…По имени Светлана, примерно тысяча девятьсот шестьдесят третьего – тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, русская, среднего роста, волосы каштановые, волнистые, чуть ниже плеч, имеет родимое пятно в области носа, лицо крупное, полного телосложения. Одета была в куртку черного цвета с накладными карманами сбоку и на груди, сшитую из кожзаменителя, брюки черные, туфли на высоком каблуке, темные капроновые чулки. … По имени Надя, примерно тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, окончила шесть классов, на вид лет семнадцать, волосы русые, свободной прически, курит; была одета в лыжный костюм, куртку – штормовку. …По имени Женя (имя вымышленное), примерно тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения, еврейка, выше среднего роста, волосы светловатые, волнистые, имя труднопроизносимое, поэтому предлагала называть себя Женей, проживала и училась в г. Биробиджане, одета в черную кожаную куртку, поношенные джинсы, темно-коричневые или черные короткие сапожки; зеленоватая рубашка, на волосах черная бархатная лента, имела дамскую сумочку с длинным ремешком. …По имени Люся, примерно тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, рост около ста шестидесяти пяти сантиметров, полного телосложения, волосы длинные, лицо заурядное, была замужем, имела при себе золотой перстень пятьсот восемьдесят третьей пробы, предметы одежды неизвестны… 11 Спустя некоторое время начали поступать ответы на запросы по отдельным поручениям. Суть сообщений сводилась к одному. «Сведениями о безвестном исчезновении граждан, схожих по приметам с указанными в Вашем отдельном поручении лицами, не располагаем». В части присланных ответов в свою очередь также содержался запрос о проверке вероятности причастности Суклетина к исчезновению других людей, с приложением фотографий для опознания. Запрашивали дактилокарты Суклетина, а также просили сообщить, с какого времени он содержится под стражей. Указанные сведения были необходимы для отработки версий по делам следующего характера. В адрес Прокуратуры ТАССР поступило письмо из Башкирии, от имени начальника Чишминского РОВД о том, что: «в период с восемнадцатого по девятнадцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят пятого года на разъезде «Туркан» в садовом домике обнаружен труп гр. М. с признаками насильственной смерти. По обстоятельствам дела видно, что потерпевший мог встретить и познакомиться с незнакомым, посетить домик потерпевшего, где распивали спиртные напитки. Вами привлекается за аналогичное преступление Суклетин, который дал показания, что совершил ряд убийств на территории БАССР, поэтому просим сообщить, с какого времени находится под стражей Суклетин.» Следователь был вынужден вести обширную переписку, отвечая на подобные запросы, что составило четыре объемистых листа уголовного дела. Cуклетин достиг своей цели, следствие было завалено колоссальным объемом работ. Изложенные факты в явках с повинной тщательнейшим образом проверялись. Допрашивались другие обвиняемые по известным им обстоятельствам, устанавливалось место жительства свидетелей, при допросах внимание обращалось на мельчайшие детали. В результате кропотливой работы стало очевидным, что указанные заявления являются ложными и вызваны стремлением обвиняемого Суклетина затянуть следствие и отсрочить наказание за совершенные им преступления. Данный вывод исходил из того, что все «убийства» вышеперечисленных лиц совершались Суклетиным и его соучастниками в доме охранника садоводческого товарищества «Каенлык», где Суклетин сожительствовал с Галиевой М. Н. и Федоровой Л. А. Следствием было установлено, что, начиная с пятого декабря тысяча девятьсот семьдесят восьмого до середины октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, Суклетин сожительствовал с Галиевой, восьмого августа познакомился с Федоровой, а постоянно проживал с ней, начиная с середины декабря тысяча девятьсот восемьдесят второго года до двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Следовательно – Суклетин при соучастии Федоровой не мог совершить убийств женщин по имени Тома, Лариса и Валентина, якобы имевших место соответственно осенью тысяча девятьсот