– Как я могу обмануть? – Ну, например, устроишь нападение на мой отряд при возвращении в Бахчисарай, бегство из Крыма после получения денег. Да мало ли способов? Учти, Азат, за тобой в Кафе будут смотреть мои люди. Если ты попытаешься обмануть и скрыться, то даже из дома не успеешь выйти, как тебя убьют. Будь уверен в этом. – Вот только грозить не надо, Теребердей! – Я предупреждаю. Держи язык за зубами. Ты меня хорошо понял? – Я тебя хорошо понял. Не пора ли перейти к делу? – Пора, слушай. – Теребердей начал говорить. Не смолкал он долго, иногда тыкал пальцем в карту, разложенную на топчане. – У Девлет-Гирея будет не сорок, а никак не менее восьмидесяти, а то и ста тысяч воинов. Я приведу около тридцати тысяч ногайцев, сам Девлет соберет пятьдесят, Селим Второй подбросит не менее десятка тысяч. Слабость войска – в малом пушечном наряде. Хан считает, что осадные орудия не понадобятся, лишь полевые, да и те в небольшом количестве. Возможно, он и прав. Это все. Запомнил? – Да. – Тогда утром после молитвы ожидай Атихана с десятком воинов и помни, что за тобой уже смотрят. – Тебе не надоело грозиться? Мы делаем одно дело и должны доверять друг другу. Но как ты объяснишь Девлет-Гирею, что я у тебя был, а потом уехал с твоим доверенным человеком и охраной? Теребердей усмехнулся и ответил: – Очень просто. Я позвал тебя, дабы обсудить вопрос закупок невольников в Кафе. Мне скоро возвращаться в улус, и я хочу увести их с собой. Сам же в Кафу выехать не могу. Посему решил положиться на тебя. Ты доволен? Азат кивнул и ответил: – Это ты хорошо придумал. Не подкопаешься. Может быть, невольников действительно надо купить? – Да, с полсотни. Сделай это прилюдно, вместе с Атиханом. Лучше будет, если о том станет известно в городе. – Исполню. – Хорошо. Сайхат Атихан с обозом должен вернуться на пятый день, считая с завтрашнего утра. – Да, Теребердей. Удачи тебе в походе. – А ты разве не идешь? – Нет, на мне порядок в городе. – Хорошо устроился. – Неплохо. Я поехал. Жду Атихана. Бордак лежал на топчане в саду. К нему подошел племянник Ризвана и сказал: – Господин, я нашел твоего товарища Тугая. – Да? – Бордак поднялся. – Где он? – Сейчас на посольском подворье. – Тебе удалось с ним поговорить? – Да. Я сообщил ему, что ты ищешь его. Он не удивился, сказал, что придет через сад, как только стемнеет. Это все. – Молодец, Алим! – Михайло потянулся за мешочком с деньгами, но юноша выставил пред собой ладонь и заявил: – Не надо денег, не возьму. – Но почему? Ты трудился, вон аж вспотел весь, а любая работа стоит денег. – Считаешь, что я заработал, отдай деньги дяде Ризвану. Я ему жизнью обязан. – Хорошо. Значит, Осип придет сюда, в сад, как только стемнеет? – Да. Я встречу его на задах, проведу, а то заплутает. – Спасибо тебе, Алим. – Не за что. – Юноша ушел. Он появился чуть позже, когда уже стемнело. С ним был Тугай. – Я постою на задах, посмотрю, чтобы кто из посторонних не подошел, – сказал племянник Резвана. – Да, сделай это, если нетрудно, – проговорил Бордак. Юноша ушел. Мужчины обнялись, присели на топчан. – Говори, Михайло, как царь наш допустил сожжение Москвы, – заявил Осип. Бордак рассказал обо всем, чему был свидетелем. – Вот оно как, – протянул Тугай. – А тут вовсю трубили, что славные ратники Девлет-Гирея разбили наши полки, вошли в город, пленили тысячи людей и сожгли Москву. Всю, даже Кремль. Татары хвалились тем, как без сопротивления разоряли южные земли, Рязань, Каширу, другие места. И ведь сомнений в том не было, потому как только в Кафу крымчаки привели многие тысячи полонян. Тут творилось нечто невообразимое. Наших людей разбирали, как скотину. Торгаши объявились, все побережье было заставлено судами. Посол Афанасий Федорович хотел меня послать на Москву, а тут прибыл человек от царя. На Москве он не был, потому правды не знал. Царь передал мне серебра на тысячу рублей и велел ждать тебя. Я знал, что ты придешь сюда, к Ризвану, под видом литвина, а татары выпускать нас с подворья перестали. Только выйдем, сразу разъезд. Мол, езжай обратно! Иногда удавалось проехать по городу, но сюда заглянуть возможности не было. Афанасий Федорович сейчас в Сююр-Таше. С ним и дьяк Петр Петрович Агапов. Я сумел выбраться и приехать. – А где тебя гонец царский застал? – В Сююр-Таше. Это потом я бежал оттуда. Ну а здесь обложили как волка. Людей на подворье мало, охраны всего десять стрельцов. Мальчишки подходят, ругаются, грозятся, показывают, что горло нам скоро резать будут. Надоел этот Крым хуже горькой редьки. – Понятно, я и сам это чувствую. Но царь дал задание. Его следует исполнить. – Это понятно. Удается хоть что-то? – Я вроде как уговорил мурзу Азата помочь. Конечно, за большие деньги. – Мне отдать тебе серебро? – Оно у тебя с собой? – С собой. – Давай. Так спокойнее будет. Мы не знаем, что удумает Девлет-Гирей насчет русского посольства. В случае опасности ты сюда иди. Ризван может ненадолго спрятать тебя. – Уйти, бросить товарищей? – Я об этом не подумал. – Будем надеяться на лучшее. Может, наказ получим на возвращение. Афанасий Федорович Нагой говорил, что царь знает о нашем положении, на растерзание не отдаст. – Афанасию Федоровичу известно больше нашего. Давай договоримся, как связаться в случае крайней необходимости. Тугай чуть подумал и проговорил: – Каждый день после полуденного намаза я буду смотреть на улицу, которая тянется с востока посольского подворья. Племянника Ризвана я запомнил. Если что-то произойдет и я буду нужен тебе, пошли его на улицу в указанное время. Увижу, буду знать, что надо идти сюда, в сад. – А не опасно это? – С подворья можно выйти скрытно и пробраться по берегу. – Тугай достал из-под одежды мешок с серебром, передал его Бордаку. – Пойду, Михайло. Рад был видеть тебя. – И я рад. Береги себя. – Это ты берегись. На тебе ответственность большая. Они опять обнялись. Потом Тугай скрылся в темноте ночного сада. Курбан появился поздним вечером второго дня. Ризван сам пропустил его во двор, принял коня. Татарин напился воды и зашел в комнату Бордака. – Ну вот, наконец-то! – проговорил Михайло. – Приветствую тебя. Как съездили?