Да лоб перекрестить. Поешь – когда останется От старших да от деточек, Уснешь – когда больна… А на четвертый новое Подкралось горе лютое — К кому оно привяжется, До смерти не избыть! Впереди летит – ясным соколом, Позади летит – черным вороном, Впереди летит – не укатится, Позади летит – не останется… Лишилась я родителей… Слыхали ночи темные, Слыхали ветры буйные Сиротскую печаль, А вам нет ну̒жды сказывать… На Демину могилочку Поплакать я пошла. Гляжу: могилка прибрана, На деревянном крестике Складная золоченая Икона. Перед ней Я старца распростертого Увидела. «Савельюшка! Откуда ты взялся?» – Пришел я из Песочного… Молюсь за Дему бедного, За все страдное русское Крестьянство я молюсь! Еще молюсь (не образу Теперь Савелий кланялся), Чтоб сердце гневной матери Смягчил Господь… Прости! — «Давно простила, дедушка!» Вздохнул Савелий… – Внученька! А внученька! – «Что, дедушка?» – По-прежнему взгляни! — Взглянула я по-прежнему. Савельюшка засматривал Мне в очи; спину старую Пытался разогнуть. Совсем стал белый дедушка. Я обняла старинушку, И долго у креста Сидели мы и плакали. Я деду горе новое Поведала свое… Недолго прожил дедушка. По осени у старого Какая-то глубокая На шее рана сделалась, Он трудно умирал: Сто дней не ел; хирел да сох, Сам над собой подтрунивал: – Не правда ли, Матренушка, На комара корёжского Костлявый я похож? — То добрый был, сговорчивый, То злился, привередничал, Пугал нас: – Не паши, Не сей, крестьянин! Сгорбившись За пряжей, за полотнами, Крестьянка, не сиди!