семьдесят второго года, весной тысяча девятьсот восьмидесятого года и летом тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Также было установлено, что девятого февраля тысяча восемьсот третьего года дом охранника сгорел, Суклетин обвинил в этом Федорову, подозревая ее в поджоге, поэтому Федорова ушла от него и вернулась только в июне тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. В этот период, начиная с одиннадцатого февраля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года до первого июня тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, Суклетин проживал с Галиевой во временной будке, сооруженной для охранника садоводческого товарищества «Каенлык». Таким образом Суклетин при соучастии Федоровой убийств женщин по имени Вера и Светлана в апреле и мае тысяча девятьсот восемьдесят третьего года совершить не мог. Помимо этого обвиняемая Галиева признала себя виновной в совершении совместно с Суклетиным убийств семи граждан, заявила, что в период ее проживания с ним других не убивали. В своем заявлении об убийстве мальчика по имени Володя, якобы имевшим место осенью тысяча девятьсот восемьдесят второго или тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, Суклетин сослался на Косенкова, Мишина и других лиц, как на очевидцев, знавших потерпевшего и видевших его вместе с ним в доме охранника садоводческого товарищества «Каенлык» и за его пределами. Допрошенные по этим обстоятельствам Косенков, Мишин и другие показали, что мальчика по имени Володя с указанными Суклетиным приметами не видели, полностью опровергли показания Суклетина. Галиева пояснила, что в мае тысяча девятьсот восемьдесят пятого года совместно с Суклетиным познакомилась на железнодорожном вокзале станции Казань с девушкой по имени Лара, которая вместе с матерью остановилась поездом в столице республики. Затем они втроем сходили на квартиру знакомой Тамоевой попросить у нее взаймы денег, однако последней дома не оказалось; вернулись на вокзал, и Лара в тот же день уехала из Казани. При этом Галиева подробно описала приметы Лары. Описание внешности, примет и одежды Лары, обстоятельства знакомства с ней полностью совпадают с указанными Суклетиным в своем заявлении обстоятельствами знакомств, описанием внешности, одежды и другими приметами женщин по имени Женя, которая якобы была убита при соучастии Федоровой, в июле или августе тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года. В явке с повинной Суклетин также сообщал об имевших место убийствах женщин по имени Валентина – бывшей работницы ресторана «Аэропорт» города Казани, с которой он познакомился в пивбаре летом тысяча девятьсот восемьдесят второго года, и по имени Лариса – бывшей работницы ресторана, с которой познакомился в саду на улице Ухтомского весной тысяча девятьсот восьмидесятого года, которую также привел домой и убил. Ложность и этих заявлений в процессе допроса свидетелей была доказана. 12 Из уголовного дела Алексея Суклетина: «…Суклетин излагает все новые факты совершенных им убийств, подробно перечисляя приметы потерпевших, обстоятельства их личной жизни. Для проверки всех перечисленных фактов следователем были направлены 1537 отдельных поручений во все концы Советского Союза, не зарегистрированы ли случаи исчезновения и не состоят ли на учете, как пропавшие без вести лица с точно указанными приметами… …В результате кропотливой работы стало очевидным, что указанные заявления являются ложными и вызваны стремлением обвиняемого Суклетина затянуть следствие и отсрочить наказание за совершенные им преступления. …Помимо всего обвиняемая Галиева признала себя виновной в совершении совместно с Суклетиным убийств пяти граждан. Установлено, что, по разговорам Суклетина, Федоровой предположительно было известно о совершенных им преступлениях, но конкретных фактов и потерпевших она не знала и соучастницей не являлась… Галиева рассказала, как в августе 1983 года к ней приехала Федорова и пригласила отметить ее день рождения. Федорова была в нетрезвом состоянии, по пути стала расспрашивать о том, правда ли Суклетин убивал женщин для съедения, на что Галиева ответила отрицательно… …По данному делу Суклетин был стационарно освидетельствован