Часть 2 из 17 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Карась диктовал наставления:
– Ешь – потей, работай – мерзни, живи «мужиком» и не вздумай стать козлом.
– Как это? – спросил Леша.
Карась продолжал:
– Не вступай в актив, не выполняй требований начальства, постарайся примкнуть к ворам в законе, не вздумай держать связь с козлами-активистами, никогда не общайся с опущенными, отверженными, не стучи начальству. Тебя обязательно, если будешь держаться моих советов, заметят из окружения «законника», и ты внедришься в их ряды. Твое поведение должно быть только воровским, постарайся угодить «законнику», он – наш князь, глава нашего большого семейства. За предательство тебя не только опустят, но и после всего этого перережут горло. Поэтому держись подальше от активистов, начальства, всяких провокаторов, легавых, не иди с ними ни на какие аферы. Ты должен быть для окружения «законника» вне всяких подозрений.
Сообща, всей камерой, придумали для Алексея кличку – Аллигатор. Друзья расстались грустно, поклявшись, однако, что останутся преданными воровским идеям и будут поддерживать связь.
3
Алексей оказался в воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних. Хотя Карась и рассказал ему о несладкой жизни за колючей проволокой, но для него она превратилась в сущий ад. Во-первых, долго спать не давали. Однако будить Лешу всегда было трудно, поэтому использовали разные приемы: то забивали нос зубной пастой, то стаскивали с койки. Когда долго не просыпался, ребята наносили «ласкательные» удары носками ног по мягкому месту. Был случай, когда ему забили нос пастой, а он, дыша ртом, спокойно продолжал спать. Тогда остатком «Поморина» ему забили и рот. Но Алексей, проглотив пасту, перевернулся лицом вниз и продолжал дрыхнуть.
Он пытался прикинуться больным, однако симулянта в медсанчасти сразу же раскололи. Добродушный доктор, положив руку на плечо Алексея, сочувственно произнес:
– Суклетин, ты ведь болен, тяжело болен, и болезнь твоя неизличима.
«Наконец-то! – подумал Алексей. – Обманул старика.» Между тем улыбка исчезла с лица доктора. Посмотрев на «больного», он изложил диагноз:
– Парень, ты страдаешь… хроническим воспалением хитрости!
Карась рекомендовал ему филонить, но здесь, однако, заставляли работать. И не только работать, но и выполнять план. Кроме того за семнадцать лет своей жизни ленивый Лешка сумел закончить лишь четыре класса. Поэтому его заставляли и учиться. К тому же требования к учебе были жесткие. Проходили трудные для Алексея дни, недели, месяцы. Он достиг совершеннолетия и был переведен в исправительно-трудовую колонию для взрослых, где был замечен одним из «авторитетов». Алексей сразу же втерся к нему в доверие. Стирал и гладил его грязные трусы, носки. Стал «шестеркой». Обязанности прислуги он выполнял с таким усердием, что работой его шеф не мог нарадоваться. Поведение своего холуя он оценил по-своему. По его мнению, из Суклетина в будущем мог бы получиться преданный, полезный для него человек. Он обратил внимание на высокий рост, длинные руки Алексея. Немного «дрессуры» – и готов хороший вышибала! Босс стал учить его азбуке бокса. Но очень скоро разочаровался в ученике: тот был крайне ленив. Сумел его кое-как научить лишь боксерской стойке. Кроме того ученик из-за трусости постоянно закрывал глаза. Как ни старался боксер избавить подопечного от дурной привычки – ничего не выходило.
4
Прошло два года. Отбыл свой срок Леха Суклетин и дождался долгожданной воли. Вышел он, спокойный и самодовольный, и не пацан уже, а настоящий мужик, прошедший огонь и воду. Теперь он сам, пожалуй, может кое-чему научить малолеток. А как сыпанет тюремными словечками – так все сразу и заткнутся.
Старуха Казань, ты все та же! Грязно-неумытая и разбитная. Правда, кое-где пивнухи позакрывали, да кое-кого из друганов нет. Спился Генка-слесарь, чахнет где-то в ЛТП. Да, плевать, другие найдутся… Все бабы наши будут! Да вот только мать–дура замучила: «На работу бы тебе, Лешенька!» Какая работа, к черту.
Как-то возле пивной Суклетин встретил Гошку Куликова – Кулика, давнего своего приятеля. Разговорились, толкаясь за тесным столиком, в дымно-пивном чаду маленького сырого зала. Пивко ударило в голову. Долго шарил Кулик и Леха в карманах, да ничего не нашли. А выпить хотелось. Глупо было прекращать такой хороший «базар».
