мои лучшие строки на самом деле принадлежат другим авторам. Орен Робинсон из «Ежедневной грезы» Ксения настояла на том, чтобы они проверили каждый предмет одежды в багаже Волеты, и было это весьма непростым делом. Байрон набил целый пароходный кофр платьями, еще один – блузками и юбками, еще один – сапогами и туфлями, а четвертый – всем необходимым для молодой женщины: шарфами, колготками, поясами, жилетами, драгоценностями и даже одной-двумя муфтами. Так как олень не был уверен, что именно войдет в моду, он собрал вещи, словно для театральной труппы. Большинство нарядов показались Ксении настолько смешными, что она выпросила разрешение их примерить. Волета натянуто улыбнулась, а Ксения прогулялась по комнате в паре мешковатых шаровар, проволочном турнюре и накидке с перьями. На каждом кофре имелась бирка с надписью «ДОПУЩЕНО» большими печатными буквами – свидетельство того, что таможня обыскала их на предмет контрабанды. Багаж прибыл с краткой описью конфискованных предметов, которая включала в себя причину их ареста: 2 шестидюймовые шляпные булавки (потенциал для насилия) 1 флакон духов без опознавательных знаков (подозрителен) 1 черепаховый гребень для волос (потенциал для насилия) 1 парчовый пояс (подозрителен) 1 комплект щипцов для завивки волос (подозрителен) Слово «подозрителен» раздражало Ирен. Она достаточно долго проработала в порту и понимала, что это значит на самом деле. Какой-то агент хотел сделать подарок жене, дочери или любовнице и придумал предлог, чтобы присвоить вещь. И с какой стати Байрону взбрело в голову положить щипцы для завивки в багаж женщин, у которых вдвоем не хватало волос даже на один локон? Лучше бы таможня конфисковала ее капоры. В конце концов, в багаже был только один предмет, который ее волновал: ожерелье Сфинкса. Пока Ксения рылась в кофре с платьями, а Волета старалась держать себя в руках, Ирен пустилась на поиски шкатулки с драгоценностями. Она нашла богато украшенную шкатулку из розового дерева под грудой шелковых шарфов. Открыла ее и начала исследовать коллекцию изящных цепочек и колец, проверяя маленькие отделения неуклюжими пальцами. После первого раунда проверки Ирен ожерелье не нашла, и ее охватила паника. А что, если агент положил его в карман и не зафиксировал кражу в официальной описи? Ожерелье Сфинкса уже вполне могло висеть на шее какой-нибудь незнакомки на другом конце города. Ирен ощутила свой пульс в руках и встряхнула ими, чтобы успокоиться, прежде чем предпринять второй, более тщательный поиск. Она нашла ожерелье в маленьком бархатном мешочке. Круглая луна, свисавшая с серебряной цепочки, была не больше монеты. Тонко выгравированные кратеры украшали обе стороны изделия, одна сторона была из белого золота, а другая – из темного олова. Светлая и темная стороны должны были символизировать полнолуние и новолуние. Это была простая, но красивая вещь. И что еще важнее, это был их спасательный круг. Ожерелье было маяком, который вызывал посланцев Сфинкса. Пока у них есть ожерелье, они могут общаться с Эдит, Байроном и, если понадобится, со Сфинксом. – Какая прелестная вещица. Это очень ценно? – раздался сбоку голос Энн. Ирен обернулась и поняла, что маленькая гувернантка наблюдает за ней. Ирен обхватила ладонью луну: – Только для меня. – Ну, в конце концов, только чувства чего-то стоят, не так ли? – сказала Энн. Ирен улыбнулась ей, возвращая ожерелье в чехол и отделение шкатулки. – Не думаю, что ваша леди согласится. – Я впервые вижу, как вы улыбаетесь, – сказала Энн, одобрительно прищелкнув языком. – Я знаю, что это не совсем часть униформы, но вам очень идет. Надеюсь, вы не собираетесь упаковать и улыбку тоже. Их тихий разговор прервал звонкий смех Ксении. Молодая леди танцевала по комнате, используя в качестве партнера платье Волеты. Расшалившись, она опрокинула стул и смела с туалетного столика серебряный набор для ухода за волосами. При виде этого зрелища Энн поджала губы, но настроение ее не испортилось. – Я так рада, что сегодня утром в газетах появились положительные отзывы. Прошлой ночью она почти не спала из-за рыданий. – Волета тоже