866 год, 18 сентября, Саркел Наконец-то он прибыл в самую сильную крепость Хазарии, где временно располагалась ее столица. Ну, теоретически. Так-то в Хазарском каганате уровень развития государства был столь незначительным, что даже такое понятие, как «столица», еще не существовало. Где каган, там и столица. Все-таки хазары еще не вылезли из «коротких штанишек» степного бродяжничества. И жили они в настолько примитивной архаичной экономической и социальной модели, что их державу даже государством можно было назвать едва ли не с натяжкой. Авансом. Этакий союз племен едва-едва, одной лишь ногой ступивший на порог архаичного варварского королевства в самой его примитивной форме. И если бы не торговые потоки, которые хазары контролировали, то и не ступили бы. Никогда бы так и не выделившись на фоне того сонма их предшественников в Северном Причерноморье. Да, в тех краях жили и скифы, и сарматы, и гунны, и многие иные. Но все их красивые и громкие титулы не меняли главного – за ними неизменно скрывался не более чем вождь. Просто вождь. Который правил за счет личного авторитета и влияния. А их могущественные племенные объединения рассыпались сразу, как вождь или его наследник давали слабину. Каган в этом плане ничем принципиальным не отличался от того же Аттилы. Как только он ослабел, от него сразу начали отворачиваться некогда преданные племена. Что он им мог дать? Защиту? Больше нет. А иного у кагана и не имелось. В то время как взамен он просил ценные и очень ограниченные ресурсы. Даже несмотря на то, что каганат уже успел сделать маленький шажок, создавший ядро государства… ядро, которое не рассыпалось от первого же случайного потрясения, как разрушались племенные союзы. Пока Ярослав форсировал пороги, спускался по Днепру, переходил Понтом и Меотидой[91] и далее поднимался по Дону, многое поменялось в политическом раскладе региона. Сильно поменялось. Восточные печенеги, узнав о поражении венгров, начали откочевывать на запад, за Днепр, с тем чтобы занять их земли. Прямо вот до Дуная. Из-за чего ни степные дружины печенегов, ни их племенные ополчения более кагану были недоступны в этой борьбе. Булгары же так и не пришли на помощь, выступив на стороне Хорезма. Из-за чего получилось, что хазары не только остались со своим врагом один на один, но и оказались вынуждены воевать со вчерашними союзниками. Разве что печенеги не предали их столь явно. Но им это было не выгодно. Из-за чего союзникам из Руси Захария оказался чрезвычайно рад. Потому что они оказались единственными их союзниками в этой войне, что не постеснялись выставить войско. Ну и Византия, которую сразу не распознали, но также им обрадовались, заприметив. Впрочем, Захария прекрасно понимал – не пришел бы Ярослав, и ромеи не дернулись бы выступать на подмогу. – Скверные у тебя дела, – прямо, без лишней дипломатии заявил Ярослав, сидя в юрте кагана. Сразу после вежливых приветствий. Захария промолчал. – Неужели мой удар по Египту ничего не дал? – Дал. О! Эхо его даже тут слышно было. – Тогда почему они не ушли? – Потому что Хорезмшах больше не слуга халифата. – Это как? – Посмотри на меня, – грустно произнес каган. – Только я дал слабину, как от меня отвернулись все мои союзники. Вот и от него также все начали отворачиваться. Все, кроме тебя. И, если честно, я не понимаю, почему ты не отвернулся. – Мне нужен покой в степи. Поэтому и не отвернулся. – Покой… – горько произнес Захария. – Ты знаешь, что халиф сбежал из Самарры обратно в Багдад? Тюркские наемники очень этим оказались недовольны. Но халиф призвал себе на помощь арабское ополчение и собирает под Багдадом силы. Говорят, что