– Есть идея, – предложил Суклетин. – Знаю тут одну старуху, мой друган все к ней ходит плитку чинить. У ней деньжата водятся. Найдем инструменты, придем к ней. А там уж по обстановку, а?
– А че? – пьяно кивнул Кулик и икнул. – Давай! Только без мокрухи, лады?
Сказано – сделано.
Они уверенно постучали в обшарпанную дверь дома, что стоял на самом краю улицы, откосом выходящей к Казанке.
Мария Черткова, одинокая пенсионерка, никогда дверь посторонним не открывала. Но на свой вопрос: «Кто?», – она услыхала приглушенный и уверенный голос: «Горгаз, с проверкой!» Двое высоких мужиков протопали в кухню, один из них наклонился к плите, а другой, темноволосый и длиннолицый, отойдя к кухонной двери, сказал с усмешкой оторопевшей старушке:
– Давай, бабуля, раскошеливайся, да поживее, а не то пристукнем тебя!
– Да вы что, сыночки!... Как же это… Ах, пресвятая богородица, да нету у меня ничего и от пенсии ничего не осталось…
– Ну-ну, бабуль, выдумывай… Давай уж по–хорошему! – внушительно вставил Кулик.
– А че с ней цацкаться?! – Суклетин подскочил к старушке и начал заламывать ей руки. – А ты давай сюда тряпку! – крикнул он Кулику.
Связав полуживую от страха жертву, Суклетин воткнул ей кляп, но, подумав, вдруг ударил ее по голове железной статуэткой, что подвернулась под руку. Чертовка потеряла сознание, а «газовики» бросились шарить в ящиках стола и комода. Наконец нашли, что искали: тщательно завернутые в тряпицу восемьдесят рублей. Наверное, та самая пенсия, о которой заикнулась старушка. Даже не взглянув на неподвижно лежащую хозяйку квартиры, они поспешно вышли, хлопнув дверью. Дверь, однако, не закрылась, но ни Суклетин, ни Кулик, опьяненные легким успехом, этого не заметили.
Именно это обстоятельство и выручило Марию Черткову.
Минуты через две, когда она с трудом начала приходить в себя, но не смогла ни пошевелиться, ни позвать на помощь, в дверь ее постучали, и она услыхала голос соседки:
– Петровна! Дома что ли? Слышь?...
Мария Петровна только глухо простонала в ответ, а соседка, не дождавшись ответа, осторожно заглянула в квартиру…
…Милиция недолго искала преступников, которых Черткова смогла описать довольно подробно. Суклетин и Кулик поленились даже поискать себе местечко подальше и поукромнее – их нашли в ближайшей пивной, за квартал от дома ограбленной пенсионерки.
На сей раз суд не стал либеральничать с боксером–разбойником, определив ему наказание в виде длительного срока – двенадцати лет лишения свободы в колонии строго режима. Суклетин не забывал советы Карася, всеми силами искал способы сближения с кем-то из окружения «законника». И она добился своего: стал денщиком самого советника князя.
5
Новый шеф Алексея, проворовавшийся торговый работник, был ходячей энциклопедией. Знал наизусть все статьи уголовного, уголовно–процессуального, исправительно-трудового кодексов, хорошо разбирался в судебной практике. По указанию «законника» сочинял жалобы на приговоры суда. Все больше восхищался Алексей ярким умом своего шефа, который не переставал удивлять его рассказами о великих мира сего, о знаменитых преступниках. В минуты душевных невзгод он часами читал наизусть стихи Блока, Лермонтова, Бунина, Высоцкого и поэтов-эмигрантов. Просвещал «законника» новостями в стране и за рубежом, удивлял его своей эрудицией. Князь однажды в восторге воскликнул:
– Как ты можешь помнить имена президентов, премьер-министров, императоров всех стран, их происхождение, историю их прихода к власти?! Это ведь уму непостижимо! Так и придется тебе отбывать срок наказания до моего освобождения. Поверь, мне будет скучно без тебя, уважаемый.
– Это невозможно, князь! На свободе-то я нужнее буду. Как ты и задумал, многоуважаемый князь, я начну осуществлять твои планы: создадим свой союз и расшатаем всю эту коммунистическую державу. Повсеместно, во всех тюрьмах, колониях, зеки будут бунтовать. Мы станем требовать, чтобы каждый «законник» наводил надлежащий порядок в своей зоне. Тех, кто не справится с нашими требованиями, мы заменим другими, более энергичными, умными, сильными. Шеф, я уверен в успехе нашего дела! Придет время, начнем диктовать свои условия и государству.