была на ногах. Неужели маркиз все еще сердится? – Возможно, но сейчас он не может этого показать. Все до смерти хотят с ней познакомиться. – Итак. Мы едем на бал к принцу Франциску, – холодно сказала амазонка. Энн подняла голову. Ирен увидела, как гладкая, почти прозрачная кожа ее лба сморщилась, словно теплый воск. У нее были большие добрые глаза. – Не волнуйтесь. Балы достаточно безопасны, даже если вокруг бродят волки. Там слишком много людей, чтобы кто-то мог попасть в слишком большие неприятности. Хотя, может быть, вашей леди не захочется сегодня устраивать выступления? Не думаю, что ей стоит гладить принца против шерсти. Он весьма злопамятный, если вы понимаете, о чем я. – Она меня не слушает, – нахмурилась Ирен. – Иногда достаточно быть услышанным. По крайней мере, так я себе говорю, – сказала Энн. – Могу я вас кое о чем спросить? Как думаете, сколько лет леди Ксении? Ирен на мгновение задумалась. – Семь? Энн рассмеялась: – Нет, правда. – Ну не знаю. Шестнадцать, семнадцать? Теперь уже трудно сказать наверняка. – Ей двадцать три года. – Неужели? – Ирен посмотрела на глупую золотоволосую леди, прыгающую по комнате. – Чем старше она становится, тем ребячливее себя ведет. Она боится, что однажды отец проснется и поймет, что его идеальная маленькая девочка превратилась в идеальную старую деву. И она из главной героини вечеринок отца станет мельничным жерновом в его гостиной. Пелфия не слишком добра к дамам, которые не выходят замуж. Честно говоря, она не очень добра по отношению к дамам в целом, но инфантильное поведение Ксении мешает многим хорошим перспективам. За последние месяцы и годы она получила несколько предложений, в том числе от вполне достойных молодых аристократов, но твердо решила занять более высокое место при дворе. Ей нужен по меньшей мере герцог. – Значит, все это только притворство? – Я не знаю, так ли это сейчас. Если достаточно долго притворяться кем-то, то в конце концов становишься им, верно? – Энн! Энн, скажи папеньке, что мне нужна белка. Вот такая белка, – сказала Ксения, указывая на Писклю, которая сидела на голове у Волеты и покусывала ее волосы. – Скажи ему, что если я не получу белку, то сделаю предложение графу Орлеану, и все наши дети будут толстыми, уродливыми дурашками. Энн храбро улыбнулась: – Я сообщу о срочности просьбы миледи. – Она положила свою маленькую ладошку на мускулистую руку Ирен, сжала ее и прошептала: – Дай мне знать, если захочешь поменяться. Несколько часов спустя две тщательно вымытые, одетые и причесанные леди покинули дом маркиза и отправились гулять по улицам Пелфии в сопровождении гувернанток. И точно так же, как и во время торжественного парада накануне, почти каждая барышня в пределах видимости была одета в тот или иной оттенок оранжевого. Темно-рыжая река шла по следу солнца, присоединяясь к растущему потоку полных надежд придворных дам, которые несли букеты, танцевальные карточки, надежды отцов и страхи матерей. Те молодые леди, которым не посчастливилось получить приглашение на Летний котильон принца Франциска, наблюдали за парадом из внутренних двориков кафе и окон спален, где хмурились и перешептывались о недостатках своих сверстниц. Волета пребывала в блаженном неведении относительно всех этих злобных взглядов и сплетен. Она обнаружила, что может достичь чуть ли не трансового состояния, если сосредоточится на дыхании, расфокусирует взгляд и будет повторять назидательные фразы, которым Байрон учил ее в последние дни. «Она не станет поднимать шум. Она не станет устраивать сцен. Она не захочет высказывать свое мнение. Когда какой-нибудь тупоголовый дворянин скажет что-нибудь ужасное или глупое, она улыбнется и сделает реверанс. Она будет любезна, сдержанна и уступчива». Впрочем, она не позволила Ксении выбрать ей платье. Это «предательство», как называла его Ксения, привело к многочасовым спорам и фонтанам слез. Но Волета твердо стояла на своем. Она наденет собственное платье: простое серебряное, длинное, прямое и без особых изысков по форме. Но оно сверкало, как лезвие, и ей нравилось, как оно сидит. Ксения сказала, что оно