он хочет раздавить Самарру, сровняв ее с землей. – Гражданская война? – выгнув бровь, спросил Ярослав. – Очень своевременно. – Своевременно? – переспросил Захария, улыбнувшись. – Пожалуй. После того как ты вырезал больше половины тюркских наемников при Александрии, а болгарский князь хоть и проиграл битву при Антиохии, но сумел сделать это достойно, ситуация сильно поменялась. По слухам, сейчас от великой армии наемников осталась едва ли треть. Да и та расположена в Иудее и Сирии, разделившись. В Самарре их почти нет. – Они уйдут из этих провинций? – Они боятся Рагнара, что сидит на Крите и наводит ужас на восток Средиземного моря. Он ведь в любой момент может вторгнуться в Иудею или Сирию. Да и князь болгар не оставил своих попыток на успех. Говорят, что он вернулся домой и собирает большое войско. Он вдохновлен твоими успехами и огромной добычей, что ты взял в Египте. Кое-кто даже болтает, будто бы он нашел общий язык с Рагнаром. Да и ромейцы в Египте крепнут день ото дня. Так что халифу есть чего бояться… и его тюркским наемникам тоже. – А чего боишься ты? – Я?.. – Впрочем, это не важно, – усмехнулся Ярослав, не давая кагану ответить. – Ты призвал меня на помощь. Да, мне выгодно, чтобы ты устоял. Но все в этом мире стоит чего-то. Как ты оплатишь мне мои хлопоты? Я ведь из-за этого похода был вынужден отвлечься от важных дел. – А чего ты хочешь? – Радимичей и дреговичей. – Я не владею ими. – Они платят тебе дань. Ты выступаешь их защитником. Я мог бы их и так взять. Но мне не к спеху было, да и не вижу смысла конфликтовать с тобой на ровном месте. – Очень легко платить тем, что тебе не принадлежит, – улыбнулся каган. – Еще пять лет назад я бы возмутился, а теперь отдаю тебе их с легким сердцем. Забирай. – Но это еще не все. – Не все? – Нет, конечно, – улыбнулся Ярослав. – Каганат ослаб. От тебя отвернулись все, кроме меня. Сегодня я разобью твоих врагов. Но что будет завтра? Мне снова идти на помощь? В принципе, я не против. Но это не отношения союзников. – К чему ты клонишь? – К тому, что тебе придется назвать меня старшим братом и признать себя моим вассалом. – ЧТО?! – Мне не нужна степь. Тебе не нужен лес. Мне нужно, чтобы ты стоял здесь и сдерживал штормовые порывы степи. Но у тебя для этого недостаточно сил. И взять их неоткуда. Что говорит только об одном – тебе самому нужна защита. Моя защита. И моя помощь. – Ты понимаешь, что просишь? – зло прищурился Захария. – Я? Прошу? О боги! Ты ослышался. Я не прошу. Я предлагаю. Жизнь тебе и твоим потомкам. Ведь принеся мне вассальную клятву, ты и твои наследники смогут сохранить власть над каганатом. Ибо за тобой будет нависать моя тень и никто в здравом уме не посмеет твое положение оспорить. – Хорезмшах предложил мне то же самое. – Потребовав при этом принять ислам? – Да… – Мне все равно, в кого ты веришь. Твоя вера – твое личное дело. Но видит Великое Небо, твой бог тебя не защищает, как и их вера не защитит их. Впрочем, как я уже говорил, мне все равно, во что ты веришь. Для меня – любой бог, это лик Всевышнего, проявляющий себя так или иначе. Какие-то лики сильны, какие-то слабы, какие-то подходят степным племенам, а какие-то им совершенно бесполезны. Пути Всевышнего неисповедимы. Для чего он проявляется через того или иного бога, ведомо только ему. – А какую веру исповедуешь ты? – Во Всевышнего. Он столь величествен, что не может проявляться на земле в своей первозданной природе. Мы слишком ничтожны для этого. И способны видеть его только в ликах, коих бесконечное множество. Это и Великое Небо, и Арес, и Мардук, и Кришна, и даже Нефритовый Император. Все это – одно и то же