— Но как я могу держаться от них подальше, если я не знаю, кто они? Миссис Мюллет понизила голос и оглянулась через оба плеча. — Вот эта Маунтджой, к примеру. Бог знает, что творится у нее на кухне. — Тильда Маунтджой? Из Ивового особняка? Я не могла поверить в свое везение! — Та самая. Ну да, не далее чем сегодня утром я видела ее в Канаве — она в Изгороди шла, как пить дать. Они до сих пор ходят туда делать кое-что с водой — отравлять ее, насколько я знаю. — Но постойте, — заметила я. — Мисс Маунтджой не может быть из хромцов, она ведь посещает Святого Танкреда. — Чтобы шпионить, скорее всего! — фыркнула миссис Мюллет. — Она сказала моей подруге миссис Уоллер, что это из-за органа. У хромцов ведь нет органов, видишь ли. «Люблю звук хорошего органа», — сказала она миссис Уоллет, а та передала мне. Тильда Маунтджой родилась и воспитана как хромец, так же как и ее родители. Это в крови. Не важно, в какие коллекционные тарелки она вкладывает свои шестипенсовики, она хромец с головы до пят, ты уж мне поверь. — Вы видели ее в Канаве? — уточнила я, мысленно делая заметки с сумасшедшей скоростью. — Собственными глазами. С тех пор как миссис Ингльби угодила в беду, мне приходится все ноги стаптывать ради яиц. Аж к Роулингам ходить, хотя я должна сказать, что их желтки лучше, чем у Ингльби. Уж не знаю почему. Естественно, если уж я дошла туда, нет смысла брести кружным путем назад, не так ли? Так что я иду по Канаве, несу яйца и все такое и срезаю дорогу через Изгороди. Тут-то я ее и увидала, прямо около булловских костров, там она и была, на расстоянии броска камнем впереди меня. — Она с вами заговорила? — Нет, моя девочка. Как только я увидела, кто там, я отступила назад, села на берег реки и сняла туфлю. Сделала вид, что камешек попал. По-видимому, миссис М. шла в том же направлении, что и мисс Маунтджой и вот-вот бы обогнала ее — в точности как тот человек из стишка о Сент-Ивсе. — Отлично! — сказала я, хлопая руками от возбуждения и удивленно качая головой. — Что за суперидея! — Не говорите «супер», дорогуша. Вы знаете, что полковник это не любит. Я сделала жест, как будто застегиваю молнию на губах. — О-о е-е? — Простите, дорогуша. Не понимаю, что вы говорите. Я расстегнула молнию. — Кто еще? Другие хромцы, имею в виду? — Ну, не стоило бы мне говорить, но, к примеру, этот Реджи Петтибоун. Его жена тоже. Думает, она фифа такая, в Женском институте и всякое такое. — У ее мужа антикварная лавка? Мисс Мюллет мрачно кивнула головой, и я поняла, что она снова переживает утрату стола из «Арми энд нейви». — Благодарю вас, миссис М., — сказала я. — Я думаю над написанием исследования по истории Букшоу. Упомяну вас в сносках. Миссис Мюллет поправила волосы указательным пальцем, пока я шла к кухонной двери. — Держитесь от них подальше, помните. 17 Как у некоторых магазинов в Бишоп-Лейси, у лавки Петтибоуна был георгианский фасад с маленькой крашеной дверью, зажатой между парой створчатых окон в эркерах. Я медленно прокатилась на велосипеде мимо, затем остановилась и небрежно двинулась к магазину с таким видом, будто только что его заметила. Я прижалась носом к оконному стеклу, но внутренности были слишком темные, чтобы рассмотреть что-то помимо стопки старых тарелок на пыльном столе. Без предупреждения, из ниоткуда появилась рука и повесила что-то прямо перед моим лицом — написанную от руки табличку. «Закрыто», — гласила она, еще продолжая покачиваться, когда я бросилась к двери. Я схватила ручку, но в тот же миг пара бестелесных ладоней вцепилась в нее изнутри, отчаянно стараясь помешать мне повернуть ее и пытаясь задвинуть засов, чтобы не дать мне войти. Но удача была на моей стороне. Мой энергичный толчок оказался сильнее, чем руки, пытавшиеся удержать ручку, и я влетела в магазин с несколько большей скоростью, чем хотелось бы. — О, спасибо, — сказала я. — Я