Телохранитель князя, здоровенный мужчина, молча подал им на подносе наикрепчайший чай и душистый башкирский мед. Князь, размышляя о чем-то и медленно набивая табаком «Золотое руно» украшенную золотом и серебром трубку, пригласил советника к столу:
– Друг мой, самое время чаевничать.
Советник обратил внимание на удивительно красивую кружку, сделанную из драгоценных металлов. Кружку и трубку прислал князю друг, недавно освободившийся из мест не столь отдаленных. Князь, глотнув из кружки темный, чуть ли не смолистый продукт, получаемый путем заварки большого количества чая, с наслаждением сосал трубку. В такие вот минуты никто, даже люди из его окружения, не смел беспокоить князя вопросами. Он расслаблялся и набирал энергию, чтобы держать в повиновении тысячный отряд зеков.
6
…Во дворе колонии, на скамейке, лаская своего кота, сидел старик, самый старший по возрасту зек в колонии. Все с уважением звали его дедом. Знавшие его по другим колониям рассказывали, что дед всегда ухаживал за котом. Припоминали такой случай. В Сибири его кота отвезли далеко в тайгу. Спустя много дней он все-таки вернулся. Хоть и выпали все когти, потерял половину хвоста, обморозил все уши, но вернулся к своему хозяину! Дед от радости даже обронил скупую слезу. И вот теперь старик вспоминал то ли тот случай, то ли свои сроки, которые отбывал в разных колониях. Вспоминал, наверно, первую судимость, когда за несколько килограммов зерна ему, совсем еще тогда мальчишке, определили срок, которым теперь наказывают убийц. Может быть, ругал себя за то, что после освобождения, обозлившись на несправедливое наказание и заодно на весь мир, вновь совершил ряд преступлений. Сейчас у него заканчивался срок, но старика никто не ждал на свободе.
Суклетин, не находя себе места, болтался по колонии. Подошел к деду и попытался завязать разговор:
– Читал я в журнале, что кошки здорово успокаивают людей. Нервнобольным стоит прикоснуться к их шерсти, и они сразу успокаиваются.
Старик, честно говоря, ненавидел Суклетина. Недовольный его появлением, он мрачно посмотрел на Алексея, дав понять, что не желает с ним говорить. В это время к ним подошел казах, прибывший в колонию год назад.
– Салам алейкум! – улыбаясь, поздоровался он.
– Салам, Икбин! Присядь, – обрадовался стари визиту своего приятеля.
На вид ему было лет 20-25. Среднего роста, подтянутый. Аккуратная короткая стрижка, всегда поглаженная одежда, уважительное отношение к старшим по возрасту, богатство языка, знание всевозможных анекдотов, отсутствие в разговоре матерщины, владение приемами рукопашного боя – все это и многое другое сильно отличало казаха от окружающих. Старику он понравился сразу же, как тот появился в колонии. Когда они оставались наедине, дед любил звать его сыном. При посторонних – юным другом. Уважение к старшим в Средней Азии прививается с материнским молоком, поэтому Икбин почтительно относился ко всем, а старика не только уважал, но часто в ответ звал его отцом.
– Вот иду я к тебе, аксакал, и думаю, почему говорят, что мы с тобой сидим, хотя мы с тобой не только сидим, занимаемся делами, мирно беседуем, кушаем, спим. Считаю это определение неправильным и ошибочным. Получается какой-то парадокс…
– Да, ты прав, как всегда, друг мой. Ты вчера, помнится, хотел рассказать что-то забавное о пауке.
– Хотел рассказать я, аксакал, об опасном пауке, о самом ядовитом существе, после укуса которого не остаются в живых. Название этого паука – каракурт. В наших краях кроме каракурта встречаются и скорпион, и фаланга, их укусы не так опасны для жизни человека. Каракурт опаснее во стократ. Кстати, паук их запросто съедает. Интересно не это, а другое. После того как паук скрещивается с паучихой, последняя оплетает самца паутиной и съедает его как сладкое лакомство. Брачная свадьба кончается жестоко и трагично. За такие ужасные дела у нас паучиху назвали «коварной вдовой».
Наступила тишина. Старик переваривал в своей голове рассказ Икбина. Он по-своему возмутился жестокостью паучихи и не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить свой гнев.
– Ничего, мужики, – вмешался в разговор Суклетин, – вот освобожусь и отомщу «паучихам» за пострадавших от любви «пауков». После брачной ночи и я съем партнершу. Как лакомство, поджарю сердце. Обещаю вам и клянусь пить их кровь, жарить их мозги… – Алексей, оскалив зубы, начал громко хохотать.
Старик взорвался и грубо накинулся на Суклетина:
book-ads2