не серебряное. Оно совершенно точно серое. А серый цвет напоминал о голубях, стариках, пепле и строительном растворе. Все носили оранжевый. Оранжевый был цветом рассветов, страстных огней и цветков мака! Серый никогда не пользовался успехом и никогда не будет популярен; и почему Волета так ее ненавидит? Чем она заслужила такую ужасную гостью? Их ссора закончилась тем, что Ксения пообещала никогда больше не разговаривать с Волетой и держала слово на протяжении всей их прогулки к месту проведения празднества. Конечно, Волета едва ли считала молчание Ксении наказанием, хотя и старалась казаться соответственно несчастной всякий раз, когда Ксения бросала на нее хмурый взгляд. Потому что чем печальнее выглядела Волета, тем решительнее Ксения наказывала ее миром и покоем. Место проведения котильона называлось Чертог Горизонта, что звучало достаточно величественно. Зал располагался на краю города, наполовину погруженный в несущую стену Башни, где он служил ночным стойлом для механического светила. Но когда Волета мельком взглянула на Чертог с расстояния нескольких городских кварталов, ей показалось, что он поразительно напоминает трехэтажный ком картофельного пюре. Золотой свет просачивался, как растопленное масло, из двери наверху искореженной и ухабистой лестницы. Заводное солнце с треском спускалось по голубой чаше неба, направляясь к неровной вершине Чертога. К удивлению Волеты, дребезжащая звезда не затормозила, когда достигла крыши. Вместо этого пылающие точки погасли, когда выключили газ, и неосвещенный диск канул в щель. Только тогда Волета поняла, что хотел изобразить архитектор, придав холлу такую форму: пушистое облако, колыбель заходящего светила. Поток дебютанток скапливался на неровных ступенях, их продвижение временно замедлилось из-за организации приема. Каждая дебютантка должна была вручить приглашение швейцару, который проверял его подлинность, прежде чем передать визитную карточку герольду, а тот в свою очередь объявлял гостью. Процесс был неизбежно медленным, поскольку ни одна юная леди не хотела, чтобы ее торопили с дебютом, и поэтому участницам оставалось лишь набраться терпения. Волета оглянулась на Ирен, прижатую к ней толпой. Она никогда не видела Ирен такой несчастной, хотя, вероятно, это было связано в основном с париком. Ей совершенно не шло быть блондинкой. Парик был идеей Энн. Пока юные леди принимали ванну, они с Ирен около часа складывали и развешивали одежду, которую разбросала Ксения. Энн воспользовалась моментом уединения, чтобы сказать Ирен, что ей не стоит надевать свой капор на бал. – Это будет совершенно неразумно и привлечет много внимания, – объяснила Энн, встряхивая шарф, прежде чем расправить его и вернуть на законное место в кофре. – Не думаю, что тебе понравятся такие пристальные взгляды. – Я не думаю, что они будут пялиться на капор, – сказала Ирен, пораженная тем, как быстро Энн избавилась от беспорядка. Ирен казалось, что она сама потратила бы полчаса, пытаясь повесить одну шелковую блузку. – Дело в том, что принц не любит, когда женщины носят шляпы. У него сложилось несколько загадочное впечатление, что шляпа – это мужская вещь. – Ты хочешь сказать, что меня не пустят, если я надену капор? – Нет, я думаю, что такое может случиться. И я знаю, что ты хочешь попасть туда ради Волеты. – Энн на мгновение перестала складывать вещи и подошла к Ирен с поднятыми руками, словно собираясь ей сдаться. – Так почему бы нам просто не взглянуть на то, что под ним? – С той же осторожностью, с какой можно гладить бродячую собаку, Энн протянула руку и сняла капор с головы Ирен. И ахнула. Короткие серебристые волосы Ирен торчали во все стороны. Они выглядели так, словно она сама их стригла. Возможно, в темноте. Ирен нахмурилась: – Все так плохо? – Что ж… – проговорила Энн, поджимая сперва один край губ, потом другой. – Мы решили быть откровенными друг с другом, так что просто скажу: не сомневаюсь, что ты будешь хорошо выглядеть в заурядном, не слишком вычурном, совершенно обычном… парике. Застряв в толпе возле Чертога Горизонта, Ирен усомнилась в мудрости этого суждения.