экспертной комиссией при Республиканской психиатрической больнице №3, которая указала, что он может отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Во время совершения преступлений находился в состоянии простого алкогольного опьянения. Его следует признать вменяемым. Повторная судебно-психиатрическая экспертиза в НИИ общей и судебной психиатрии им. В. П. Сербского показала следующее. Физическое состояние: высокого роста, правильного телосложения, удовлетворительной упитанности. На теле множественные татуировки. Тоны сердца ясные, громкие. Психическое состояние: испытуемый правильно ориентирован во времени и пространстве. Считал себя психически здоровым и вместе с этим заявил: «Вы врачи, вам виднее». Речь его неторопливая, несколько замедленная по темпу, но всегда последовательная. При разговоре о характере преступлений, совершенных им с особой холодностью и жестокостью, он, не глядя на собеседника, пожимает плечами, не высказывая никакого сожаления по поводу случившегося. Он говорит, что не испытывает жалость к убитым.» 13 «…Не испытывает жалости к убитым лицам, – еще и еще раз вчитывался следователь в официальный документ и при этом думал свои думы, – и пытается объяснить это тем, что все жертвы были «падшими женщинами», вели аморальный образ жизни, сожалея лишь о том, что его неизбежно ждет самое суровое наказание. Рассказывал, что все убийства он совершал одним и тем же путем, подчеркивал, что при убийствах страха не испытывал, думал лишь о том, чтобы кто-нибудь не помешал, не вошел в дом. Вместе с тем признался о том, что в момент первого убийства волновался, у него дрожали руки, испытывал сильное внутреннее напряжение. Перед убийством и в процессе расчленения трупа принимал большое количество алкоголя. На вопрос о том, считает ли он свое поведение не совсем обычным, ухмыляясь, говорил: «Конечно, все необычно». Но тут же подчеркивает, что в совершении убийств принимал участие не только он, но и другие лица, которые помогали ему, вместе с ним пили водку, употребляли части тела в пищу, были пособниками в сокрытии следов преступления. Тем самым он обострял внимание на степени и вины своих соучастников. С некоторым самодовольством говорил, что по собственной инициативе сообщил на следствии еще об одиннадцати убитых им лиц, в том числе двух мальчиков. Причину такого рода признания объяснил тем, что они не усугубят тяжести наказания. Поведение было упорядоченное, он много читал, охотно общался с другими испытуемыми, беседовал с ними на темы, не касающиеся его дела, легко раздражался при попытках окружающих рассказать о совершенных им деяниях. Нарушения мышления, памяти, внимания не наблюдалось. Критически оценивал свое состояние и сложившуюся ситуацию. Комиссия пришла к выводу, что Суклетин психическими заболеваниями не страдает и не страдал, обнаружились, правда, психопатические черты характера и склонность к злоупотреблению спиртными напитками; на это указывают такие свойственные ему особенности характера, как эгоцентризм, повышенная раздражительность, возбудимость, жестокость, мстительность, эмоциональная холодность, что не сопровождается нарушением мыслительных процессов, интеллекта, критики и не лишает его способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими… В состав комиссии входили: один академик, три доктора и два кандидата медицинских наук. Итак, «светила» психиатрии признали его вменяемым. Для производства повторной судебно-психиатрической экспертизы в Институт была доставлена и Галиева. При поступлении в отделение она была настороженной, озлобленной, контакт с ней носил формальный характер. Постепенно, однако, адаптировалась, стала живее, общительнее, охотно вступала в беседу с врачом. «Держалась естественно, в окружающем ориентировалась правильно. На поставленные вопросы отвечала по существу, ответы продумывала. Речь ее была грамматически правильная, последовательная. Сведения о себе сообщала достаточно полно, стремилась подчеркнуть свои положительные качества – трудолюбие, аккуратность, доверчивость, жизнерадостность. Отмечала также такие характерологические особенности, как неуравновешенность, обидчивость. Считала, что раньше была человеком