подумала, может, вы закрыты. Я насчет подарка, видите ли, и… — Мы закрыты, — произнес надтреснутый металлический голос, я резко обернулась и увидела необычного маленького человечка с выражением неодобрения на лице. Он был похож на ручку зонтика, вырезанную в форме попугая: крючковатый нос, белые волосы, плотно прилегающие и кудрявые, словно напудренный парик, и красные, будто нарисованные круги на щеках. Лицо было белым как мел и губы слишком алыми. Он так нетвердо стоял на крошечных ногах, тревожно покачиваясь вперед-назад, что у меня возникло ощущение, будто он вот-вот упадет с насеста. — Мы закрыты, — повторил он. — Вам следует прийти в другой раз. — Мистер Петтибоун? — уточнила я, протягивая руку. — Я Флавия де Люс из Букшоу. У него не было особого выбора. — Приятно познакомиться, — сказал он, беря два моих пальца в миниатюрный кулачок и слабо пожимая их. — Но мы закрыты. — Это все мой отец, видите ли, — продолжила я, запыхавшись. — Сегодня его день рождения, и мы хотели — мои сестры и я — сделать ему сюрприз. Он очень интересовался чем-то в вашем магазине, и мы надеялись… Простите, что я так поздно, мистер Петтибоун, но я сворачивала бинты в больнице Святого Джона… Я позволила своей нижней губе слегка задрожать. — И о каком предмете… идет речь? — О столе, — выпалила я. Это первое, что пришло мне на ум, и очень хорошо, что я об этом подумала. В подобном месте наверняка дюжины столов, и я смогу хорошенько пошарить тут, пока буду выбирать подходящий. — Не могли бы вы… описать его? — Да, — сказала я. — Разумеется. У него четыре ножки и столешница. Я видела, что это его не убедило. — Стол для марок, понимаете. Отец — филателист, и ему нужно что-то, где можно разложить то, над чем он работает… под лампой. Его глаза уже не такие, как прежде, и мои сестры и я… Он уже теснил меня к двери. — О, минутку. Думаю, это он, — сказала я, показывая на довольно жалкий образчик мебели, притулившийся в темноте под позолоченными часами с оловянными толстопузыми лошадьми. Подойдя поближе, чтобы потрогать его, я проникла на шесть-восемь футов в глубь магазина. — О нет, этот слишком темный. Я думаю, тот был из красного дерева. Нет, постойте! Это тот, что там! Я устремилась внутрь магазина, в тень. Петтибоун бросился на меня, словно волк на скотину, и я осознала, что теперь отрезана от выхода на свободу. — Во что это ты играешь? — произнес он, внезапно пытаясь схватить меня за руку. Я отпрыгнула подальше. Неожиданно ситуация стала опасной. Но почему? В лавке есть что-то, что Петтибоун не хочет мне показывать? Он подозревает, что я знаю о его темных делишках с антиквариатом? Какой бы ни была причина его агрессивности, мне следует действовать быстро. Справа от меня в футе от стены стоял массивный шкаф. Я скользнула за него. На какое-то время я была в безопасности. Он слишком большой, чтобы пролезть за эту штуку. Может, я не смогу выбраться, но у меня есть секунда спланировать следующий шаг. Но затем Петтибоун вернулся с веником. Он ткнул прутиками меня в ребра и толкнул. Но я не сдвинулась с места. Тогда он перевернул веник и начал яростно тыкать в меня ручкой, как человек, поймавший мышь в ловушку за кухонным буфетом. — Ай! — вскрикнула я. — Прекратите! Прекратите! Мне больно! На самом деле мне не было больно, но я не хотела, чтобы он это знал. Я смогла продвинуться достаточно далеко вдоль стены, чтобы он не мог до меня дотянуться веником. Когда он обошел шкаф, чтобы повторить попытку с другой стороны, я скользнула к дальнему краю. Но я знала, что я в ловушке. Эта игра кошки с мышкой может продолжаться весь день. Теперь шкаф начал двигаться, его фарфоровые колесики заскрипели. Петтибоун прижался плечом к углу и отодвигал его от стены. — Ой! — завопила я. — Вы меня раздавите! Деревянная стена перестала двигаться, и атака сменилась паузой, во время которой я слышала его тяжелое дыхание.