существо – Всевышний, единый и многообразный одновременно. Он – это все. Он – это ты, я, трава, конь, что только что заржал, муха… и так далее. Он так проявляется. И глупо называть одно из его проявлений верным, а остальные отрицать. Это то же самое, что отрицать все свое тело, прославляя лишь руку или ногу. – Твоя вера… она необычна для ромейца… – А что в ней необычно? Во всех своих делах я обращаюсь ко Всевышнему. Просто не стесняюсь обращаться к тем его ликам, какие нужны в этом конкретном деле. А не по обыкновению некоторых просить сына рыбака о победе в войне или каменщика совета в рыболовстве. Согласись, кто не умеет ездить верхом, вряд ли сможет в этом деле выступить добрым советчиком. – С этим сложно не согласиться, – улыбнувшись кончиками губ, ответил Захария. – Поэтому мне нет дела до твоей веры. Любая вера – правильна. Любая – истинна. Но по-своему. Принеси вассальную клятву мне. Уступи по доброй воле дреговичей и радимичей. Пообещай, что станешь удерживать своих вассалов от набегов на мои земли, а ежели они ослушаются – карать своей рукой, не дожидаясь моей справедливой ярости. И я защищу тебя и твоих подданных, гарантировав твою власть в каганате и власть твоих наследников. – Как много поменялось за каких-то восемь лет, – грустно произнес Захария. – Все течет. Все меняется, – пожал плечами Ярослав. – Каких-то пять лет назад твои люди травили меня ядом черного скорпиона. А сейчас я поднял этого скорпиона на личный вексель и пришел бить твоих врагов. – Твоя вера позволяет тебе взять вторую жену? – после небольшой паузы спросил каган. Их разговор продолжился. Он был простым и в то же время очень сложным. И чем больше Захария общался с Ярославом, тем больше приходил к выводу, что истинной его верой являлось поклонение Тенгри – трансцендентальному Сущего, безличному богу, не имеющему явного воплощения и воплощенному во всем[92]. Ведь, несмотря на принятие иудаизма, хазары оставались в основе своей тенгрианцами. И если их аристократия была вынуждена держаться обрядов, то простые пастухи жили стариной. Да и даже аристократы иудейской веры росли в определенной среде, накладывающей известный отпечаток… – Я ненавижу тебя, – тихо произнесла молодая девушка, смотря прожигающим взглядом на Ярослава. – Ты прекрасно понимаешь, что я не могу принять тебя второй женой. – Почему? – Потому что не считаю это правильным. – Ты ведь не христианин. Я знаю. Мне рассказывали. – Дело не в христианстве. Строго говоря, в посланиях Титу и Тимофею говорится о запрете многоженства для жрецов[93]. На остальных же это не распространяется. Просто сказалась старая греческая и римская брачная традиция. Тот же Василевс Валентиниан четыре сотни лет назад взял себе вторую жену и разрешил это же для всех своих подданных. – Тогда почему? Не понимаю. – Ты жить хочешь? – Странный вопрос. – Преслава не потерпит рядом с собой других жен. Она тебя попросту изведет. Она Верховная жрица Макоши. Так что поверь – это в ее силах. И изведет так, что ты даже не поймешь, от чего умерла. А я не хочу, чтобы между мною и твоим дедом пролегла кровь. Твоя кровь. – Но ты отказался возлечь со мной даже вне брака! – раздраженно воскликнула она. – Милая моя девочка, – грустно произнес Ярослав. – Не дразни небеса. Ты красива, свежа, юна. Ты найдешь себе еще мужа. Зачем тебе удел конкубины?[94] – Для меня позор быть отвергнутой. – Это позор твоего деда. – Это позор всего моего рода. Ты разве не понимаешь, что своим отказом унижаешь не только меня, но и Великого кагана? А кто будет уважать униженного? – Проклятие… – процедил Ярослав, только сейчас поняв, в какую сложную ситуацию попал.