решительным, умеющим за себя постоять. Тепло отзывается о своих близких, о дочери. Плакала при этом…» Охотно рассказала Дина, судя по документам, поступившим из Института, и историю знакомства с Суклетиным, утверждала, что любит его. Вместе с тем охарактеризовала его крайне отрицательно, считала, что сама изменилась только под его влиянием. Суклетин, по ее словам, «постоянно», планомерно «подчинял ее своей воле», «растоптал как человека и женщину», сделал «послушным орудием в своих руках». Сообщила, что к убийствам, людоедству он «готовил» ее постепенно, приводил литературные данные, говорил о ее «избранности», «приобщении к таинствам». Все его доводы, убеждения как-то «завораживали», действовали «как наркоз». При первом убийстве наблюдала происходящее, будучи ошеломленной, потрясенной, но вино, курение, его уговоры снижали остроту переживаний. Выполняла его указания, помогала ему. Суклетин убеждал, что этих женщин никто искать не станет. Сначала попытки есть части тела потерпевших вызывали рвоту, но «постепенно привыкла». При следующих убийствах вела себя уже спокойно, однако испытывала страх перед наказанием, опасалась за свою жизнь и жизнь своих близких. Но продолжала верить Суклетину, надеялась на его «изворотливость», «точный расчет». Галиева не считает себя психически больной, не скрывает злоупотребления алкоголя, но тягу к нему отрицает. Утверждала, что все происходящее кажется страшным сном. Следователь, оторвавшись от бумаг, задумался о судьбе Галиевой. «Да, тяжелый случай…» …Временами она становилась необщительной, плакала, заявляла, что не сможет жить среди людей и будет просить суд дать ей высшую меру наказания. «В период исследования какого-либо болезненного расстройства психической деятельности, исключавшего способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, она также не обнаруживала, была признана вменяемой». На экспертизу в Институт им. В. П. Сербского поступил также Никитин. Сведения о себе он сообщил охотно и последовательно. Говорил, что неуравновешенный, вспыльчивый, но, мол, общителен и справедлив. Стремился преуменьшить свое пристрастие к алкоголю: дескать, «не больше других». Не отрицал, что последние месяцы употреблял спиртные напитки почти ежедневно, опохмелялся для того, чтобы «снять» дрожь в руках. Злоупотребление объясняет тоскливым настроением, связанным с распадом семьи. Высказал сожаление по поводу случившегося, пояснил, что присутствие при убийстве вызвало у него «оцепенение», страх и боязнь перед Суклетиным, который угрожал расправой ему и членам его семьи. «Критическая оценка своего состояния и сложившейся ситуации у Никитина не была нарушена. Было установлено, что страдает хроническим алкоголизмом. Болезненного расстройства психической деятельности не обнаружено. Признан вменяемым». 14 То, что прокатился в Москву, в институт Сербского, было вовсе неплохо. Леха был рад, что время идет, следствие затягивается, а там, кто его знает, может, еще повезет: амнистия какая или еще что. Приятно было вырваться из опостылевшей камеры, а болтать с врачами о всякой ерунде было даже весело. Леха сразу понял, что скосить под психа ему все равно не удастся и, махнув на все рукой, решил отвечать как есть. Но скоро беседы показались ему нудными и однообразными. Внимательные врачи в белых халатах окончательно достали его, тщательно записывая каждое слово: – Скажите, Суклетин, вы совсем не раскаиваетесь в содеянном? – А че каяться? Это ж все проститутки были. Я обществу помогал, очищал его, можно сказать, от «аморального элемента». Нет, не жалею их! – Ну а почему вы все-таки убили в первый раз? И как получилось, что вы стали употреблять человеческое мясо в пищу? Леха глуповато хмыкнул, пожав плечами: – А интересно было… Я баб люблю. Вот. В постели с ними хорошо. Захотелось попробовать, какие они на вкус. Совсем молоденький доктор, какой-нибудь аспирант, наверное, вдруг спросил: – А вы Суклетин, Бога не боитесь? Страшного суда? – Ха-ха, что мне Бог! Я сам себе бог и дьявол! Смерти я вообще-то боюсь. Неохота сейчас подыхать, мало еще пожил. А катись-ка ты со своим Страшным судом! Но «прогулка по Москве» все же закончилась, и Лехе пришлось вернуться в свою камеру.